Читать онлайн «Людовик XI. Ремесло короля». Страница 32

В церемониях вступления в тот или иной город никогда не допускалось импровизации. Главной заботой властей, поощряемых королевскими чиновниками, было удостовериться в том, что их подопечные выражают свой восторг громкими криками радости, без всякой сдержанности и фальши. Консулов и «знатных горожан и граждан» просили нарядиться в белые одежды и отправиться встречать короля в одном-двух лье от города, верхом на лучших лошадях, старики и хворые, которые не держались в седле, должны были стоять у городских ворот «в таком порядке, дабы король мог их заметить». Городские старшины зачастую устраивали целый приветственный спектакль: жители, демонстрируя свою радость, зажигали огни посреди города и должны были «веселиться изо всех сил» из почтения к королю, их законному государю. Ночью на улицах зажигали факелы, а в домах — фонари и другие светильники у дверей и окон. На пути следования кортежа дома затягивали гобеленами, тканями и другими богатыми украшениями, а улицы усыпали травами и ветками.

Многочисленные указания свидетельствуют о важности подобных празднеств в плане управления страной и общественным мнением. Красивые зрелища, повод полюбоваться богатством и развлечься, вино, текущее рекой, — один из способов снискать народную любовь. Чтобы королевские въезды обрели смысл и преподали ожидаемый урок, требовалось создать и поддерживать радостную атмосферу, дирижируя хором приветственных кликов; полчища детей в белых рубашках, осыпанных цветами, пели хором, каждый держал в руках деревянный щит с гербом Франции, они стояли по обе стороны от дороги и громко кричали: «Слава! Слава! Да здравствует король!» В Бриве дети шествовали перед королем под колокольный звон. Повсюду были цветки лилий, символ монархии и королевского рода, — на полотнищах, на балдахине, под которым ехал король, словно ковчег с реликвиями, на платьях и мантиях, чтобы каждый мог их видеть, где бы он ни был. Консулы в Турнэ уплатили больше сотни ливров вышивальщикам, которые в спешном порядке вышили золотой нитью сто восемьдесят цветков лилий, больших и малых, и еще один очень большой цветок, помещенный в центре балдахина.

Те же консулы или их уполномоченные приглядывали за постановкой «историй» и их содержанием. Ответственность за это возлагалась на артели или цехи, на их мастеров и «знаменосцев»; мастера должны были выполнить свою задачу быстро и хорошо, без ошибок и промахов, доказав свою покорность и лояльность. Разумеется, нельзя было представлять никаких историй, не показав их прежде городским магистратам для одобрения. «Истории и моралите», разыгранные случайными актерами, чаще всего мимами, не всегда были простым развлечением; не все они вдохновлялись Библией или основывались на таинствах Евангелия. Их общепризнанной целью было развлекать, поучать и напоминать об учении Церкви, но также внушать политические установки, рассказывать о благодеяниях добрых правителей. В Париже в 1461 году из восьми больших «историй» только две были простой забавой, хоть и насыщенной символами: охота на оленя и три обнаженные русалки, за которыми подглядывали дикари обоего пола, у фонтана Понсо, изливавшего вино, молоко и мед. Страсти Христовы представляли у Троицкой больницы. Сам город тоже не был забыт: в одном из представлений участвовали пять аллегорических фигур по числу букв в его названии: Прочность, Амур, Разум, Игривость, Жизнь. Но в этих поучениях толпе главное место отводилось королю. На мосту Менял представляли крещение Хлодвига и чудо явления склянки с миром — напоминание о священности монархии.

Этот, главный для себя аспект Людовик XI подчеркивал во все время своего правления, заставляя признать себя «христианнейшим королем», единственным на Западе. На подмостках у Большой бойни, на перекрестке улиц, пересекающих весь Париж, представляли несколько живых картин и пантомимы: взятие английской крепости во время осады Дьепа, штурм под командованием дофина Людовика, победа и то, как французы резали глотки англичанам. Во время своего первого вступления в этот город, еще не обеспечив себе полной поддержки, король пожелал напомнить парижанам об одном из своих первых военных подвигов — сражении при Дьепе, которое, после того как был отвоеван Понтуаз, устранило английскую угрозу. Освобождение Дьепа требовалось впечатать в память толпы так же, как в свое время — освобождение Орлеана Жанной д'Арк. В Париже партия короля и его чиновники сами подбирали темы, напоминающие о славных страницах царствования.

Во всяком случае, ясно, что вступление в Париж, несмотря на нехватку времени, было тщательнейшим образом подготовлено. Люди короля, фурьеры, реквизировали жилье, самостоятельно принимая решения о постое, что противоречило привычкам и желаниям парижан. Никто еще не выдвигал подобных требований; фурьеры все решали сами, ничто не делалось без их согласия: если кто-то сам находил себе жилье, фурьеры могли его выселить.

Прославление заслуг короля, его доброты и щедрости часто служило поводом для больших празднеств, буйного народного веселья, процессий и крестных ходов. Некоторые из них были спонтанными или, самое большее, одобренными городскими советами. В конце августа 1465 года, после битвы при Монлери, когда армии принцев стояли лагерем под самым Парижем, король, «возжелав облагодетельствовать подвластный ему город Париж и жителей оного», возвестил о том, что решил отменить налоги на вино и несколько других пошлин. Эту новость выкрикивали на всех перекрестках, и, услышав ее, люди от радости кричали «Слава! Слава!» и зажигали на улицах праздничные огни. Но обычно король давал прямое указание возбудить подобные порывы, устраивая процессии во славу побед его оружия. Все должны были о них знать и радоваться им.

Чтобы вести войну против своих врагов, которые чаще всего были не чужеземцами, а мятежными принцами, пользующимися симпатией и доброй славой, королю требовалось иметь в своем распоряжении все живые силы в стране — людей, оружие, провиант и деньги, а плюс к этому — что было далеко не маловажно — моральную поддержку, соучастие и общие молитвы. Он требовал от своих чиновников, где бы они ни находились, решительно действовать сообща, незамедлительно прибегать к реквизициям, набирать вольных стрелков, обеспечивать расквартирование и снабжение войск, а также контролировать настроение умов. Все его подданные должны были участвовать в общем предприятии, осуществляемом во имя интересов государства с благословения Господа, все должны быть уверены в правоте короля и незамедлительно узнавать о предпринятых им шагах и о достигнутых успехах.

Королевская «отечественная» война, тщательно подготовленная в малейших деталях, направляемая множеством инструкций, предупреждений и отчетов, тогда не окутывалась глубокой тайной. Каждый участвовал в ней своими переживаниями и страхами, ибо каждый поневоле был в курсе текущих операций и исхода сражений. Королевские агенты прекрасно знали, что не только принцы и вельможи, но также и городская знать, невольные свидетели происходящих событий и заинтересованные лица, беспрестанно писали родственникам или друзьям, чтобы предупредить их о присутствии войск и сообщить, за кем может остаться победа. Ни продвижение войск, ни их численность, ни даже намерения полководцев не ускользали от внимания наблюдателей. Более того, в этих конфликтах, которые порой походили на настоящую гражданскую войну, лагеря и партии не всегда были четко разграничены и исполнены решимости: принять решение, выступить против или вступить в союз всегда было рискованной авантюрой. Информированность о положении дел могла пригодиться. Поэтому каждое сражение, каждый штурм крепости, победа или сдача, разгром или отступление вызывали поспешную отсылку писем: либо чтобы попросту поставить о них в известность, либо—и тогда это было чистой пропагандой — чтобы восславить свою партию и снискать себе сторонников.

Каждый был обязан выбрать свой лагерь. Король Людовик прекрасно это понимал и превосходно владел искусством сделать так, чтобы его подданные сначала заинтересовались, потом уверились и, наконец, присоединились. Уже во время первого большого конфликта — войны с Лигой общественного блага в мае 1465 года — он старательно оповещал население и о провинностях мятежных принцев, и о том, каким образом он подчинил их себе. Во время похода в Берри и Бурбоннэ он диктовал длинные ответы на манифесты Бурбонов и прочих фрондеров. Он хотел, чтобы их публиковали в каждом городе, чтобы его победы праздновали, а главное — чтобы не оставалось никаких сомнений в покорности тех, кто сложил оружие и молил о прощении, а затем получил его. Председатели и советники Парижского парламента получили тогда несколько срочных посланий, в которых король излагал свои планы и намерения («в коих он им сообщал, что собирается осадить Монлюсон и уже взял Шарру») и призывал их отпраздновать его победы над Бурбонами.