Читать онлайн «Сексуальная жизнь в Древней Греции». Страница 78

Зевс, однако, не единственный из богов, на кого столь сильно влияет красота, и всякий, кто углубится в историю богов, убедится, что в этом вопросе у них у всех отменный вкус: Посейдон, например, пал жертвой красавца Пелопса, Аполлон – Гиацинта, Гермес – Кадма. Если красота столь возвышенна и божественна в глазах самих богов, разве не наша обязанность подражать в этом богам и вносить свою лепту, насколько это возможно, и словами и делами?»

Наконец, Филон выражает удовлетворение, полученное от национальных игр, где взоры каждого могли насладиться отвагой и крепостью участников соревнований, их прекрасными телесными формами, крепкими мышцами, необычайными умениями и навыками, их непобедимой силой, храбростью, состоянием, выдержкой и упорством, неукротимой волей к победе.

Далее, в «Скифе» Лукиана мы читаем о юной красоте, которая «пленит твое сердце с первого взгляда своей миловидностью и благородной стройностью, но как только начнет говорить, сделает твои уши своими рабами. Когда юноша произносит речь, мы испытываем те же чувства, что афиняне испытывали к Алкивиаду. Весь город прислушивается к нему с таким вниманием, что, кажется, проглатывает глазами и ушами все им сказанное. Разница лишь в том, что афиняне вскоре охладели к Алкивиаду, в то время как здесь, наоборот, целое государство не только любит атлета, но и находит его, несмотря на юность, достойным почитания».

Насколько красота мальчиков казалась грекам воплощением всей земной красоты, можно судить по тому, что в пластическом искусстве воплощение женской красоты приближалось к образу мальчика или юноши; и истинность этого утверждения можно увидеть, перелистывая любой альбом по греческому искусству. В самом деле, даже прототипы женской соблазнительности – Сирены – довольно часто изображались в образе мальчиков. В греческом искусстве, и особенно в вазовой росписи, мальчики и юноши представлены гораздо чаще и с более подробным изображением деталей, чем девушки, что поражает всякого, кто проследит за великими произведениями вазовой живописи; любимым сюжетом изображения был Эрот вместе с Гиацинтом, Гиласом и другими мальчиками-любимцами, о которых рассказывает греческая мифология.

Следует также помнить, что в учебниках по мифологии целые главы занимают перечисления красивых юношей, например в книге Гигина о мифах, предназначенной для изучения в школах; можно упомянуть также «Erotes» Фанокла, которую мы обсудим позже, ее содержание составляет поэтическое перечисление многих прекрасных мальчиков и их любовников.

Еще одним доказательством того, что греки видели идеал красоты в мальчиках и юношах, служит тот замечательный факт, что надпись kalos (красивый) появляется на огромном количестве ваз, в то время как kale (красивая) – сравнительно редко. Учитывая множество надписей, посвященных фаворитам, стоит привести следующие.

Прежде (да и теперь еще) существовал обычай повсюду писать, выцарапывать, вырезать имена особо любимых друзей, где бы и на каком бы материале ни представлялась такая возможность. То же было и в Древней Греции, и в нашем распоряжении имеются много отрывков, из которых следует, что существовал обычай писать имена своих возлюбленных на стенах или дверях помещений – особенно в Керамике в Афинах (городской район, о котором мы рассказывали, когда говорили о «Разговорах гетер» Лукиана) – или вырезать имена на стволах деревьев. Великий живописец Фидий не постеснялся оказать почтение своему любимцу надписью «прекрасный Пантарк» на пальце руки величественной статуи Зевса в Олимпии. Сохранился камень, на котором один из рабочих по имени Аристомед нацарапал слова: «Гиппей – красив! Так думает Аристомед». Доходило до того, что некоторые сентиментальные любовники писали имена своих умерших возлюбленных с добавлением «красивый» собственной кровью на их могильных камнях.

Имена мальчиков-возлюбленных писали на могильных камнях, что также следует из эпиграммы Арата (Ант. Пал., xii, 129): «Филокл аргивянин – красив; об этом свидетельствуют коринфские колонны и могильные плиты Мегары. Написано, что он светловолос, как воды Амфиарая (родник около Оропа в Беотии). Но кому нужно свидетельство камней? Всякий, кто знал его, подтвердит это».

Отсюда лишь один шаг до любовных признаний на вазах. Иногда слово «красивый» стоит отдельно, чаще в сочетании «мальчик красив» или в сочетании с именем на греческих сосудах; также и на колоннах, щитах, блюдах, подставках для ног, на алтарях, сундуках, сумках, на ободке дисков и на множестве других предметов. Многие вазы содержат прямые диалоги, например та, что хранится в Мюнхене, где среди украшений написано волнистыми буквами:

A. Красив Доротей, о Николас, красив!

B. Мне он также кажется красивым; но красив и другой мальчик, Мемнон.

А. Для меня он также красив и дорог.

Следует также напомнить, что эпитет kalos для любимцев находят даже на вазах со сценами школьной жизни: например на краснофигурном сосуде Дурида, который часто копировался и теперь хранится в антиквариуме старого Берлинского музея.

Хотя об этих надписях, посвященных мальчикам, уже существует относительно подробная литература, их цели и их природа там объясняются не достаточно полно; однако результаты этих исследований можно свести к некоторым выводам.

1. В основном имена любимцев были обычны в вазовой живописи в Аттике и лишь в период около 70-х годов V в. до н. э.

2. Надпись «калос» (красивый) имеет несколько значений. Иногда художник хотел похвалить себя; иногда надпись относилась к изображенному на вазе объекту, когда художник хотел выразить наивное удовольствие от наиболее удавшейся работы.

3. Но чаще всего художник хотел оказать почтение своему любимцу.

4. Многие из тех, кто заказывал вазу живописцу, требовали добавления «красавчик Гиппий» или другого (имярек), с целью доставить удовольствие мальчику, которому предназначалась эта ваза в подарок, чтобы отметить его телесное совершенство как раз в том возрасте, когда каждый мальчик мог гордиться своей красотой и находил не унизительным, но весьма почетным, когда обнаруживал, что кто-то восхищается его телесным и душевным совершенством.

5. Наконец, вазовые живописцы писали на вазах имена мальчиков и юношей, о красоте и милых выходках которых восхищенно говорил весь город. Можно предположить, что всякий ремесленник рассчитывал на более удачный сбыт, если его изделие было украшено именем мальчика, который вызывал восхищение у всех в городе.

После представления греческого идеала красоты, выраженного в чертах, присущих мальчикам, и после попытки облегчить ее понимание для современного читателя нам следует более подробно остановиться на деталях эллинского идеала мальчиков. Из всех телесных признаков очарования мальчиков греки более всего были заворожены их глазами, что нашло отражение в поэзии. Софокл нашел, кажется, самые прекрасные слова во фрагменте, в котором рассказывается о глазах юного Пелопса (впрочем, довольно трудные для перевода): «Его магнетический взор притягивает очарование любви[135]; они горят огнем, который согревает его и опаляет меня». А в трагедии «Любовники Ахилла» Софокл говорит о «желании, воспламененном вспышкой его глаз», глаз, которые «мечут стрелы любви». Гезихий, который цитирует эти слова, напоминает нам: «глаза возлюбленного – ворота любви», ведь по греческой пословице «любовь возникает в мужчинах от взгляда».

Мы уже упоминали (с. 338), как Ликимний высказывался о прекрасных глазах своего возлюбленного.

Сапфо: «Встань передо мной, мой друг, и пролей милосердие из твоих глаз».

От Анакреонта дошли стихи: «Мальчик с видом девическим, просьб моих ты не слушаешь и не знаешь, что душу ты на вожжах мою держишь»[136].

Могучий Пиндар начинает несохранившийся сколий словами: «В должное время, в юные годы надобно пожинать любовные утехи; но лучащийся блеск из глаз Феоксена – кто, увидев его, не вспенится страстью, сердце у того черное, из железа или стали на холодном выковано огне»[137].

Великий философ Аристотель (фрагм. 81р, Аф., xiii, 564б), самый универсальный мыслитель античности, сознается: «Влюбленные ни на что так не смотрят, как на глаза своих любимцев, где прячется секрет мальчишеской привлекательности».

Разумеется, лирические поэты не остались в стороне от прославления глаз мальчиков. Ивик, например, восхваляет их в стихах, начинающихся словами: «Эрос влажномерцающим взглядом очей своих черных глядит из-под век на меня и чарами разными в сети Киприды крепкие вновь меня ввергает»[138].

В другом месте он сравнивает глаза мальчика со звездами, мерцающими в небе темной ночью.