Читать онлайн «От «Барбароссы» до «Терминала»: Взгляд с Запада». Страница 43

Погребение 6-й армии

К концу октября русские позиции в Сталинграде представляли собой несколько очагов сопротивления среди каменных развалин на правом берегу Волги, глубина которых редко превышала 300 метров. Тракторный завод был в руках немцев, которые усеяли мертвецами каждый метр заводской территории. «Баррикады» были наполовину захвачены немцами, сидевшими на одной стороне литейного цеха против пулеметов русских, укрытых в потухших мартеновских печах, на другой. Оборонительные позиции русских на территории завода «Красный Октябрь» оказались расколоты на три части.

Но эти последние островки сопротивления, закаленные в горниле непрекращающихся атак, были неистребимы. 6-я армия выдохлась, она была так же истощена и измотана боями, как английские дивизии Хейга[125] в битве при Пасшенделе четверть века тому назад, и с чисто военной точки зрения идея еще одного наступления в городе была бессмысленна.

Очевидной аргументации в пользу немедленного отвода немецких войск на «зимние позиции» можно было противопоставить в целом убедительный для солдат довод об известном «уроке» Ватерлоо и битвы на Марне: «исход сражения решает последний батальон». Немцы, видевшие, как их силы тают в пекле боев неделя за неделей, отказывались верить, что русские не несут потери в таких же пропорциях.

Для многих из них, и особенно для Гитлера, сравнение Сталинграда с Верденом было неотразимым. Когда какой-то пункт на военной карте обретает символическое значение, его потеря может сломить волю обороняющихся независимо от его стратегической ценности. В 1916 году «мясорубка» генерала Фалькенхайна была остановлена тогда, когда еще один месяц боев привел бы к уничтожению всей французской армии. В Сталинграде на карту была поставлена не только воля русских к борьбе, но и оценка всеми другими странами мира военной мощи Германии. Отвод войск с поля боя был бы равнозначен признанию поражения, которое, хотя, возможно, и было бы приемлемым для бесстрастного и расчетливого профессионального военного ума, было немыслимым с точки зрения германской «мировой политики».

Большинство штабных офицеров группы армий «Б» по-прежнему были заняты подготовкой «последнего штурма» Сталинграда. Рихтгофен пишет, что даже новый начальник генерального штаба ОКХ Цейтцлер считал, что «если мы не сможем довести дело до конца сейчас, когда русские находятся в исключительно трудном положении, а Волга блокирована ледоставом, то никогда уже не сумеем добиться этого». Это мнение начальника штаба ОКХ наверняка бы изменилось, знай он, что русские, вопреки его суждению об их «тяжелом положении», сосредоточили более 500 тысяч солдат, около 900 новых танков, 230 артиллерийских полков и 115 дивизионов реактивных минометов на фронте атаки протяженностью менее 60 километров — самая высокая концентрация живой силы и огневой мощи с начала Восточной кампании.

В то время как 6-я армия собирала силы для решающей атаки на позиции русских в развалинах Сталинграда а на ее флангах советские армии в соответствии с планом Г. К. Жукова скрытно занимали исходные рубежи, странная тишина временами опускалась на казавшийся вымершим город.

Поскольку каждая из сторон постоянно пыталась улучшить свои тактические позиции, местные схватки на уровне рот круглосуточно вспыхивали то на одном, то на другом участке фронта. Немецкий танк выползал из-за угла, медленно разворачивался и осторожно полз к удерживаемым русскими остовам зданий: люки наглухо задраены, танкисты нервничают в ожидании боя. Затаившиеся советские бойцы напряженно следят за танком, выжидая появления остальных немецких сил. Второй танк появляется на углу улицы, останавливается, его башня с орудием постепенно поворачивается, прикрывая первый ползущий танк. Внезапно сгустившуюся тишину разрывает грохот взрыва — советская 76,2-мм дивизионная пушка в восточном конце улицы открывает огонь. Первый снаряд летит мимо цели. Мгновенно вся сцена оживает в сумятице и шуме боя. Немецкий танк отчаянно пятится назад, второй, прикрывающий его, тут же выпускает снаряд, затем другой, третий по замаскированному советскому орудию, одновременно взвод немецких пехотинцев, вооруженных автоматами и гранатами, поднимается из своих укрытий — узких траншей, воронок, груд щебня и обломков, — куда они приползли, и открывает лихорадочную пальбу по советскому противотанковому орудию. В свою очередь советские снайперы и стрелки, скрывавшиеся за карнизами разрушенных домов, остатками балконов и лестничных проемов, «снимают» их одного за другим. Если схватка не перерастает в более крупный бой, с привлечением все более и более тяжелого оружия, то вскоре она затухает; только стонущие от боли раненые остаются лежать там, где их застигла пуля, в ожидании ночи.

Эти «тихие дни» принадлежали снайперам. В искусстве меткой стрельбы пальма первенства принадлежала русским. Особенно опытные снайперы вскоре становились известными не только среди своих войск, но и у противника, и русское превосходство стало столь ощутимым, что начальник снайперской школы в Цоссене штандартенфюрер СС Гейнц Торвальд был командирован в Сталинград, чтобы выправить положение. Один из лучших советских снайперов получил задание выследить одного из таких немецких асов и оставил подробный рассказ об этом поединке.[126]

Для своего последнего наступления 6-я армия пересмотрела тактику и организацию. Танковые дивизии фактически уже утратили свою структуру, поскольку входившие в них танки были поделены на мелкие группы для поддержки пехоты. В город по воздуху перебросили еще четыре саперных батальона, которые намечалось использовать в качестве головных эшелонов четырех ударных групп, призванных завершить расчленение позиций обороняющихся. Последние «гнезда» сопротивления затем предполагалось «пульверизировать» массированным огнем артиллерии. К старой расточительной тактике овладения одного здания за другим, при которой для захвата одного дома с его лестницами, балконами, чердаками могла потребоваться целая рота, прибегали лишь в крайних случаях. По обе стороны линии фронта пехота зарылась в землю: подвалы, канализационные шахты, туннели, подкопы, крытые траншеи — таковы были контуры поля боя. Лишь танки, за которыми внимательно следили укрывшиеся в своих норах снайперы, медленно ползали по поверхности земли.

Наступление Паулюса, начавшееся 11 ноября, было таким же ошибочным и безнадежным, как последнее зимнее наступление группы армий «Центр» под Москвой за год до этого. Через 48 часов оно свелось к серии ожесточенных рукопашных подземных схваток, не поддающихся какому-либо централизованному руководству. Небольшим группам немцев удалось преодолеть последние отделявшие их от Волги три сотни метров, но, достигнув реки, они оказались окруженными русскими, перерезавшими узкие коридоры, проложенные этими немецкими отрядами. В течение еще четырех дней между этими изолированными группами то вспыхивали, то затухали отчаянные яростные схватки. Пленных не брали, и у сражавшихся было мало надежды на то, что они выживут.

К 18 ноября из-за истощения сил и нехватки боеприпасов наступило вынужденное затишье. В течение ночи пулеметно-ружейная стрельба и глухие разрывы минометных мин затихли, и стороны начали подбирать раненых. Затем, когда рассвет осветил облака дыма, над затухавшими углями Сталинградской битвы прокатился новый и ужасный звук — громоподобный рев двух тысяч орудий генерал-полковника Воронова,[127] открывших огонь к северу от Сталинграда. И каждый услышавший его немец знал, что он предвещает нечто такое, с чем никогда раньше не сталкивалась немецкая армия.

В 9.30 утра 20 ноября к этому грохоту канонады добавился гул орудий Ф. И. Толбухина, Н. И. Труфанова и М. С. Шумилова, армии которых перешли в атаку к югу от Сталинграда, и масштабы контрнаступления Красной Армии в сочетании с угрозой, которую оно создавало для всей позиции немцев, начали доходить до сознания офицеров 6-й армии Паулюса.

В течение трех дней — с 19 по 22 ноября — фронт румынских и немецких войск на севере был прорван на протяжении 80 километров, а на юге — на 55 километров. В прорыв хлынули шесть советских армий, подавляя уцелевшие островки сопротивления и жалкие попытки контратак частей полковника Симонса и поредевшего 48-го танкового корпуса. Штаб 6-й армии провел две бессонные ночи, лихорадочно пытаясь перегруппировать бесценные танковые части и отвести пехоту из дымящихся развалин Сталинграда для защиты рушащихся флангов. В тылу армии Паулюса царила полнейшая неразбериха, железная дорога к западу от города Калач была в нескольких местах перерезана советской кавалерией; звуки стрельбы доносились со всех сторон, время от времени вспыхивала перестрелка между немцами, двигающимися к линии фронта, и группами отступающих в беспорядке румын. Широкий мост через Дон северо-западнее Калача, через который перевозился каждый фунт провианта и каждый патрон для 6-й армии Паулюса был подготовлен для взрыва и непрерывно охранялся взводом саперов, ожидавших возможного приказа о его уничтожении.