Читать онлайн «Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи». Страница 28

Наученные горьким опытом, через два дня крестоносцы вновь отправились в путь, на этот раз объединившись. Турки тоже сделали вывод из своего унизительного поражения: крестоносцев много, и они более опасны, чем предполагалось, особенно в правильном сражении. Тогда турки перешли к другим методам борьбы: изматывающие набеги, стычки, западни, отравление источников, уничтожение припасов, политика «выжженной земли». Анатолийское плато, которое пересекали крестоносцы, как нельзя лучше подходило для таких действий. Латиняне сильно страдали без воды и выпасов в этих пустынных регионах, опустошенных во время предшествующих конфликтов. Из-за нехватки фуража большая часть лошадей пала, замечает Аноним, «потому многие из наших рыцарей остались пешими. Ввиду нехватки лошадей быки у нас были вместо кобыл, и ввиду крайней нужды мы использовали как вьючный скот козлов, кастрированных баранов и собак»[332]. Суровое испытание…

К 15 августа войска наконец достигли брошенного турками Икония (Коньи). В течение нескольких дней они восстанавливали силы в его плодородной долине: там они ухаживали за Готфридом Бульонским, которого на охоте поранил медведь, и за Раймундом Тулузским, серьезно заболевшим десятью днями ранее. Все были уверены, что он отойдет в мир иной, и епископ Оранжский даже соборовал его[333].

Отдохнув и приободрившись, крестоносцы вновь пустились в дорогу. Примерно 10 сентября они обратили в бегство военные силы турок в Гераклее. Захватив город, они оставались в нем четыре дня. Аноним посвящает этой победе всего несколько строк, приписывая ее «воинам всемогущего Бога», однако Анна Комнина, осведомленная на сей счет благодаря Татикию, делает упор на первостепенной роли Боэмунда, командовавшего правым флангом. «Как лев, могуществом гордый», он напал на Кылыч-Арслана и заставил турок бежать с поля боя[334].

14 сентября крестоносцы снова двинулись в путь, в то время как от основной части армии отделились два ее предводителя: брат Готфрида Балдуин Булонский и племянник Боэмунда Танкред. Они направились через Таврское ущелье к городу Тарсу, намереваясь взять под контроль стратегически важные земли Киликии и Северной Сирии. По мысли Ральфа Евдейла, экспедиция Танкреда в приграничные регионы будущего Антиохийского княжества является доказательством того, что Боэмунд уже продумывал план захвата этих земель. Следовательно, Танкред должен был действовать в интересах своего дяди[335]. В этом нет уверенности: безусловно, Боэмунд и норманны поддерживали Танкреда, как Готфрид — Балдуина, но оба этих предводителя действовали так ради себя самих[336]. Во всяком случае, эти инициативы доказывают, что у глав крестоносного воинства проявились собственные интересы. Разве вложили бы Танкред и Балдуин столько сил и пыла в завоевание армянских регионов, если бы речь шла только о непосредственном возврате этих земель императорской администрации? Возможно, что сами армяне, желавшие освободиться как от турецкой, так и от византийской опеки, подтолкнули вождей крестоносцев поддержать их в борьбе за независимость и указали им дорогу, чтобы те без затруднений пересекли столь сложный для прохождения и неизвестный им регион. Нет ничего удивительного в том, что местное население отдало предпочтение Танкреду, поскольку оно знало как о его сдержанном (если не сказать «враждебном») отношении к византийскому императору, так и о его родственных связях с Боэмундом, сыном Гвискарда, победившего Алексея.

Ряд армянских княжеств, находившихся, в частности, во власти князя Василия Гоха («Вора»), в течение нескольких лет сохранял автономию по отношению к Византии. С того времени, как турки вытеснили греков, армяне желали усилить ее, а потому они благосклонно отнеслись к приходу крестоносцев, возлагая на них надежды и считая их близкими себе по вере. Почти везде Танкреда и Балдуина принимали с радостью; многие примкнули к их походу; население помогало им, указывая дорогу либо снабжая пропитанием, что недавно показали некоторые историки[337].

Приключения Балдуина и Танкреда напрямую нас не касаются[338]. Заметим лишь, что Танкред, хорошо принятый жителями Тарса, желавшими выбрать его своим правителем, должен был, однако, уступить это место Балдуину, поскольку тот располагал более сильной армией[339]. Удалившись из города, Танкред подчинил себе города Адану и Мамистру (древнюю Мопсуэстию), которые передали ему армяне. Следом за ним явился и Балдуин. Танкред дал ему сражение, но был побежден и вынужден вновь уступить[340]. В Северной Сирии ему удалось захватить несколько крепостей, в том числе гавань Святого Симеона, Александретту, Арту и Баграс[341]. Со своей стороны, Балдуин, покинув регион позднее, направился в Эдессу, где его «усыновил» пожилой и бездетный армянский князь Торос. Восстание местного населения, которое, без сомнений, спровоцировал — или по меньшей мере поддержал — Балдуин, вскоре превратило крестоносца в единственного хозяина Эдессы, ставшей в апреле 1098 года его княжеством и первым из заморских латинских государств[342].

Один эпизод из этой двойной саги заслуживает внимания. Произошел он в Тарсе. Согласно Альберту Ахенскому, жители города сначала выбрали своим господином Танкреда. «Не стоит удивляться этому, ибо имя Боэмунда было известно в землях Греции, Романии (Малой Азии) и Сирии задолго до похода; его военная доблесть повергала в ужас», — дает объяснение хронист[343]. Однако Балдуин стал возражать, восхваляя заслуги Готфрида, которого он вдобавок, без надлежащего основания, назвал предводителем всей христианской армии, и это, в совокупности с его собственными войсками, изменило ситуацию в его пользу. Как видно, города с преимущественно армянским населением передавали себя главам крестоносцев прежде всего потому, что их соблазняла перспектива могущественного военного покровительства.

Нужно ли сделать из всего этого вывод, что оба крестоносца намеревались завоевать территории для самих себя, освободив их от византийского владычества, вопреки своим обязательствам? Вопрос вызвал жаркие научные споры, о которых здесь нет возможности подробно рассказывать — для этого пришлось бы потратить несколько страниц замечаний. В целом, по мнению исследователей, предводители оказались перед исключительной квазидуалистической перспективой, представшей в виде альтернативы: либо эти земли будут возвращены администрации византийского государства, и крестоносцы продолжат свой путь, не заботясь о них; либо эти земли будут изъяты крестоносцами у империи и станут «латинскими государствами».

Такой подход к делу не кажется мне уместным по нескольким причинам. Начнем с того, что понятие «государство», особенно у крестоносцев Запада, как и в армянских регионах, было довольно расплывчатым. Далее, нельзя отрицать значимость вассального оммажа, принесенного крестоносцами Алексею по его просьбе. Наконец, не стоит забывать, что крестоносцы были не воинами, состоявшими на жалованье империи, а союзниками, проводившими военную кампанию, целью которой являлся Иерусалим. На этом основании они, даже не имея каких-либо задних мыслей, все же не могли оставаться равнодушными к завоеванным ими городам и крепостям; иначе крестоносцам пришлось во всем, что касалось вопросов тыла, положиться на Византийскую империю, а ведь они прекрасно понимали, что именно они являются её основной силой. К тому же сама империя была представлена лишь немногочисленным отрядом во главе с военачальником Татикием. Крестоносцы, разумеется, желали быть в некотором роде причастны к «управлению» захваченными городами и стратегическими регионами. Такая общая сеньория, такое «совладение» вполне могли существовать в полном соответствии с договором, заключенным в Константинополе, в рамках вассалитета — пусть даже временного и недолговечного.

Именно так, на мой взгляд, нужно интерпретировать некоторые случаи, на которые указывают источники. Речь идет о городах, завоеванных основными силами воинства крестоносцев, в которое входили войска Боэмунда. В Каппадокии, вблизи Августополиса, 25 сентября армия остановилась перед крепостью, которою казалось невозможным захватить за короткий срок. Завладев другими замками в окрестных землях, предводители похода решили больше не задерживаться и продолжить путь, «отдав» эту землю некоему Симеону. Стефан Блуаский называет его «одним из наших князей», добавив, что крестоносцы отдали под командование Симеона и многих «воинов Христа», чтобы он смог удержать регион в своей власти[344]. Автор «Деяний франков» уточняет, что Симеон, уроженец тех мест, сам попросил эти земли у крестоносцев, чтобы вместе со своими людьми защитить их от турок[345].