Читать онлайн «В поисках «Американской мечты» — Избранные эссе». Страница 23

Как только речь заходит об идеях, которые в принципе способны составить общеамериканскую национальную идею, чаще всего цитируются слова из Декларации независимости (составляющие «Американский символ веры») или из Конституции США.

Но если бы русский ученый пошел дальше и углубился в область философии, то он мог бы вспомнить не Карла Маркса или Адама Смита, а Владимира Соловьева, который говорил: «Идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности» [45]. На вопрос «Что Бог думает об Америке?» большинство американцев, после минутного замешательства, скорее всего, ответят: «А я почем знаю?!» Такой ответ должен означать, что вопрос звучит неожиданно и странно, может быть, даже нелепо; и что средний американец никогда всерьез не задумывался над судьбой Америки sub specie aeternitatis (лат. — с точки зрения вечности), т. е. в контексте какой-либо метаисторической, метафизической, интеллектуальной системы или взгляда на человеческую историю, мир, космос и т. п. Частичным ответом на этот необычный вопрос может быть распространенное в США утверждение «Америка — это…» (дальше может идти «свобода», «процветание», «демократия», «равноправие», «равные возможности», «свободное предпринимательство», «Американская мечта» [46] и т. д.)

После Второй мировой войны президент Соединенных Штатов Америки считается одним из самых влиятельных людей на земле, в чьих руках сосредоточена самая большая власть за всю историю человечества — речь идет о светской, земной власти. И вот что сказал об «Американской идее» 29 ноября 1995 года нынешний президент Уильям Джефферсон Клинтон, который будет занимать этот высокий пост на рубеже нового тысячелетия [47]:

С момента зарождения нашей нации Америка была не просто страной проживания. Америка стала воплощением той идеи, которая превратилась в идеал для миллиардов людей во всем мире. Лучше всего об этом сказали наши основатели: Америка — это жизнь, свобода и стремление к счастью.

Америка не просто провозглашала эти идеалы, особенно в этом веке. Мы боролись и приносили себя в жертву ради них. Наш народ сражался в двух мировых войнах, чтобы свобода победила тиранию. После Первой мировой войны мы пытались отгородится от внешнего мира, в результате в мире образовалась опасная пустота, которую заполнили силы зла.

После Второй мировой войны мы стали ведущей мировой державой. Благодаря нашим усилиям сохранен мир, распространилась демократия, достигнут небывало высокий уровень жизни и одержана победа в Холодной войне.

Сегодня мы добились того, что американские идеалы — свобода, демократия и мир — еще больше вдохновляют людей во всех странах. Именно сила наших идеалов, даже больше, чем наши географические масштабы, экономическое процветание и военная мощь, делает Америку столь привлекательной [48].

Хотя американские идеалы очень разные — даже в пределах нескольких абзацев этой президентской речи — они предполагают и выражают определенные взгляды на человека и мир, сформировавшиеся на протяжении интеллектуальной истории Запада и сохранившиеся до наших дней. Эти взгляды, в отличие от социально-организующей Конституции США, придают «Американской идее» более «философский» характер. Американские идеалы — особенно те, что цитируют чаще всего: «все люди созданы равными», «жизнь, свобода и стремление к счастью» — провозглашают «Американский символ веры» как наивысший идеал человеческой жизни, хотя сам Джефферсон в лучшем случае отвел бы ему второе место в иерархии человеческих, социальных и божественных ценностей.

Автор этих знаменитых слов, Томас Джефферсон (1743-1826), за исключением короткого периода своей юности, когда он, по его собственным словам, любил предаваться метафизическим спекуляциям [49], до самой смерти 4 июля 1826 года (ровно через пятьдесят лет после подписания Декларации независимости) не верил, что человек способен проникнуть в то, что в частном письме он назвал «областью духов», и предпочитал почивать на мягкой «подушке невежества», как он выразился в письме 14 марта 1820 года [50] к своему старому другу и соратнику Джону Адамсу. И хотя Джефферсон не мог ни душой, ни умом принять «туманные видения» Платона, «извращения» Св. Павла, «метафизическое безумие» Афанасия Великого или фантазии Данте, предпочитая земную «мягкую подушку невежества» — при этом он был серьезным ученым, библиофилом, поклонником Ньютона и убежденным деистом [51]. В письме к преподобному Исааку Стори 5 декабря 1801 года он утверждал: «Законы природы не позволяют нам физически познать область духов, по неизвестным причинам откровение не снисходит на нас, заставляя блуждать во тьме неведения» [52]. Ничего не зная о многолетних тайных увлечениях Ньютона алхимией, библейской хронологией, герметизмом, неоплатонизмом, пифагорейством и т. п., Джефферсон в своей обширной библиотеке отдавал предпочтение не философским и богословским, а историческим и научным книгам, всю жизнь расширяя свои познания о человеке и мире.

Таким образом, «Американский символ веры» — необходимый для серьезного осмысления «Американской идеи» sub specie aeternitatis (или просто в контексте интеллектуальной истории Запада) — был написан человеком (позднее утверждавшим, что он старался выразить американский дух того времени), который и не пытался провозглашать какие-то высшие человеческие и мировые идеи. На самом деле, антропология и космология Джефферсона в соответствии с идеями Просвещения были имманентными — его представления о природе, Боге («по законам природы и ее Творца»), обществе, истории, жизни («стремление к счастью»), человеке («все люди созданы равными») [53] и т. д. были основаны на том, что человечество может полноценно существовать только в этом мире, о чем ясно свидетельствует вышеприведенная цитата. Поэтому каждый раз, когда американцы пытаются осмыслить и описать «Американскую идею» с помощью «Американского символа веры», они используют идеи, которые в сущности не могут быть названы метафизическими или метаисторическими, которые не являются частью более широкого, всеобъемлющего философского или религиозного взгляда на человека и американскую жизнь в контексте мировой истории, т. е. эти идеи не выходят за рамки Просвещения и деизма. Тем не менее, как показывает его переписка с Джоном Адамсом, в последние пятнадцать лет своей жизни Джефферсон твердо верил, что после смерти он будет взирать «с небес» на плоды своей земной жизни [54] и, возможно, будет потешаться над собственными «догадками» и «тщетой своих земных трудов». Но то, что престарелый Джефферсон считал «догадками», со временем превратилось для миллионов американцев в окончательные ответы на вопросы о самой сути, смысле и цели человеческой жизни в этом мире (по крайней мере, на уровне их подсознания).

Задолго до того, как Томас Джефферсон в 1776 году написал столь знаменитые ныне слова (которые гораздо позднее стали называть «Американским символом веры»), он ознакомился с подробнейшим скептическим анализом всех известных в то время философских, метафизических и религиозных систем, старых и новых, изучив пять толстенных томов «Философских трудов» лорда Болингброка. В этих трудах рассматривались не только различные христианские деноминации, иудаизм и его неортодоксальные ответвления, ислам с его мистиками, герметизм, неоплатонизм, египетские и персидские религии; но и такие важнейшие темы, как нематериальные [55] духовные иерархии, управляющие человеческой историей и более низкими царствами животных, растений и минералов; путь к познанию; наличие в человеке Божественного Разума и «духовного тела» за пределами тела физического (так называемое «астральное» или «эфирное» тело, позволяющее сохранять родство с низшими природными царствами); концепция перевоплощения; миф о грехопадении и возможном возвращении человека в духовный мир и др. В трудах Болингброка также содержались весьма критические рассуждения об индуизме, буддизме (тогда называвшемся «Фо»), языческих верованиях аборигенов и даже о розенкрейцерстве. Джефферсон серьезно изучал эти труды, о чем можно судить по многочисленным выпискам в его тетрадях. Скептический философский метод Болингброка оказал большое влияние на мировоззрение Джефферсона со времени учебы в Колледже Вильгельма и Марии вплоть до его перехода в «область духов» в 1826 году. Как минимум трижды за свою долгую жизнь библиофила и ученого Джефферсон уделял особое внимание религиозным, философским и метафизическим системам: много лет штудируя тома Болингброка [56], изучая христианство в сравнении с другими религиями по книгам своего друга Джозефа Пристли [57] и читая «Историю философии» Брукера, «разумно сокращенную» Вильямом Энфильдом [58]. Приобретенные знания оказали важнейшее влияние на интеллектуальную позицию Джефферсона и осознание своего места в интеллектуальной истории Запада. Однако, ни один из этих солидных источников не изменил его фундаментальных имманентных взглядов на человеческую природу, что можно проследить уже в его студенческих тетрадях. Он твердо придерживался этих взглядов всю жизнь, разумеется, постоянно развивая и совершенствуя их.