Читать онлайн «Праведник. История о Рауле Валленберге, пропавшем герое Холокоста». Страница 28

«Затем я договорился с Валленбергом, что к своим собственным спискам он добавит еще испанский и швейцарский, которые я ему передам. Подобным же образом были получены еще несколько охранных грамот папского нунциата, и я попросил Валленберга отвезти их к границе тоже. А пока Валленберг со своими помощниками туда ездил, я убедил Фаркаша связаться от имени испанского посольства с венгерскими официальными лицами на границе и, чтобы наши списки выглядели в их глазах убедительнее, вручить им определенные суммы денег. Свою просьбу к Фаркашу я «усилил», закрепив за ним право собственности на ценный участок земли в Буде».

Всякий раз, когда Валленберг возвращал поездом от границы освобожденных участников «маршей смерти», Самоши шел на вокзал, принимал их и доставлял в охраняемые миссией Швеции или других нейтральных стран здания. Как правило, из-за проведенной на ногах целой недели и случавшейся иногда давки в вагонах, освобожденные прибывали в ужасающем состоянии. Кроме того, по улицам Будапешта постоянно бродили вооруженные банды нилашистов. Поэтому сопровождение освобожденных до места их размещения тоже было задачей нелегкой. Самоши обычно нанимал для этого полицейских и размахивал на пути перед всеми интересующимися своим удостоверением международного служащего.

Кроме того, он вел настоящую окопную войну с работниками посольства, сетовавшими на то, что количество принимаемых под покровительство Испании лиц явно перекрывало разрешенную квоту выдаваемых паспортов. Чиновникам, естественно, не хотелось обременять себя излишней работой. Самоши решил эту и еще множество подобных проблем просто и эффективно — он поступил на дипломатическую службу Испании, посольство которой явно испытывало к этому времени штатный голод. Тут ему пригодились добрые отношения с Фаркашом и Санс-Рицем, а также услуга Борна, обратившегося к испанскому поверенному в делах с официальной просьбой Красного Креста наделить Самоши и Комоя официальным дипломатическим статусом. Подобные вещи могли происходить только в атмосфере царившего в Будапеште хаоса: очень скоро и Самоши и Комой были зачислены в штат посольства и стали обладателями испанских дипломатических паспортов.

В первую неделю декабря их положение даже упрочилось: опасаясь советского плена, Санс-Риц вместе с остальным посольским персоналом из столицы бежал, фактически передав в руки Самоши единственное в Будапеште дипломатическое представительство, полностью признававшее салашистский режим. В распоряжении Самоши и Комоя оказались, таким образом, все штампы, печати и бланки посольства, резиденции и конторы, автомобиль с дипломатическим номером, связка испанских флагов и немалый кредит доверия со стороны собратьев-фашистов и тогдашнего правительства Венгрии.

Безусловно, всем этим свалившимся с неба богатством Самоши воспользоваться не замедлил. К семистам уже выданным испанским паспортам он добавил еще несколько сотен. Он также водрузил испанский флаг над детским домом на улице Доб и над штаб-квартирой Комоя на улице Мункач, распространяя на них, таким образом, право экстерриториальности, дополнявшее уже имевшееся у этих домов покровительство организации Красного Креста. Однажды ночью, когда боевики нилашистов ворвались в детский дом на улице Доб, Самоши с негодованием прочитал им лекцию о праве экстерриториальности, не забыв, кстати, напомнить о крепкой дружбе Гитлера и Салаши с Франко. Бормоча извинения, непрошеные гости ушли.

Передвигаясь по городу, на этот раз с тремя комплектами документов, одетый по последней моде, принятой у нилашистов, — в куртку с меховой оторочкой и в деревенской шляпе на голове, Самоши с дерзостью проезжал через нилашистские кордоны, нисколько не пытаясь их избегать. «Это были примитивные люди. И чтобы справиться с ними, достаточно было иметь громкий голос или заносчивый вид».

Для поддержания видимости нормальной работы посольства Самоши нужен был настоящий испанец, который мог бы сыграть роль поверенного в делах. Однако настоящего испанца в Будапеште найти не удалось и, за неимением лучшего, пришлось довольствоваться итальянцем — знакомым по имени Джорджо Перласка, жившим в квартире в том же посольском здании. «Без большой помпы, — сообщает Самоши, — мы его «утвердили», и я должен сказать, парадную сторону представительства он выполнял отлично». Отныне на множестве нот протеста, предъявляемых миссиями нейтральных стран венгерскому правительству, имя Перласка стояло наравне с подписями настоящих руководителей миссий, таких, как монсеньор Ротта или посол Даниельссон. Вместе с Самоши Перласка отправлялся на операции по вызволению схваченных нилашистами евреев, имеющих испанские паспорта, и иногда даже заходил вместе с ним в помещения местных отделений партии нилашистов, где обычно бандиты пытали своих жертв прежде, чем их убить. Вместе с тем, пока шли эти отчаянные спасательные операции, проблемы добывания продовольствия для детских домов а также доставки его под бомбежками, обстрелами и угрозами грабежа никто не отменял, и их по-прежнему приходилось решать.

К концу декабря Самоши, Валленберг и другие дипломаты нейтральных стран повели отчаянную борьбу против планов насильственного перевода пяти тысяч детей из пятнадцати детских домов в Общее гетто, где обеспечить детей продовольствием было бы практически невозможно. Противодействуя намерениям нацистов, как раз накануне Рождества дипломатический корпус направил Салаши составленную Валленбергом ноту протеста. «Даже во время войн, — говорилось в ней, — совесть и закон осуждают направленные против детей враждебные действия. К чему же тогда переселять эти невинные создания в места, где они не увидят ничего, кроме несчастья, отчаяния и боли? Все цивилизованные народы земли уважают права детей, и подобные, явно направленные против малых сих меры, предпринятые в такой традиционно христианской и рыцарственной стране, какой считается Венгрия, были бы восприняты во всем мире с крайним удивлением и болью» [40].

Нота протеста еще не успела дойти до Салаши, как боевики нилашистов отметили рождение Христа убийством семи сирот в одном неохраняемом детском доме. Совместные усилия Валленберга, Самоши и других не смогли предотвратить это злодеяние. Обслуживающий персонал большинства детских домов нилашисты не тронули, хотя на последней стадии штурма города большая часть его бежала, оставив детей полностью беззащитными.

Ганс Вейерман, новоназначенный представитель МКК, заместивший на этом посту Борна, сообщал о состоянии детских домов в это время: «Дети от одного до четырнадцати лет, голодные, оборванные и истощенные, смертельно напуганные гулом самолетов и взрывами бомб, расползались по всем углам здания. Их чесоточные тела покрылись коростой грязи, лохмотья кишели вшами. Сбившись от страха в кучу, они что-то нечленораздельно бубнили. Они не ели уже очень долгое время, и в течение многих дней за ними практически не было никакого присмотра. Никто не знал, куда и когда пропали их няни».

Положение детей было таким отчаянным, что для многих освобождение, которое принесли с собой русские, пришло слишком поздно. Несмотря на улучшенное питание, лекарства и продолжающиеся усилия Красного Креста, включая помощь неутомимого Ласло Самоши, питомцы детских домов продолжали умирать сотнями в течение января, февраля и марта 1945 года.

Ласло Самоши пережил войну и русскую оккупацию; вместе с женой и детьми ему удалось перебраться в находившуюся под управлением Британии Палестину, позже в Израиль, где он основал в Хайфе новую фирму по торговле недвижимостью. Оглядываясь назад на лихорадочные и трагические месяцы в Будапеште, он подчеркивает: «Каких бы успехов ни добивались некоторые из нас, за всей операцией по спасению стоял Валленберг. Это Валленбергу принадлежала идея координации усилий шведской, швейцарской, испанской и португальской миссий, а также папского нунциата и организации Красного Креста. Мы все работали вместе в тесном контакте под его руководством».

Несмотря на свое позерство на ужине у Валленберга, Эйхман тем не менее не собирался оставаться в Будапеште, где его, как он понимал, с приходом русских ожидала верная смерть. Поскольку Красная Армия уже смыкала кольцо осады вокруг венгерской столицы, он приказал своей команде приготовиться к отъезду по первому же сигналу. Но до отъезда Эйхман хотел осуществить две операции. Первую, ликвидацию всех членов Еврейского совета, он собирался провести лично сам. Вторую, молниеносное избиение всего остававшегося в Будапеште еврейского населения, он вынужден был отложить до перевода евреев из Международного гетто в Общее. Проведение последней акции было поручено частям СС и боевикам нилашистов, в случае необходимости ее могли провести и после отъезда Эйхмана. Ранним вечером 22 декабря один из его помощников позвонил в контору Еврейского совета в Общем гетто, где 75 000 евреев ютились в 243 зданиях и «охранялись» 800 нанятыми правительством нилашистами. Телефонную трубку поднял привратник дома Якоб Такач. Эсэсовский офицер приказал ему собрать членов Еврейского совета в девять часов для встречи с Эйхманом.