Читать онлайн «Семнадцатый самозванец». Страница 52

- Гони!

Ездовые рванули вожжи. Несколько человек упало. Сытые крупные кони легко понесли карету. Расталкивая толпу древками бердышей, вслед за каретой добежали пешие стрельцы. Конные, вертясь возле кареты, стали хлестать надиравших нагайками. Толпа взревела. В стрельцов полетели камни. Конный государев выезд вихрем влетел в Никольские ворота, но стрельцы не успели ворота закрыть и толпа ворвалась в Кремль.

* * *

Государь поглядел на послов и понял: и он, и они все помнят, что было далее. Помнят, как смерды на глазах у всех растерзали Леонтия Степановича Плещеева, выданного толпе царем, чтобы спасти себя и ближних своих. Помнят, как убивали лучших людей - бояр, дьяков, купцов. Как жгли и грабили дома князей Одоевских и. Львовых. Как трое суток горела Москва и в пепел превратились все посады, Чертолье, Арбат, Петровка, Тверская, Никитская, Дмитровка.

И вздохнув тяжко, со слезами на глазах, тихо проговорил царь:

- Смертный грех на мне, и не измолить мне его. Отдал я кровопийцам на муки Леонтия Степановича Плещеева, собинного моего друга и великого доброхота. А ведь это он про Тимошку Анкудинова первым довел, и за то батюшка мой простил ему прежние его прегрешения, а я возвысил Леонтия Степановича ещё более и дал ему Земский приказ. И он, всех нас спасая, смердов в бараний рог крутил и подводил их под ярмо как скот, а когда дошло до ножей да топоров, мы же его смердам и отдали.

Гаврила Леонтьев, служивший вместе с Плещеевым в Земском приказе, и лучше прочих знавший его, подумал: "Не отдал бы ты Леонтия, его все равно бы прикончили. Да и тебя вместе с ним - не поглядели бы, что помазанник".

Боярин Пушкин - любитель священных книг - пробасил смущенно:

- Чего кручиниться, государь. Сказано: "Положи живот за други твоя".

"Твой бы живот положить", - подумал Гаврила Леонтьев, недолюбливавший спесивого боярина.

- А теперь, - сказал вдруг царь со слезами в голосе, за Леонтия Степановича карает меня господь. Ведь Леонтий мне сам сознался, добровольно, что вора того, Тимошку, остроломейскому учению обучал и что вышел Тимошке знак - быть возле трона, иди же на троне. И пророчество то сбывается - из огня, и из воды живым выходит вор. Молдавского господаря Василия люди схватили - ушел. Из Константинополя, из-под топора - ушел. Ныне лучшим моим послам в руки не дан. Что сие значит? И Леонтий Степанович мученическую смерть от хамов принял не потому ли же, что за Тимошкой бесовская сила стоит?

А ныне что? - вопросил государь. - Не успели вы, послы, в Варшаву отъехать, учинились мятежи в Новом городе Великом и во Пскове.

Ведено было дать из наших житниц хлеба сестре нашей свейской королеве Христине. А тот хлеб должен был закупить человек её Логвин Нумменс и псковские гилевщики казну у Логвина отняли, бесчестили его и пытали и посадили его в съезжую избу и тем учинили ссору меж наших государств. Воеводу Собакина тоже посадили за пристава, на сходе черных людей выкрикнули атаманом Гаврилу Демидова и отослали в Москву людишек всякого звания свое воровство перед нами оправдать. Чернь и бунтари Новагорода Великого, на своих соседей глядя, то же самое вскорости учинили и у себя.

Пришлось слать князя Хованского со многими людьми под Новый Город и под Псков. Новый Город в апреле сдался, а псковские воры затворились в городе и ни на какие уговоры не шли.

Хованский со всех сторон обложил Псков, но мятежники, - писал мне князь Иван Никитич, - приготовив пушек и пороха и свинца. довольно нагло скалили зубы и кричали со стен всякое непотребство.

Однако же возле первого заводчика псковской гили - Гаврилки Демидова - были и верные нам люди и они-то доводили князю Ивану о тайных делах, что вершил Гаврилка в земской избе. И среди прочего известили князя Ивана.

Государь встал, отошел к стене, сам открыл кованый сундук, достал кипу бумаг и, положив на стол, со вздохом сказал:

- Вот, господа-послы, только о псковском изменном деле сколь писем перечитать пришлось.

Покопавшись в бумагах, два письма государь отодвинул в сторону, и первое из них передал через стол дьяку Леонтьеву. Леонтьев начал: "Великому государю...

Царь прервал его:

- Титул пропусти, не у поляков посольство правишь, главное чти - о воре Тимошке.

Леонтьев, пропуская строчки, читал волнуясь:

"12 июня крестьянин Трофимко Володимиров с товарищами балл, что встретили они возле города Велъя трех литвинов с вялою рыбой. И литвины те Трофимке сказали: "Вашего де государя в Московском государстве нет, а ныне де он в Польше у литовского короля, а выехал де он, государь, в Польшу сам-шест, тому недель с тринадцать; и сами де они царя видели, и король де ево жалует и смотрят де на ново, что на красное солнце. И стояли бы де оные псковичи против Хованского крепко, и от государя де будут пожалованы, а государь де будет с казаками донскими и запорожскими подо Псков на выручку вскоре".

Царь перекинул через стол второе письмо. Леонтъев, пропуская титул и строки, читал:

"А 18 июня другой крестьянин в той же избе сказывал, что царь приехал в Литву, а 23 июня баяли некие мужики, что царь, оказывается, уже в Аршаве. И тот Гаврилко на вора, что выдает себя за природного московского царевича, возлагает надежды многие и бунтарей в безумии их укрепляет, что де с тем вором могут они над войском вашего царского величества одоление поиметь".

Леонтьев замолк, вопросительно глядя на царя. Боярин Пушкин спросил, с видимым трудом смиряя мощь протодиаконского голоса:

- Великий государь! Не сочти невежеством, что я, холопишко твой, тебя стану спрашивать, а ты мне отвечать.

Царь докучливо махнул рукой: что де за чины, говори спряма. Григорий Гаврилович, приподняв одну косматую бровь чуть выше другой, спросил:

- А как ныне во Пскове?

Царь развел руками, проговорил печально:

- Месяц как уехали во Псков выборные от всех чинов люди призывать гилевщиков к покорности. Однако же все ещё до Пскова не доехали. Сидят в Новом городе Великом - боятся, не учинили бы над ними воры какого дурна.

- А что за люди, государь, посыпаны?

- Именитые люди, Григорий Гаврилович. Епископ коломенский Рафаил, архимандрит Андроникова монастыря Селивестр, вологодский воевода Иван Олферъев, кадомский воевода Иван Еропкин и иные добрые люди.

Послы одобрительно закивали головами: верно де, люди действительно добрые, к замирению бунтарей пригодные: краснобаи, непростодушные, неробкие нравом. - А Ивана Олферьева, воеводу вологодского, послал я, чтоб довел Иван псковским гилевщикам о воре Тимошке истинно: есть де Тимошка худородный вологодский писариш-ко, а не доброй человек и тем паче не из Шуйских князей.

И то дело, уповаю я, Олферьев сделает гораздо: опросил Иван вологжан многих, и о воришке Тимке знает всю подноготную доподлинно.

Боярин Пушкин спросил еще:

- А где ныне воришка?

Царь снова развел руками, сказал печально:

- Бегает неведомо где. И в Рыльск, и в Путивль, и в Белгород, и в другие порубежные с Литвой города описано - сыскивать Тимошку накрепко.

- Торговым. бы людям, государь, что к черкасам ездят, то же самое след бы велеть, - робко вставил дьяк Леонтьев.

- И им сказано, - устало ответил царь. - Да прячет вора гетман, кривит душой, не хочет его нам головою выдать.

- А отчего не хочет? - простодушно спросил Степан Душкин.

- Яблочко от яблоньки, - ответил царь. - Сам-то кто таков? Тоже бунтовщик, на природного государя, хоть он и схизматик, руку поднял. Сколь панов побил, какую смуту завел?

А как то казацкое воровство в наших землях аукнулось? Там хамы за рогатины похваталисъ, и у нас разбой да убивства да непокорство из края в край пошли.

Вы мыслите, что калужские или воронежские смерды ничего про те козацкие дела не знали? Всё знали, и немало удачам Хмеля радовались.

И ныне, сказывают, не раз по ярмаркам да по иным торжищам ходили некие безумные шатуны и нагло начальным людям кричали: "Вьется де хмель быстро. Скоро и сюда дотянется. И ударит де хмель многим в головы".

Вот и думайте, господа послы; "А ну, как появится Тимошка во Пскове, а с ним малороссийские казаки - те же бунташные холопы?" Да не дай бог, поможет подьячишке свойская королева Христина? И жди тогда на Москву нового Гришку Отрепьева.

Послы виновато молчали - ведено было им искать вора Тимошку всякими правдами и неправдами, а они, более полугода у ляхов просидев, приехали ни с чем. И хоть не корил их государь - молод был, кроток, и сердцем добр, нехорошо было на душе у послов.

- Доставать надо вора, - зло и громко проговорил великий посол боярин Григорий Гаврилович. А не отдадут - убить.

- А ты как мыслишь, Степан? - спросил Алексей Михайлович у младшего Пушкина.

- Так же мыслю государь, - твердо ответил младший Пушкин. Леонтьев, не дожидаясь, когда его спросят - могли и не спросить - сказал быстро:

- И я так же мыслю, твое царское величество.

Ну, так тому и быть, - ответил Алексей Михайлович. - Пошлем к гетману и к королевскому киевскому воеводе и к митрополиту ещё одного человека доброго, к посольскому делу свычного. А вам, послы, за верную службу царское спасибо.