Читать онлайн «Полный курс русской истории: в одной книге». Страница 74

Часть третья: Россия (XVII–XIX века)

Из Москвы по всей разоренной земле пошли грамоты звать выборных представителей на Земский собор. Дело предстояло нелегкое – выборы царя. Как писалось в грамотах, выбирать следовало только царя греческой веры —

«…литовского и шведского короля и их детей и иных немецких вер и некоторых государств иноязычных не христианской веры греческого закона на Владимирское и Московское государство не избирать, и Маринки и сына ее на государство не хотеть, потому что польского и немецкого короля видели на себе неправду и крестное преступленье и мирное нарушенье: литовский король Московское государство разорил, а шведский король Великий Новгород взял обманом».

Кандидатов из своих было достаточно, предложил кандидатуру и сам князь Пожарский, которому приписывался успех всего похода на Москву, но было немало и других желающих из более весомых фамилий. Впрочем, когда собрался Земский собор, на нем были вопреки грамоте и сторонники Владислава, и сторонники шведского королевича Карла, и сторонники Маринкина сына. За последнего более всех агитировали казаки, которые с «тушинским вором» прошли большой и трудный путь. Среди прочих имелась и кандидатура Миши Романова, шестнадцатилетнего мальчика. Первоначально даже надежды на его избрание не было никакой. Назывались имена значительнее и по родословию, и по участию в ополчении. Однако некий галицкий дворянин однажды принес на собор письменное показание, что только Романов Миша ближе всех стоит к прежнему, пресекшемуся роду.

«Раздались голоса недовольных, – пересказывает летописный источник Соловьев. – „Кто принес такую грамоту, кто, откуда?“ В то время выходит донской атаман и также подает письменное мнение: „Что это ты подал, атаман?“ – спросил его князь Дмитрий Михайлович Пожарский. „О природном царе Михаиле Федоровиче“, – отвечал атаман. Одинакое мнение, поданное дворянином и донским атаманом, решило дело: Михаил Федорович был провозглашен царем. Но еще не все выборные находились в Москве; знатнейших бояр не было; князь Мстиславский с товарищами тотчас после своего освобождения разъехались из Москвы: им неловко было оставаться в ней подле воевод-освободителей; теперь послали звать их в Москву для общего дела, послали также надежных людей по городам и уездам выведать мысль народа насчет нового избранника и окончательное решение отложили на две недели, от 8 до 21 февраля 1613 года. Наконец, Мстиславский с товарищами приехали, приехали и запоздавшие выборные, возвратились посланники по областям с известием, что народ с радостию признает Михаила царем. 21 февраля, в неделю православия, то есть в первое воскресенье Великого поста, был последний собор: каждый чин подал письменное мнение, и все эти мнения найдены сходными, все чины указывали на одного человека – Михаила Федоровича Романова. Тогда рязанский архиепископ Феодорит, троицкий келарь Авраамий Палицын, Новоспасский архимандрит Иосиф и боярин Василий Петрович Морозов взошли на Лобное место и спросили у народа, наполнявшего Красную площадь, кого они хотят в цари? „Михаила Федоровича Романова“, – был ответ».

Так на русском престоле неожиданно оказался юноша, в силу возраста не способный руководить страной самостоятельно.

Почему именно Михаила было решено сделать царем?

Тут ответ прост: именно в силу возраста. Бояре, ставившие его на царство от имени всей русской земли, конечно, надеялись, что с помощью Мишеньки смогут вести необходимую политику. Отец Михаила был еще в польском плену, к тому же пострижен, так что большой угрозы в нем не видели, к тому же молодой царь был приятен и народу – его фамилия была так же и среди пострадавших от Годунова. Самого Михаила в столице не было, вместе с матерью он жил в костромском монастыре. Вот туда-то и снарядили послов звать юношу на царство. Правда, не получив даже согласия Михаила, землю стали приводить к присяге царю, что интересно. Поэтому весь дальнейший ход событий можно скорее рассматривать как некое разыгранное действо.

Послы явились в монастырь и с крестным ходом, с иконами и хоругвями, отправились в Ипатьевский монастырь. Они объявили приговор Собора, но «Михаил отвечал «с великим гневом и плачем», что он государем быть не хочет, а мать его Марфа прибавила, что она не благословляет сына на царство, и оба долго не хотели войти за крестами в соборную церковь; насилу послы могли упросить их».

Тогда послы предъявили грамоты, но и тут Романовы были непреклонны, Марфа сказала так:

«…у сына ее и в мыслях нет на таких великих преславных государствах быть государем, он не в совершенных летах, а Московского государства всяких чинов люди по грехам измалодушествовались, дав свои души прежним государям, не прямо служили».

Марфа упомянула об измене Годунову, об убийстве Лжедимитрия, сведении с престола и выдаче полякам Шуйского, потом продолжала:

«Видя такие прежним государям крестопреступления, позор, убийства и поругания, как быть на Московском государстве и прирожденному государю государем? Да и потому еще нельзя: Московское государство от польских и литовских людей и непостоянством русских людей разорилось до конца, прежние сокровища царские, из давних лет собранные, литовские люди вывезли; дворцовые села, черные волости, пригородки и посады розданы в поместья дворянам и детям боярским и всяким служилым людям и запустошены, а служилые люди бедны, и кому повелит бог быть царем, то чем ему служилых людей жаловать, свои государевы обиходы полнить и против своих недругов стоять?»

В качестве особой причины, по которой избрание невозможно, она называла наиболее очевидную – отец Михаила в плену у Сигизмунда, и если дать согласие, то пленнику можно спокойно ждать смерти. Послы снова привели аргументы в пользу избрания Михаила, стали плакать и бить поклоны, что вся земля так приговорила, а пуще всего ссылались на бога, припомнили всю недавнюю историю, начиная с Бориса, и так морили их на протяжение шести часов, пока не пригрозили, что если не согласится, так бог накажет его за разорение страны. Услышав про божье возмездие, Марфа благословила сына, Михаил взял у архиепископа посох, тут же все пошли прикладываться к его руке. Новый царь обещал вскорости приехать в Москву.

Тут в исторический сюжет, приведенный Соловьевым, вклинивается легенда о поляках и Сусанине. Поляки, якобы бродившие до тех пор по русской земле, вдруг узнали, что новый царь находится в монастыре, и решили его убить. Поскольку поляки дороги к монастырю не знали, они наняли проводника из местных, Ивана Сусанина, а тот, сберегая царя, якобы завел всех их в болото, где они и потонули. По версии Соловьева, поляки поймали крестьянина Романовых, пытали, но тот ничего не сказал и был убит. Соловьевская версия разумнее: если бы Сусанин открыл полякам, где искать нового царя, его бы убили сами Романовы. Но вопрос в другом: что делал польский отряд под Костромой, когда основные части Сигизмунда отошли в Польшу? Не был ли это польский, а скорее – смешанный польско-казачий – отряд из сторонников «царенка»? Как бы то ни было, с Сусаниным или без Сусанина, но Михаил остался жив и правил долго и вполне счастливо. Перепуганная смутой разоренная страна готова была жить под любым царем, только не в том хаосе, что образовался в результате междоусобицы.

Новый царь медленно ехал к Москве, а попутно для его содержания собиралось продовольствие и другие необходимые вещи. Это была задача тяжелая, так что Михаил вынужден был отписать в Москву следующее:

«Писали вы к нам с князем Иваном Троекуровым, чтоб нам походом своим не замедлить, и прислали с князем Иваном роспись, сколько у вас в Москве во дворце всяких запасов; по этой росписи хлебных и всяких запасов мало для обихода нашего, того не будет и на приезд наш. Сборщики, которые посланы вами по городам для кормов, в Москву еще не приезжали, денег ни в котором приказе в сборе нет, а Московское государство от польских и литовских людей до конца разорено, города и уезды многие от войны запустели, наши дворцовые села и волости розданы были в поместья и запустошены, а иные теперь в раздаче; и на наш обиход запасов и служилым людям на жалованье денег и хлеба сбирать не с кого. Атаманы и козаки беспрестанно нам бьют челом и докучают о денежном жалованье, о своих и конских кормах, а нам их пожаловать нечем и кормов давать нечего. Мы, по вашему челобитью и по челобитью всех чинов людей, идем к Москве вскоре, а которого числа из Ярославля пойдем, о том мы к вам велим отписать. И вам бы, богомольцам нашим, и боярам, и окольничим, и приказным людям о том приговор учинить с стольниками, стряпчими, с дворянами московскими, с дворянами и детьми боярскими из городов, с атаманами, козаками, стрельцами, с гостями, торговыми и всякими жилецкими и приезжими людьми: чем нам всяких ратных людей жаловать, свои обиходы полнить, бедных служилых людей чем кормить и поить, ружникам и оброчникам всякие запасы откуда брать? И об этом учинить вам полный приговор и к нам отписать вскоре. Вам самим ведомо: учинились мы царем по вашему прошению, а не своим хотеньем, крест нам целовали вы своею волею: так вам бы всем, помня свое крестное целованье, нам служить и о всяком деле радеть, и приговор свой учинить, как тому всему быть. Сами ведаете: недруги наши польский и литовский и немецкий король многими городами государства нашего завладели и в тех городах сидят их люди, а по вестям ждем прихода литовских и немецких людей под свои города вскоре, а под Торопцом литовские люди теперь стоят, и Торопцу ниоткуда помощи нет. Да многие дворяне и дети боярские бьют нам челом о поместьях, что вы у них поместья отнимаете и раздаете в раздачу без сыску: и вам бы те докуки от нас отвести и велеть дворян и детей боярских в поместных и вотчинных делах расправливать по сыску в правду, чтоб нам о том не били челом».