Читать онлайн «Теневая история Евросоюза. Планы, механизмы, результаты». Страница 25

Но для любого демографа является аксиомой, что если миграция продолжается в больших масштабах в стране, где коренное население не воспроизводится, это ведёт к глубокой модификации этнической структуры и может поставить под сомнение национальную идентичность страны. Уже сейчас в Европе происходит глубокая этнокультурная перестройка, ведущая к крайнему обострению социальных противоречий и межнациональных проблем, поляризующих общественное мнение. Как указывал ещё в начале 2000 г. уже цитировавшийся нами А. Рар, Европа «всё больше и больше будет похожа на melting pot, на котёл. Этим процессом управлять невозможно... Полагаю, что европейцам будет достаточно сложно удержать то, что есть. Мы видим, как социальные системы Европы начинают трескаться по швам. Не исключено, что нас ждёт крупная катастрофа, когда в двух-трёх европейских странах рухнут социальные системы, что может привести потом к разрушению каких-то экономических систем... Справится ли Европа как целое с этими проблемами лучше, чем отдельные страны в одиночку, сказать трудно»[142].

Наряду с резким ростом численности мигрантов, всё большее значение приобретают те качественные изменения, которые происходят внутри осевшей в Европе мусульманской диаспоры. За 30 лет сформировались второе и третье поколения мусульман-мигрантов, которые ощущают себя в европейском мире совершенно иначе, нежели их отцы. Перестав скрывать свою этническую и религиозную принадлежность и поставив вопрос об образовании, они способствовали формированию внутреннего, локального ислама. Это так называемый ислам меньшинств, заявивший о своих проблемах в полный голос и совершенно определённо поставивший перед собой задачу самоидентификации, т.е. отстаивания своей специфики в новой среде проживания. Важную роль в этом сыграло «пробуждение» ислама конца 1970-х гг. и его «возрождение» в период ломки социализма.

Новое поколение определяющим образом повлияло на изменение поведения европейских мусульманских общин. Характерной чертой его сознания стала двойственность. С одной стороны, молодые мусульмане в большей степени затронуты европейской культурой, но с другой — религиозность их проявляется в более строгой форме, понимаемой как возвращение к первоначальному исламу и принимающей иногда форму фанатичного верования. Ощущая себя в Европе как дома и стремясь открыто занять европейское интеллектуальное и социальное пространства, они это делают для того, чтобы с ними считались именно как с мусульманами и чтобы иметь возможность сохранить верность глубинным исламским ценностям. В результате этого процесса мусульмане всё больше утверждаются как носители иных религиозных и культурных ценностей, что хорошо было передано в утверждении одного из образованных французских мусульман-активистов: «Сегодня я утверждаю моё отличие, которое является моей идентичностью, здесь, во Франции, и я хочу, чтобы меня уважали именно как мусульманина»[143].

Начавшаяся внутри мусульманской общины дискуссия вынудила старое поколение исламского движения пересмотреть своё отношение к континенту и ввести новые юридические оценки, приспособленные к реалиям жизни на Западе. 1990-е гг. стали в этом отношении переломными, так как именно тогда были сформулированы принципы так называемого «ангажированного ислама», в соответствии с которыми любой мусульманин в Европе (получивший гражданство или нет) должен рассматривать себя связанным моральным и социальным договором со страной пребывания и уважать её законы[144].

Однако принятие этих принципов ещё больше обострило двойственность сознания мусульман. Ведь они обозначили чисто формальные рамки, внутри которых продолжается процесс утверждения ценностей ислама, мало совместимых с европейскими реалиями. Для молодых мусульман речь идёт не столько об отправлении религиозного культа, сколько об определённой системе религиозного образования и образа жизни. Поскольку же центров по религиозной подготовке в Европе недостаточно, знания эти им преподносятся в основном консервативными и фундаменталистскими течениями ислама, так как именно последние способны быстро обеспечить базовое образование. Это и приводит к той ситуации, при которой мусульманская молодёжь, всё более активно вовлекаясь в жизнь западного общества, вместе с тем привносит в него всё больше своего собственного видения. Так что наряду с мирным проникновением ислама в европейскую культуру происходит его радикализация, настраивающая молодежь уже против данной культуры.

Мощным фактором, способствовавшим утверждению «локального ислама» в Европе, стала проводившаяся все эти годы политика «мультикультурализма», выставлявшаяся европейским правящим классом в качестве единственно эффективной для преодоления распада общества. В основе её лежит концепция «взаимного обогащения и оплодотворения культур» или «скрещивания народов», основывающаяся на принципе культурного плюрализма как важнейшей характеристики гражданского общества. Последний, в свою очередь, тесно связан с принципами толерантности и «политической корректности», нарушение которых недопустимо и рассматривается как ксенофобия и экстремизм. Предполагалось, что данный курс позволит модернизировать и европеизировать ислам, сделать его светским и нейтральным. Однако последствия этой политики, официально направленной на сохранение целостности общества, оказались для неё настолько негативны, что лидеры трёх крупнейших европейских государств (А. Меркель, Н. Саркози и Д. Кэмерон), а вслед за ними и другие вынуждены были официально формально признать несостоятельность «мультикультурализма». Безусловно, во многом заявления о провале «мультикультурного» курса были обусловлены политической конъюнктурой, но они очень показательны в плане выявления исчерпанности потенциала этого «информационного мифа» для сохранения межкультурного мира[145].

Действительно, с одной стороны, мы видим, что процесс интеграции мусульман в европейскую культуру происходит совсем не по тому сценарию, который был написан европейскими идеологами, и интегрируемый ислам не «секуляризуется». Будучи религией всеохватной и нерасчленённой, он регулирует жизнь своих адептов во всех её аспектах, в том числе и правовом, и говорить о светском исламе так же неверно, как отделять веру от шариата. Так что совершенно естественно, что, начав с отстаивания культурного своеобразия, исламские активисты перешли в итоге к защите более широкой автономии, включая правовую и политическую, поставив вопрос о признании особого правового и административного статуса ислама. Понятно, что последовательная и полная исламизация европейских мигрантов должна превратить их в представителей единого исламского народа — Уммы, т.е. выделить в отдельное правовое сообщество, что совершенно несовместимо с полноценным французским, британским, немецким и пр. гражданством. Более того, в данных условиях европейские мусульмане всё более подпадают под сильнейшее влияние внешнего фактора, превращаясь в удобный инструмент геополитической борьбы.

С другой стороны, среди самих европейцев растёт раздражение в отношении мигрантов и мусульман, что показывают многочисленные опросы общественного мнения. Причём правящие элиты очень ловко направляют недовольство своих граждан в русло эмоциональной критики самого ислама, а не истинных причин наплыва мусульман в Европу. Это даёт им дополнительные рычаги управления обществом, позволяющие сталкивать между собой различные слои населения, развязывать в случае необходимости локальные конфликты, в результате которых выпускается пар из котла протестных настроений. Крайне негативное отношение к мигрантам-мусульманам создало благоприятную почву для повсеместного роста и укрепления в Европе праворадикальных партий и движений, чьи антимусульманские лозунги, выходящие на первый план, также дают возможность скрыть истинную суть демографических и социальных проблем европейцев.

Несмотря на крайне негативные последствия миграционной политики в странах Запада, их правящие круги никогда не пойдут на какое-либо серьёзное изменение ситуации. Они будут делать красивые и смелые заявления (о «провале политики мультикультурализма»), совершать показательные антииммигрантские акции (изгнание цыган из Франции), вводить определённые ограничения на миграцию, обусловливая легализацию изучением местного языка и культуры, и т.д., но ключевое направление будет сохранено, так как ставка на мигрантов — это стратегическая линия транснационального класса, отвечающая его коренным интересам. В связи с этим можно выделить следующие «выгоды» этого явления.

1. Социально-экономическая. Всеобщая либерализация, распространяемая на сферу производства, торговли и финансов, привела в крайне подвижное состояние и мировой рынок дешёвой рабочей силы. Общеизвестно, что современную эпоху, начиная с последней четверти XX в., называют «эрой миграции». Кардинальные изменения в масштабах и структуре мировых миграционных потоков вследствие глобализации и крайнего обострения неравенства экономических возможностей привели к формированию принципиально новой миграционной ситуации, при которой можно говорить уже о своеобразной «нации мигрантов» или «новых кочевниках». Характерными чертами этого процесса стали усиление роли диаспор в развитии и отправляющих, и принимающих стран, формирование «миграционных сетей», определяющее значение экономической миграции, внутри которой неуклонно растёт нелегальная, вынужденная миграция, увеличение значимости миграции в демографическом развитии и, наконец, двойственный характер миграционной политики на всех уровнях. В результате мигранты начинают занимать целые экономические ниши и отрасли национальной экономики принимающих стран.