Читать онлайн «Русская Америка: слава и позор». Страница 63

Кончилось это нападением ста пятидесяти «диких» на небольшое поселение Компании верстах в двадцати от Новоархангельска. Один служащий Компании был убит, один ранен, остальные спаслись, но были ограблены до нитки.

Весной 1854 г. в Новоархангельск перебросили с «материка» 22 военных матроса и около сотни солдат сибирского полка — не столько из-за индейцев, сколько в связи с полыхавшей уже Крымской войной.

Тлинкиты снова предприняли попытку взять штурмом Новоархангельск. Началось форменное сражение — большой отряд вооруженных современными ружьями индейцев пытался ворваться в крепость, навстречу им вышли солдаты с тремя полевыми пушками… Позже чиновники Компании признавали, что дело обстояло крайне серьезно, и, если бы не этот отряд с пушками, крепость вполне могла быть взята…

Всего в этом бою погибли двое русских, еще четверо умерли от ран, кроме того, ранены были пятнадцать. Как водилось и в более цивилизованных армиях, свои потери индейцы категорически отказались обнародовать, сообщив, что они, мол, незначительные.

Многие обоснованно полагали, что произошло все от чрезмерной мягкости нынешних властей. В официальном донесении в Петербург так и писалось: «Причины эти заключаются в постепенно возраставшем своеволии дикарей, от слишком кроткого и снисходительного с ними обращения, которое они вероятно объясняли себе нашей слабостью в силах и положили возможным воспользоваться через то легким грабежом и добычею». Баранова на них, обормотов, не было…

По результатам сражения случилось первое и единственное в Русской Америке вручение боевых российских наград. Солдатский Георгиевский крест получил тяжело раненный в бою матрос Васильев, еще двое военных моряков, один солдат и служащий РАК были награждены Георгиевскими медалями «За храбрость», а прапорщик Алексей Баранов — орденом Св. Анны 4-й степени.

После этого произошло еще несколько мелких нападений на одиночные русские лодки, но постепенно воцарился мир — наверняка еще и потому, что в Новоархангельск дополнительно перебросили из Охотска сотню солдат. Больше индейцы воевать не пытались.

Нужно признать, что порой повод к неудовольствию давали и сами русские. В конце апреля 1838 г. из Новоархангельска бежали трое служащих Компании — двое русских и креол. Оба русских еще в прошлом году пытались сбежать к англичанам, но индейцы изловили и привезли обратно в крепость, где «дезертиров» как следует выпороли.

На сей раз эта теплая компания два месяца пробегала на воле. Сначала ни с того ни с сего застрелили двух плывших куда-то «диких» индейцев, потом вырезали две индейских семьи (11 человек, за исключением двух девушек, которых прихватили с собой). Потом ввязались в перестрелку с каким-то индейским отрядом, потеряли одного из своих — а оставшиеся двое, видя, что на воле становится жарковато, вернулись и сдались начальнику Дионисьевского редута. Туда же очень быстро прибыл отряд индейцев, чтобы согласно традициям кровной мести перерезать всех и все сжечь.

Кое-как удалось договориться — и потому, что в поддержку русских выступили окрестные индейские «кунаки», и оттого, что к берегу подошел бриг Компании. В полном соответствии с индейскими традициями пришлось отдать в виде «платы за кровь» товаров на 1200 руб., а обоих варнаков увезли судить на «материк».

В попытках как-то повлиять на воинственных тлинкитов решили с санкции императора учредить звание «Главного колош-ского вождя». Вот только подошли к делу формально, не собрав предварительно сведений о подлинной расстановке сил внутри индейских племен. Подыскали крещеного тлинкита Михаила Кухкана, устроили пышную церемонию провозглашения его «Главным вождем» — в новоархангельском соборе, в присутствии всего начальства Компании и индейских «аристократов». Кух-кану торжественно вручили царские дары: парчовый кафтан, кушак с бахромой и треуголку с перьями (обошлось все это более чем в тысячу рублей).

Вот только небогатый и малоавторитетный Кухкан и среди своей-то общины особого почета не имел — а остальные племена и вовсе относились к нему наплевательски. Так что затея с «Главным вождем» закончилась совершеннейшим провалом, да вдобавок принесла нешуточные денежные убытки…

А теперь о том, как при государе императоре Николае I обращались с заносчивыми конкурентами-британцами. История примечательная и поучительная, поскольку ничем не напоминает времена Плешивого, когда перед «цивилизованными европейцами» почтительно расшаркивались даже тогда, когда они были категорически не правы. Порядки завелись другие — никто теперь не собирался расстилаться мелким бесом перед первым попавшимся иностранным прохвостом…

Текла себе, журчала по Аляске река Стикин (она и посейчас на том же месте невозбранно протекает). Текла по британским землям, потом по русским и впадала себе мирно в Тихий океан. Возле ее устья, на своей законной территории, русские только что выстроили Дионисьевский редут — не особенно помпезное деревянное укрепление с двадцати двумя людьми в качестве гарнизона и небольшими пушками.

В июне 1834 г., у берега означенного редута стоял на якоре 14-пушечный бриг компании «Чичагов», тот самый, что четырьмя годами позже отгонял от редута «немирных» тлинкитов. Командовал ими Д. Зарембо, военно-морской лейтенант на службе Компании.

Тут в море объявилось и вскоре вошло в устье английское судно «Дриад», принадлежащее конкурентам, Компании Гудзо-нова залива. Англичане намеревались войти в реку, пройти по ней до «ничейных» земель и устроить там свою факторию.

Зарембо этому их историческому рейсу категорически воспрепятствовал. Разговор, правда, шел в основном «на пальцах» — никто из русских английского не знал, как и британцы русского, и объяснялись через тех, кто кое-как владел испанским. Но главная мысль лейтенанта была британцам понятна: хрен вы у меня по реке пойдете!

Силой англичане пробиваться не стали — у лейтенанта было 14 орудий на бриге, да и вооруженный пушками редут мог вступить в игру. У самих британцев с артиллерией обстояло скверно. Однако они заупрямились: хотим плыть, и все тут! Факторию хотим! Пушнину скупать желаем!

Зарембо отправил донесение тогдашнему главному правителю Русской Америки барону Врангелю, знаменитому мореплавателю. А к месту действия стали тем временем стягиваться «дикие» тлинкиты, неплохо снаряженные русскими и американскими ружьями. Потом англичане жаловались, что Зарембо, мол, специально натравливал на них воинственных краснокожих, которые их едва не перерезали. На самом деле науськивать краснокожих не было никакой нужды: они озлобились на англичан по собственному почину, из-за экономических мотивов. До того именно это племя держало дальше по Стикину всю монополию на торговлю пушниной с обитавшими в глубине материка племенами. С русскими они давно разграничили сферы влияния, а вот новые конкуренты в лице британцев им были решительно ни к чему. А потом индейские вожди с дикарской непринужденностью обратились к Зарембо: мол, командир, а чем вообще с этими бакланами торговать? Ща мы с них скальпы поснимаем, минута дела…

Зарембо подобную самодеятельность запретил. Тут вернулся посланный к Врангелю гонец — барон полностью поддерживал действия своего офицера. Индейцы, поигрывая ружьями, с нехорошим интересом присматривались к прическам англичан — и те, решив не дразнить судьбу, уплыли восвояси.

И подняли хай вселенский — настучали своему начальству, а уж оно обратилось к английскому правительству, жалуясь на злобных русских и требуя возмещения неких убытков, которых Компания Гудзонова залива по какой-то неведомой методике насчитала аж сто тридцать пять тысяч рублей.

Лондон взвился, как кот, которому наступили… ну, на хвост. Стал посылать такие ноты, что американский посол даже поторопился донести в Вашингтон: этот инцидент может стать поводом для русско-английской войны…

Во времена Александра, сомнений нет, униженно извинились бы и отсчитали требуемые деньги до копеечки. Но на престоле давно уже сидел не Александр, а его гораздо более умный и дельный младший брат…

Министр иностранных дел Нессельроде отправил Николаю послание, проникнутое здоровым, веселым цинизмом настоящего государственника. Формально, в силу юридического крючкотворства, писал он, англичане вообще-то правы: последний год действует соглашение 1825 г., по которому они плавать по Стикину вообще-то могут. Но, прибавлял он далее, если англичане и правы юридически, с практической-то стороны их действия нанесут ущерб русской экономике — а раз так, нужно тянуть время и ни в чем не признаваться…

Николай был с такой позицией полностью согласен. И Нессельроде, дипломат опытнейший, принялся со всей серьезностью дурить голову англичанам, цепляясь к малейшим деталям ситуации. Зарембо, писал министр в Лондон, вовсе англичанам не «препятствовал». Всего-навсего передал им письменный протест против плавания по реке. А это вовсе не означает «препятствовать». Вы не согласны, милорды? Тогда давайте подробнейшим образом обсудим понятие «препятствовать», чтобы прийти к единой формулировке. К тому же англичане собирались плыть не по реке в море, а из моря в реку, что опять-таки в договоре 1825 г. должным образом не отражено. Давайте тогда соберемся и уточним окончательно смысл понятия «плавание по реке»…