Читать онлайн «От «Барбароссы» до «Терминала»: Взгляд с Запада». Страница 23

Солдатам при расстреле заложников в связи с этим было приказано стрелять ниже пояса в живот, чтобы продлить агонию. В случае, если среди расстреливаемых оказывались дети, которые случайно — из-за малого роста — оставались в живых, «офицер, командовавший похоронной командой, должен собственноручно прикончить их».

Вначале, уверенные в близкой победе, немцы извлекали садистское удовольствие из этих карательных операций. В длительные летние вечера под малейшими предлогами организовывались облавы на людей. Деревню окружали, поджигали, а ее жителей, пытавшихся спастись бегством, как дичь на охоте, расстреливали на улицах. Затем оказалось выгодным грабить дома и жилища, а «сувениры» вместе с сопутствующими фотографиями отсылать своим друзьям в Германию.

Но постепенно немцам становилось ясно, что война быстро не кончится, что их мало, русских много, территория России огромна. Страх и сознание вины вытеснили чувство экзальтации по мере того, как угрюмая ненависть населения и деятельность партизан с каждым днем становились все более ощутимыми.

Таким образом, в двух важных отношениях — стратегическая глубокая разведка и безопасность тыла — русские уже имели важные преимущества над своим противником, которые, поскольку война затягивалась, должны были приносить все более ощутимые выгоды. Но с чисто военной точки зрения в начале Вяземско-Брянского сражения в октябре 1941 года казалось, что война все еще может закончиться к концу текущего года. К началу октября группа армий Бока подготовила танковый удар более мощный, чем в первые дни «Барбароссы». С Украины был дополнительно подброшен 43-й танковый корпус Кемпфа и вместе с 9-й танковой и двумя моторизованными дивизиями придан Гудериану. Хотя фронт наступления равнялся лишь одной пятой фронтовой линии 22 июня, число наступавших танковых дивизий было лишь на три меньше. Всего же вместе с войсками сателлитов общая численность немецких войск на Восточном фронте достигла 207 дивизий — на 41 дивизию больше, чем 22 июня.

На третий день наступления Гудериан отметил: «Русский фронт полностью прорван».

3 октября немецкие танки ворвались в Орел, где все еще по улицам ходили трамваи. В центре танковая группа Гепнера, усиленная дивизиями СС «Рейх» и «Великая Германия», расколола русский фронт надвое, оттеснив часть дивизий Западного фронта на север под удар наступавших армий Клюге и Штрауса. Дальше к северу танковые дивизии Гота, наносившие удар из района Духовщины глубоко вклинились в оборону советских войск и, повернув на юг, вышли к Вязьме, где сомкнулись с дивизиями Гепнера, завершив окружение четырех советских армий.[67] В двух «котлах» оказались окруженными около 500 тысяч человек, которых немцам предстояло ликвидировать.[68] Это была одна из самых быстрых и, как казалось, наиболее эффективно проведенных операций по окружению частей Красной Армии летом — осенью 1941 года. Теперь путь на Москву был широко открыт. В Берлине Геббельс пригласил большую группу иностранных журналистов и объявил, что «уничтожение армий Тимошенко, безусловно, привело войну к завершению».

Несомненно, мало кто в немецкой армии теперь думал о том, чтобы приостановить наступление, прежде чем будет захвачена советская столица. И в этой пьянящей атмосфере предвкушения близкой победы отдельные мелкие предзнаменования остались незамеченными. 7 октября выпал первый снег, который быстро растаял. А из остатков трех советских фронтов был создан Западный фронт во главе с новым командующим.

Его имя, оставшееся не замеченным немецкой разведкой, было Георгий Жуков.

В начале второй недели октября советскому командованию стали очевидны тяжелые последствия окружения советских армий в районах Вязьмы и Брянска и нависшая над советской столицей смертельная опасность. 12 октября танки Гепнера переправились через Угру, поставив Ставку Верховного Главнокомандования перед новой трудной дилеммой. Повернут ли немецкие танковые дивизии на Калугу в тыл советским войскам, сдерживающим натиск Гудериана? Или двинутся прямо на Москву через Малоярославец? Или же устремятся на север, чтобы, объединившись с 3-й танковой группой Гота, разбить правый фланг оборонявшихся советских армий и расчистить себе путь к Москве с северо-запада?

Прямой путь к Москве танкам Гепнера преграждал три стрелковые дивизии ослабленного состава, без танков и почти без артиллерии, а также кавалерийские части вырвавшиеся с боями из окружения, численностью около бригады. Севернее в районе Гжатска другая небольшая группа советских войск, с трудом отражая атаки танковых дивизий Гота, отходила в направлении Волоколамска.

Сплошного фронта не было, и от стойкости этих разрозненных групп — назвать их армиями было бы преувеличением — зависела своевременная организация обороны на новом рубеже перед Москвой. Даже с учетом советских соединений, противостоявших Гудериану на южном фланге и Готу в верховьях Волги, численное превосходство немцев было подавляющим, особенно в боевой технике. На всем Западном фронте русские имели 824 танка,[69] из которых едва ли половина была полностью боеспособной, да и из нее лишь небольшую часть составляли КВ и Т-34.

Московская партийная организация, так же как в сентябре Ленинградская, развернула круглосуточную работу по мобилизации трудящихся на оборону столицы. Райкомы создавали и формировали коммунистические и рабочие батальоны, боевые дружины, группы истребителей танков, но нехватка оружия ограничивала эффективность этих отрядов. Так, один из батальонов численностью 675 человек перед отправкой на фронт имел всего 295 винтовок, 120 ручных гранат, 9 пулеметов, 145 револьверов и пистолетов и 2 тысячи бутылок с зажигательной смесью.

В этот критический период на Западный фронт, куда Ставка спешно стягивала подкрепления, прибыла лишь одна свежая кадровая дивизия — 32-я стрелковая дивизия с Дальнего Востока.[70]

Несколько дней Г. К. Жуков, назначенный 10 октября командующим Западным фронтом, мог утешать себя мыслью, что положение, хотя и чрезвычайно опасное, все же поддается контролю. Пока советские войска на флангах у Калинина и Мценска удерживали свои позиции, не давая бронированным клещам танковой группы Гота и танковой армии Гудериана сомкнуться, слабый центр был меньшим злом, так как фронтальное наступление немецких 4-й и 9-й армий поддерживали лишь танки Гепнера. Даже если бы этим армиям фон Бока и удалось подойти к Москве, то их «свиное рыло» могло оказаться в ловушке.

Но 14 октября положение резко осложнилось — северный фланг был прорван. 3-я танковая группа ворвалась в Калинин, и танки Гота вместе с наступавшей вслед за ней 9-й армией устремились к Московскому морю — крупному искусственному водоему в 120 километрах к северу от столицы.

Город жил тревожной жизнью. Цвет москвичей был на фронте — в армии, ополчении, батальонах добровольцев, а сотни тысяч жителей столицы, включая женщин и детей, днем и ночью на подступах к городу и на его окраинах строили оборонительные сооружения, рыли противотанковые рвы, устанавливали проволочные заграждения и противотанковые «ежи». Через два дня после захвата немцами Калинина и сообщения об эвакуации части государственных и партийных учреждений и дипломатического корпуса в Куйбышев из Москвы на восток хлынули неорганизованные потоки беженцев. Но сам Сталин остался в Москве. Вечером 19 октября в столице было введено осадное положение, патрули из рабочих, солдат НКВД и милиции вышли на улицы, чтобы навести порядок. С этого времени имевшие место отдельные проявления паники прекратились. В затемненном городе, с его заснеженными улицами, закрытыми магазинами и воем сирен воздушной тревоги, царила атмосфера отчаянной воинственной решимости.

Эта атмосфера была полной противоположностью той апатии и безразличию, которые предопределили падение Франции в 1940 году. Тогда страна и ее институты были принесены в жертву личной безопасности. Мелкие удовольствия и привычную удобную жизнь можно было, как казалось многим французам, сохранить, просто отказавшись воевать. Но русские в 1941 году были далеки от подобных мыслей.

К лишениям и жертвам они привыкли на протяжении столетий, но в немецких захватчиках они сейчас видели причину их бед и несчастий и ненавидели их. Были и другие, более глубокие чувства, вдохновлявшие их на борьбу.

Если, как утверждал Гитлер, «воля к победе» — наиважнейший фактор, то немцы уже проиграли войну. Ибо что могли они противопоставить чаяниям русских? Жажду захвата земель и «рабов», надуманную доктрину расового «превосходства», набор путаных предубеждений против «большевизма». Эти вещи не имели ценности по сравнению с глубоким патриотизмом русских, их верой в марксистское учение. Вермахт жил мечом. Если и когда меч затупится…