Читать онлайн «Русская Америка: слава и позор». Страница 44

Детали так и останутся неизвестными навсегда, но нет сомнений, что Рикорд (и поддерживавшие его Пестель с Трески-ным) не на сознательность японцев били, а откровенно намекали на вполне возможные неприятные последствия. Достоверно известно, что Рикорд в конце концов всерьез стал готовить десант и штурм кунаширской крепости.

Японцы на примере Хвостова и Давыдова уже имели некоторый опыт общения с русскими моряками. И вряд ли жаждали новых уроков. Вот правительство в конце концов, сохраняя лицо, и объявило, что оно, такое все из себя благородное и объективное, порешило Ховорина-сан освободить…

Вот и вся история. Почему Головнин мне категорически не по нутру? Причина проста…

Головнин, конечно, человек заслуженный. С юности воевал, и неплохо, награжден боевой медалью за сражение со шведами. В Кейптауне, когда англичане в период напряженных с ними отношений задержали его судно, совершил дерзкий побег. «Диана» была поставлена на два якоря в дальнем углу залива, меж двумя английскими фрегатами, и Головнин в сумерки, при сильном дожде и ветре, приказал обрубить канаты и на «штормовых» парусах ухитрился уйти из гавани…

Впоследствии он написал несколько интересных книг. И все же, все же…

Никак нельзя простить Головнину все, что он намолол как о Резанове, так и о Русско-Американской компании. Вот образчик его оценки Резанова: «Он был человек скорый, горячий, затейливый писака, говорун, имевший голову более способную созидать воздушные замки, чем обдумывать и исполнять основательные предначертания и вовсе не имевший ни терпения, ни способности достигать великих и отдаленных видов; впоследствии мы увидим, что он наделал Компании множество вреда и сам разрушил планы, которые были им же изобретены…»

Думается мне, что читатель уже узнал о Резанове достаточно, чтоб самому убедиться в несправедливости этой оценки. И потом… Чтобы судить такого человека, как Резанов, Головнину следовало и самому быть в гуще событий, в серьезных чинах, знать и предмет критики, и самого критикуемого.

Меж тем Головнин, семнадцати лет окончивший в 1793 г. Морской корпус до весны 1806 г. практически беспрерывно находился в плаваниях — как на родине, так и у берегов Швеции, Норвегии, Англии, Голландии, Франции, Испании. С Резановым знаком не был, к делам Российско-Американской компании никакого отношения не имел до мая 1810 г., когда привез груз хлеба в Русскую Америку… Так кто ему дал право так писать о Резанове? А впрочем, и Баранов у него — не более чем тупой «тиран и сатрап», да и сама Русская Америка какая-то унылая, корявая, холодная и ветреная, насквозь неправильная. Брюзжал, брюзжал и брюзжал неведомо по каким причинам. Может, из кастовой спеси, памятуя о конфликте Крузенштерна с Резановым? Сам Крузенштерн, как уже говорилось, и тридцать лет спустя о Резанове писал исключительно гадости…

Собственно, что такое Головнин? Автор интересных книг, и не более того. Воевал, конечно, — так все тогда воевали. Кругосветное путешествие совершил? Во-первых, именно что одно путешествие вокруг света, а не два, которые ему приписывают (дело в том, что «Диана», истины ради, не вокруг света проплыла, а лишь из Петербурга до Камчатки мимо мыса Доброй Надежды, а уж оттуда Головнин возвращался домой через Сибирь, сухопутьем). Во-вторых, путешествие свое он совершил девятым. Всего с 1803 по 1850 гг. насчитывается 38 русских кругосветных и «полукругосветных» путешествий вокруг света -21 организовано военно-морским ведомством, 16 — Российско-Американской компанией и 1 — графом Румянцевым. В этом списке Головнин значится именно что девятым (см. Приложение).

Что еще? Был генерал-интендантом российского флота — что его опять-таки характеризует не с лучшей стороны. Что такое российские военные интенданты царских времен, известно прекрасно. Большой знаток этого вопроса, генералиссимус Суворов, говаривал: военного интенданта, прослужившего пару-тройку лет, можно свободно вешать без суда и следствия, не ошибешься…

Одним словом, не Головнину было поднимать хвост на Николая Петровича Резанова, Александра Андреевича Баранова и их сподвижников — не столь уж значительная персона, чтобы высокомерно изображать строителей империи ничтожествами и тупыми сатрапами… И все бы ничего, но в советское время эти высказывания Головнина пришлись ко двору советским историкам. Головнин опять-таки числился «прогрессивным мореплавателем», а Резанов, как я уже писал, реакционным эксплуататором и придворным интриганом…

Да, вот, кстати. Самое интересное в японской эпопее Головнина я приберег напоследок. Уже потом, когда его со спутниками освобождали, выяснилось, отчего японцы были настроены так враждебно. Голландцы постарались. Они, стервецы, будучи единственными в Японии знатоками русского языка и экспертами по русским бумагам, безбожно искажали те документы, что японцы им давали читать. Переводя письмо Хвостова к губернатору Мацмая о желании завязать торговые отношения, какой-то хер голландский от себя добавил, будто Хвостов грозится в случае отказа завоевать Японию и прислать орду русских священников, которые всех подданных императора насильно загонят в православие. А чин Хвостова «лейтенант» голландцы, не моргнув глазом, перевели как «наместник». Вот японцы долгое время и полагали совершенно серьезно, что с ними воюет жуткий и могущественный Никола-Сандрееч, императорский наместник на Дальнем Востоке. А голландцы вдобавок, узнав о взятии французами Москвы, стали уверять японцев, что Наполеон захватил «всю» Россию. Мотив лежит на поверхности: ну не хотели голландцы терять свое монопольное положение единственных торговых посредников меж Японией и остальным миром. Вот и пакостили как могли, стервецы…

Правда, чуть-чуть позже голландцев самих из Японии вежливо попросили. Наполеон к тому времени Голландию захватил — как раз всю, в отличие от России. А англичане, соответственно, заняли Яву — и тамошние голландцы, попав в подчиненное положение, вынуждены были ввозить в Японию теперь уже индийские товары.

Вот теперь в эксперты позвали уже пленного Головнина и спросили: Ховорин-сан, как, по-вашему, что эти индийские товары означают? Где обычные голландские? Голландцы говорят, будто все оттого, что они с англичанами подружились, уж так подружились, что и торгуют вместе…

Головнин, видывавший большой мир и знавший ситуацию, подумал и ответил: это может означать только одно — Голландия взята Наполеоном, а Ява, соответственно, англичанами…

Голландцы в конце концов признались, что их держава и впрямь уже не прежняя республика, а королевство, которое Наполеон создал «под родного братца». Японцы поначалу не поверили, не хотели верить, что в Европе так просто создаются монархии. Но потом отыскались русские газеты. Японцы к тому времени освоили русский настолько, чтобы читать их самостоятельно. Вот и прочли: что Голландия уже и не королевство, поскольку Наполеон, на что-то рассердившись на брата, из голландских королей его уволил, а страну присоединил без затей к своей империи в качестве провинции. Тут-то для голландцев и настали скверные времена…

Короче говоря, Головнина освободили. Япония еще сорок лет оставалась в полной изоляции. А потом приплыл американский командор Перри, высадил на берег пятьсот вооруженных моряков, навел на порт сотню своих орудий и ласково предложил: господа японцы, а не подписать ли нам торговый договор? А не открыть ли вам несколько портов для американских торговых кораблей и наших товаров? Как думаете?

Японцы грустно посмотрели на ощетинившиеся пушками корабли, на полтыщи бравых американских парней и тут же согласились: ну как же, самое время, мы и сами собирались… Где подписать?

Что характерно, ни тогда, ни потом никто в Америке не делал из этого драмы, и никому в голову не пришло именовать действия командора Перри «разбойными». Лично я, кстати, тоже так не считаю. Человек обеспечивал экономические интересы своей страны, действуя так, как было повсеместно принято. Разбой-то при чем? Командор Перри ни у кого карманных часов не крал, кладовок не взламывал и с девицами не охальничал…

На этом мы пока что расстанемся с Японией (но не насовсем!) и вернемся в Русскую Америку, где уже плавало у «оскаленных берегов» судно Компании с ярко начищенными медными буквами на борту: «Александр Баранов».

Не подумайте грустного — Писарро российский был жив-здоров и полон сил!

Но хлопот у него по-прежнему был полон рот — особенно с ежегодным «съездом» индейцев-тлинкитов. У них было в обычае каждую весну собираться оравой человек этак с тысячу в Ситхинском заливе — ловить селедку, когда ее косяки шли на нерест. Вот только первым вопросом на повестке дня отчего-то всякий раз вставало не мирное рыболовство, а нечто иное: не напасть ли снова на русских и не вырезать ли их поголовно? Сколько мехов и прочего добра бледнолицые у себя накопили…