Читать онлайн «Пропавшая грамота. Неизвращенная история Украины-Руси». Страница 61

К моменту же окончания освободительной войны вся Украина-Русь представляла собой еще далеко не устоявшеся взбалмученное море с социальным порядком не установившимся и резко отличавшимся от социального порядка и Польши, и России, между которыми она была поделена по условиям «вечного мира».

Демократическое начало организации всего аппарата власти, как военной, так и гражданской, путем непосредственных всенародных выборов, начиная от гетмана и кончая сотниками и атаманами в селах, можно считать характерным для этого периода истории Украины-Руси. Выбирали за личные качества, а не по признаку происхождения или богатства (хотя, конечно, и первое и второе играли известную роль при выборах).

Выбирали людей для замещения разных должностей, и, естественно, считались с образованием и подготовленностью к занятию этих должностей, а потому, практически, круг лиц, из которых пополнялся аппарат власти, не был особенно велик, ибо людей не только образованных, но и вообще грамотных в то время было немного.

Люди же образованные, во-первых, происходили из более зажиточных классов населения, а, во-вторых, были воспитаны под сильным влиянием польских взглядов на социальные взаимоотношения (нередко это были ученики иезуитов) и сами были не прочь занять положение всевластной шляхты и магнатов.

В результате получался парадокс: после социальной революции, при демократических выборах на командные посты и ключевые позиции выбирались противники этой социальной революции, ждавшие момента, чтобы можно было восстановить только что разрушенную социальную систему, но, конечно, с заменой польско-католической социальной верхушки своей, православно-казачьей.

Приведенный выше случай с полковником Тетерей, загодя обеспечивавшем себя царскими грамотами на имения, не был единичным. Привести их можно множество, как неопровержимое доказательство того, что сама казацко-старшинская верхушка времен освободительной борьбы вовсе не верила в стабильность установившегося социального порядка.

Точных данных о численности населения Украины-Руси на территории, воссоединенной с Россией и оставшейся за ней (Левобережье), не имеется. В 1654 г. после Переяславского акта велась регистрация всех принявших присягу (всех взрослых мужчин). Согласно данным этой регистрации, учитывая средний процент взрослых мужчин, мы приблизительно приходим к цифре в один миллион. Такую же цифру дает в своей «Истории Украины», вышедшей в Мюнхене в 1947 г. галичанин-сепаратист Холмский.

Цифра эта относится не только к Левобережью, оставшемуся за Россией, но ко всей территории, находившейся под властью Богдана Хмельницкого в январе – феврале 1654 г. Впоследствии, как уже упомянуто, Правобережье отошло к Польше и численность воссоединенного населения, естественно уменьшилась. Но она была быстро пополнена волной беженцев, спасавшихся на Левобережье от польско-католических притеснений на Правобережье. Поэтому, несмотря на потерю Правобережья, численность населения Украины-Руси, воссоединенного с Россией, с большей степенью вероятности можно определить в один миллион.

Сюда не входит Слободская Украина, которая никакой присяги не приносила, прямого участия в освободительной борьбе не принимала и под властью Богдана Хмельницкого никогда не находилась. Создалась она, как указано выше, в результате бегства населения Украины-Руси с объятой восстанием территории за рубежи Московского государства.

Население Приднепровья было до крайности истощено и разорено непрерывными войнами и набегами, города опустели и начали приходить в упадок. Селиться стали подальше и от городов, и от больших дорог, выбирая балки (овраги) для поселений, чтобы возможно меньше быть заметными при прохождении каких-либо военных отрядов.

Но, несмотря на все тяжести жизни, население Приднепровья не потеряло веры в себя и в свое лучшее будущее, и было тем ядром украинского народа, которое сохранило и свою прадедовскую православную веру, и свои народные особенности от окатоличивания и ополячивания. Впоследствии с этим ядром (и теснейшим образом связанной с ней Слободской Украиной) постепенно воссоединились и остальные земли Украины-Руси.

Рассмотрев территорию, численность народонаселения и социальный порядок боровшейся целое столетие за свое освобождение Украины-Руси, необходимо сказать также и о том, что представляло собой это народонаселение.

Мнения историков по этому вопросу весьма различны, и потому, чтобы установить правду, необходимо остановиться на нем несколько подробнее.

Сепаратисты во главе с Грушевским и его последователями утверждают, что народонаселение Украины-Руси совершенно особый народ, ничего общего не имеющий с великороссами. Народ этот, по их утверждению, является наследником государственности Киевской Руси, непосредственным и прямым потомком того населения, которое жило в Приднепровье во времена Владимира Святого и Ярослава Мудрого, Поэтому, желая подчеркнуть эту преемственность, сепаратисты ведут свою «историю» от Олега и Владимира Мономаха, называя их князьями «украинскими», даже «Русскую Правду» они переименовали в «Украинскую Правду».

Великороссы же, по толкованию сепаратистов, это результат скрещивания разных тюркских племен, этнически ничего общего с украинцами не имеющие. Самое имя свое «русь» они попросту «украли» и присвоили себе от настоящей Украины-Руси. Весь же длительный и кровавый процесс воссоединения сепаратисты изображают как «завоевание», «покорение» Украины-Руси чуждыми, враждебными и агрессивными «москалями»-великороссами.

Совершенно иначе изображают это российские дореволюционные историки, не только великороссы по происхождению (Татищев, Карамзин, Соловьев, Ключевский, Платонов), но и историки украинского происхождения: Бантыш-Каменский и Костомаров.

Население Украины-Руси они называют «малороссами», как сами гетманы времен борьбы за освобождение называли свое войско и народ. Во множестве исторических актов того времени в титулах гетманов мы находим это слово «малороссийский» и нигде не сохранилось ни одного документа в котором население Украины-Руси называлось бы «украинцами» или «украинским» народом.

В вопросы этнических, бытовых и культурных особенностей этих «малороссов», равно как и в то, существовали ли эти особенности вообще, российские историки не углубляются. Или их вообще не затрагивали, или касались только вскольз.

Поэтому легко может создаться впечатление, что слово «малоросс» есть понятие чисто географическое, обозначающее жителя «Малороссии» или «Малой России». Такое толкование соответствовало бы существовавшему в Греции слову «малый», употребляемому в смысле «центральный», «основной». Например, «Малая Греция» – это центральная Греция, а «Великая Греция» – это области периферийные. Образованные люди того времени воспитывались на древнегреческой культуре, а потому с большей долей вероятности можно допустить, что с ростом и расширением древнего Русского государства, по аналогии с Грецией, они начали называть территории, где это государство создавалось и откуда пошло расширение, Малой Русью, а периферию – Великой Русью. Отсюда слова «малоросс» и «великоросс».

Но русские дореволюционные историки вопросу происхождения этих слов значения не придавали.

В результате создавалось мнение, что однородная масса населения, которая в XIV веке ходом исторических событии была разделена и попала под власть Литвы, а потом Польши, оставалась такой же однородной и 300 лет спустя, когда началась борьба за освобождение и воссоединение.

Такое мнение, в основном, было официальной установкой в дореволюционной России.

В действительности же, всестороннее и объективное изучение вопроса «воссоединения» (а не «присоединения», как ошибочно говорилось в дореволюционной России), приводит к выводам весьма далеким и от утверждения сепаратистской «исторической науки», и от несколько упрощенного толкования дореволюционных историков.

Корень разногласия установок сепаратистской «исторической школы» и российских дореволюционных историков лежит в двух основных вопросах: в вопросе преемственности государственности Киевской Руси и в вопросе однородности или разнородности воссоединенного населения.

Историческая истина лежит где-то посредине. Попытаемся ее установить.

И великорусом, и украинские и белорусские сепаратисты считают себя наследниками и продолжателями Киевской Руси. Владимира Святого, Ярослава Мудрого украинцы считают князьями «украинскими», белорусы – князьями «белорусскими», великороссы – князьями «русскими».

Как уже упоминалось, признание тремя «наследниками» одних и тех же лиц своими предками должно привести к выводу о единстве происхождения, то есть, родстве всех трех наследников. Но с этим выводом соглашаются только великороссы и украинские и белорусские федералисты. Белорусские сепаратисты его оспаривают, а украинские категорически отрицают. Ибо признание такого вывода находилось бы в противоречии с утверждением сепаратистов о том, что великороссы и украинцы «чуждые и враждебные» друг другу народы, не имевшие ничего общего в прошлом и не желающие иметь в будущем.