Читать онлайн «Семнадцатый самозванец». Страница 10

- Ты сам, сынок, посуди - могло ли такое статься, ежели вперед того дело было совсем инаким? - И Тимоша находил в подмеченном матерью несоответствии то, что не углядели, либо не захотели углядеть воевода и судьи.

Свободное же время он чаще всего проводил за книгами.

Так шли недели и месяцы. Отшелестела палым листом и крыльями улетавших птиц осень. Пришла зима - белая, студеная, долгая. В феврале начались метели. Ночи были беззвездными. На Великий пост закрыли и государев кабак - царево кружало. Питухи бездельно засели по избам. Тишина, лень и скука толще снега укутали Вологду.

В воеводской избе одни только тараканы бегали живо, как ни в чем не бывало. Подьячий же и письменные люди и жалобщики от долгого поста двигались медленно, говорили тихо, дела не делали вовсе.

В первую неделю поста вернулись из Москвы прикащики, что водили летом обоз купца Кондрата Акишева. Один из них привез Тимоше письмо от Кости. Костя писал, что устроился в государев Конюшенный приказ, хвалился развеселым и безбедным житьем в шумном, пьяном и тароватом граде Москве, и в конце звал Тимошу ехать к себе, уверяя, что не будут они вдвоем знать в Москве никакого лиха.

Прочитал Тимоша письмо, и показалась ему Вологда скучнее прежнего.

И день ото дня стали приходить Тимоше на ум всякие невеселые мечтания: "Пошто я не боярский сын, - думал Тимоша. - Пошто ежедень сижу с рассвета до темна в приказной избе, как тюремный сиделец, а другие люди гуляют денно и нощно, и спят на пуху, и едят сладко?" И от всего этого ещё сильнее потянуло Тимошу к единственной отряде - книгам. Долгими вечерами, засветив лучину, читал он Ветхий завет и Новый завет, жития многих святых отцов, пророков, апостолов и мучеников. Разные это были люди: иные рабского и холопского звания, иные царского рода. Жили они в разных странах: в Византии, в Еллинской земле, и в Святой земле, и в Антиохии, и в Риме, а иные и совсем рядом - в Прилуках, в Белозерье, в Ферапонтовом монастыре. Овые вместе с Христом начинали свой путь, овые свершали деяния столь недавно, что их и старики вологодские помнили и знали. Однако было у них у всех нечто общее, сплотившее их всех воедино, в священную дружину, в легион праведных. Была у них вера и за эту веру шли они на кресты, на растерзание к диким зверям, на костры, на пытки. И от этой веры самое страшное мучение было им наградой, ибо верили они, что муками своими спасают не только себя, но и всех человеков, погрязших в грехах и пороках. А муки их, думали они, как свечи, горящие во тьме, освещают путь к вечному спасению.

Чтение очень увлекло Тимошу, и когда у вологодских книжистых людей уже ничего более не оставалось, Тимоша, собравшись с духом, отправился в дом к владыке. Было это в воскресенье, после заутрени, на тринадцатый день Великого поста.

Владыка имел богатую книжницу и только настоятели трех близких к городу монастырей - Спасо-Прилуцкого, Кирилло-Белозерского, и особенно Ферапонтова - могли похвалиться большими чем у владыки библиотеками. Однако, так как все они Варлааму подчинялись, то зная его любовь к книгам, навещая Вологду, часто привозили с собой то, чего не было в книжнице архиепископа.

Варлаам сразу допустил к себе Тимошу и, выслушав его, велел идти за собою в книгоположницу. Тимоша прошел длинный ряд комнат, богато убранных коврами, разными ларями, иконами, вышитыми полотенцами, изразцовыми печами. В трех последних покоях второго этажа и размещалась книжница. Книги лежали в ларях, на подоконниках, на лавках и на придвинутых к стенам столах. В каждом покое у окна стояло по одному креслу с высокой спинкой и подлокотниками и по одной малой деревянной скамеечке для ног. Владыка опустился в кресло, велел:

- Пододвинь скамью.

Тимоша быстро подвинул. Владыка сказал:

- Ну, Тимофей, выбирай, что любо, только знай - из книгоположницы выноса нет. Здесь бери, здесь же и чти. А как прочтешь, я с тобою поговорю: таков ли книгочий, за коего себя почитаешь? И как к вечерне начнут звонить, то ты книгу на место клади и к службе поспешай, а в храме - в тиши и раздумье - господь тебя надоумит о том, что вычитал, верно судить.

Варлаам вышел из комнаты и Тимоша, оставшись один, медленно стал обходить все три покоя, внимательно разглядывая собранные богатства.

Книги были разными - печатными и рукописными, ветхими и совсем новыми, в кожаных, медных, серебряных, дощатых, пергаментных переплетах и просто без переплетов - завернутые в белые холстины. Были книги лицевые украшенные многими рисунками, - были книги, в которых каждая буковка выписывалась с великим тщанием, были - переписанные красками многих цветов, с узорочьем и орнаментами, были сделанные спешно - простой скорописью, выцветшими рыжими чернилами, как пишут писцы в воеводских избах, были книги-великаны - в полсажени, были малютки - всего с ладонь.

Тимоша встретил здесь многих старых знакомых, однако немало было в книгоположиице и таких книг, каких прежде он не видывал. Это были сочинения о недавних событиях: "Казанское сказание", "Временник Ивана Тимофеева", "Сказание Троице-Сергиева монастыря келаря Авраамия: Палицына", "Сказание о бедах и скорбях и напастях, иже бысть в велицей России", а в последнем покое он наткнулся на книгу с прелюбопытным названием: "Царево государево послание во все его Российское царство на крестопреступников его, на князя Андрея Курбского с товарищи о их измене". Тимоша раскрыл книгу и сразу же наткнулся на знакомую фамилию. Некто, сочинивший "послание", писал: "Стоит только об одном лишь вспомнить: как ещё ребенком играли мы в спальне нашего отца, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, локтем опершись на постель нашего отца, и положив ногу на стул, не преклоняется к нам. И такую гордыню кто может снести?"

Тимоша перевернул несколько страниц и вновь увидел фамилию Шуйских: "И выковал себе в нашей казне золотые и серебряные сосуды, и высек на них имена своих родителей, будто были они достоянием его родителей. А ведь всем людям известно: при матери нашей у князя Ивана Шуйского была единственная ветхая шуба из зеленого мухояра на побитом молью куньем меху. И если бы то была их старина, то чем было сосуды ковать, лучше было бы шубу переменить".

И Тимоша вдруг вспомнил: осевшую в землю избушку, светец на столе и причудливую вязь на золотом кресте: "Раб божий, князь Иван Щуйской-Плетень". "Царево государево послание", - подумал Тимоша. Да никак это сам царь Иван Грозный написал? Вот ведь как вышло, что и здесь снова Шуйские помянуты и нелюбовь царя Ивана к этому роду и здесь видна. Значит не зря бежал на реку Сухону, в глушь вологодских лесов Плетень-Шуйский, не зря хоронился от людского глаза. Может быть, знал, что царево послание пошло во все города государства Российского?"

Тимоша взял в руки ещё одну книгу "Временник Ивана Тимофеева" и начав читать, не мог оторваться. Удивительной показалась книга Тимоше. В ней не рассказывалось о чудесах, о подвигах схимников, проводивших всю жизнь в ямах, одетых в рубища, голодных и немытых. В ней не рассказывалось о видениях и пророчествах, о кознях дьявола, об ангелах и архангелах. Дьяк Иван писал в книге о том, что он слышал от людей, которых знал, о том; что видал сам, о том, что вычитал в книгах.

Тимоша узнал из книги Тимофеева историю своей страны за четыре последних, самых бурных её десятилетия. Он, не отрываясь, единым духом, прочел о правлении всех русских царей от Ивана Грозного до Василия Шуйского. Он узнал, что царь Иван, как топором рассек русскую землю на две половины, назвав одну - земщиной, а другую - опричниной. Он узнал, что, минуя единокровного сына, Иван поставил на царство татарина Симеона Бекбулатовича, а затем в припадке бешенства сына своего убил жезлом. Он узнал, что первенец Ивана - царевич Дмитрий - утонул младенцем, а последний его сын, получивший такое же имя, погиб от рук убийц.

Он прочел, как после смерти сына царя Ивана, - безвольного и слабоумного Федора - на престоле оказались случайные люди - Борис Годунов, а затем беглый монах Чудова монастыря Григорий Отрепьев, выдавший себя за младшего сына Грозного - Димитрия.

Он узнал, как Димитрий - Отрепьев - подняв казаков, дворян и холопов, занял Москву, венчался на царство и как затем был убит людьми, не потерпевшими бесчинств, пришедших с ним иноземцев.

"За какие грехи, - читал Тимоша, - наказана наша земля? Нет места, где бы горы и холмы не поливались христианскою кровью, и долины и леса наполнились ею, и вода, окрасившись кровью, сгустилась, и звери и птицы насытились человеческими телами.

Наказаны мы за дерзость клятвопреступлений, за гордыню, за отказ от упорного труда, за любовь к наградам, за чрезмерное обжорство и пьянство, за злопамятность к близким своим. К этому присовокуплю ненасытную любовь к деньгам, хвастовство одеждою и приобретение множества ненужных вещей. А ведь известно, - писал дьяк Иван, - всякая гордость увеличивается при изобилии вещей - читающий да разумеет!