Читать онлайн «Под сенью восьмиконечного креста (Мальтийский орден и его связи с Россией)». Страница 30

Пытаясь заблаговременно нейтрализовать неминуемое противодействие со стороны Рима, нунций Лоренцо Литта писал кардиналу Одескальчи 23 декабря 1798 г.: "Что касается этого образования (имеется в виду православное великое приорство {112} российское. - П. П.), то Святому престолу не следует утверждать его создание формальным актом. Речь идет только о действиях императора России в пользу некатолического дворянства, и оно будет отделено от католического приорства российского, входящего в Орден Св. Иоанна. Какова бы ни была судьба Ордена в случае, если ему удастся вернуться на Мальту, это учреждение императора всегда останется отделенным от Ордена, учрежденным исключительно для русского дворянства и имеющим единственную сферу сношения с Мальтийским орденом - выплату различных сумм в его казну и в казну католического великого приорства российского" 66. Вскоре, однако, выяснилось, что в Петербурге и Риме по-разному смотрят на пределы, которые дозволено было перейти в таком важном деле, как получение финансовой помощи Мальтийскому ордену.

МАЛЬТИЙСКИЕ КАВАЛЕРЫ

ИЗ СЕЛА ГНЕЗДИЛОВКА

Правила для принятия российских дворян в Орден были утверждены 15 февраля 1798 г. В этой связи, как замечает П. Вяземский, немедленно начались обычные для России злоупотребления. Для русского дворянства, до этого слыхом не слыхавшего о мальтийских рыцарях и поначалу называвших Орден Ивановским, мальтийский крест стал вожделенным знаком отличия. В Орден, пригретый императорской милостью, начали записывать несовершеннолетних детей "почти в пеленах".

"Столица была наводнена настоящим дождем Мальтийских крестов, вспоминал Ф. Головкин. - Мои братья, мой двоюродный дядя и я, будучи единственными русскими, имеющими законное право на этот крест как потомки по женской линии Альфонса Дюпюи, брата Раймонда, первого великого магистра, - удостоились специальной церемонии, в которой нас признали кавалерами по праву рождения Ордена Св. Иоанна" *.

О. Щербовиц-Ветсор и К. Туманов после тщательного изучения сохранившихся в Риме архивов двух великих приорств рос-{113}сийских установили, что в 1799 году в католическом приорстве состояло 7 рыцарей Большого креста, 20 командоров, 20 владельцев фамильных командорств, три командора-капеллана и 79 рыцарей "по милости", большинство из которых составляли французские эмигранты. 19 ноября 1799 г. Павел возложил Большие кресты на членов императорской фамилии, которые их еще не имели; 10 декабря он назначил командоров русского православного приорства, а затем, 20 декабря, двух капелланов греческого православного вероисповедания. В составе православного великого приорства российского в 1799 году числилось 12 рыцарей Большого креста, 92 командора, 21 владелец фамильных командорств и 41 рыцарь "по милости". 10 июля 1799 г. великий князь Александр был провозглашен главой православного приорства российского. Четыре рыцаря Большого креста, 14 дам Большого креста и одна дама так называемого "малого" креста из числа российских подданных не входили в состав ни одного из двух российских приорств. В их числе было 13 членов императорской фамилии 67.

Для объективной оценки замыслов, которые Павел I связывал с созданием православного великого приорства российского, крайне важно иметь в виду, что в его состав принимались не только лица греческого православного вероисповедания, но и представители других некатолических церквей (члены известной семьи Лазаревых, принадлежавших к армянской православной церкви, губернатор Петербурга граф фон дер Пален, протестант). Павел, по всей вероятности, имел в виду уничтожить религиозные барьеры, препятствовавшие объединению на широкой основе сил, выступавших против французской революции. Подтверждением этого может служить императорский указ от 21 декабря 1798 г., в котором он призвал всех, кому близок дух Мальтийского ордена, объединиться и выступить с единых позиций. Чтобы не отпугнуть католиков, второе из великих приорств российских явно с расчетом никогда не называлось в русских официальных документах "православным". Этот термин был пущен в оборот позже историками Ордена Св. Иоанна.

Известный русский библиограф и писатель прошлого века Е. Карнович, автор исторической повести "Мальтийские рыцари в России", весьма живо и убедительно описывает общественную атмосферу, в которой Павел начал насаждать рыцарский дух в России. Кстати, эта сторона истории Ордена совершенно выпадает из поля зрения зарубежных исследователей, нередко подходящих к оценке действий Екатерины II и Павла I с мерками, дале-{114}кими от российской действительности. А между тем уже 21 июня 1799 г. Павел был вынужден дополнить правила для принятия российских дворян в Орден специальным указом, которым он оставил право назначать фамильные командорства за собой, тем самым резко ограничив их количество. Думается, что реальные условия, в которых приходилось действовать Павлу, станут понятнее после знакомства с нижеследующим отрывком из повести Е. Карновича **:

"С лишком неделю в сельце Гнездиловка, усадьбе помещика Степана Степановича Рышкина, с нетерпением ожидали привоза почты из соседнего уездного города, куда отправился за получением ее нарочный... Нетерпение помещика усиливалось еще более потому, что к нему в усадьбу собрались гости, которых он любил попотчевать не только снедями и питиями, но и своими разговорами и рассуждениями, казавшимися ему самому и глубокомысленными, и поучительными. В ожидании привоза почты гости-помещики с их хозяином принялись судить и рядить о том и о другом по прежним устарелым известиям с добавкою собственных измышлений, причем их в особенности занимал первый, дошедший уже до них манифест государя о Мальтийском ордене, но никто пока не мог домыслиться, о чем собственно в этом манифесте шло дело. Несколько раз все они вкупе перечитывали этот торжественный государственный акт, но никак не могли уразуметь, что именно требуется от русского дворянства и при чем оно здесь будет. Толковали, толковали между собой на разные лады, но в конце концов оказывалось, что ровно до ничего добраться не смогут. Во время этих жарких разговоров на пороге помещичьего кабинета показался дворецкий с кипою писем и пакетов в руках.

- Ермил, сударь, почту привез из города, - сказал он, подавая часть привезенного Степану Степановичу, - Это вам, а это - их милости, барыне.

В почте Рышкин обнаруживает письмо от дядюшки Федора Алексеевича, "большого человека" из Петербурга, в котором он советует племяннику поскорее записаться в командоры Мальтийского ордена.

- Вот как!.. В командоры, сие - тоже, что в командиры зовут, должно быть - звание высокое; да что же ты там, Степан {115} Степанович, станешь делать? - не без насмешливой зависти проговорил Лапуткин, один из гостей и соседей Рышкина.

- Что прикажут, то и буду делать, - не без сердца отозвался Рышкин. Не весь же век мне у себя в усадьбе землю пахать. Благодарение Господу, от родителей хороший достаток наследовал. Захочу, так будет чем и при царском дворе показать себя - и там в грязь лицом не ударю.

- Что об этом и толковать! - поддакнул один из мелкопоместных помещиков Пыхачев. - Только пожелать тебе стоит, так в люди как раз выйдешь: и умом возьмешь, и деньжонки есть, да и милостивцы при дворе найдутся.

- Дядюшка Федор Алексеич пишет мне из Петербурга вот что, - сказал Рышкин, поднося письмо поближе к глазам, и он, не слишком бойко разбирая письмо, принялся читать.

Сообщая об учреждении в России "родовых командорств" Мальтийского ордена, заботливый дядюшка советует: "Потщись же об устроении фамильного командорства; хлопоты по сему важному делу принять я на себя не могу, но для избежания всяких затруднительных оказий удобнее было бы приехать тебе самому в Санкт-Петербург, тем паче, что, быть может, всеавгустейший монарх пожелает тебя лицезреть, узнав о похвальном твоем намерении, российского дворянина достойном. Подготовь только благовременно все требуемые по оному делу доказательства твоего благородства. Как командор, т. е. как один из старших мальтийских кавалеров, или все равно рыцарей, ты будешь носить на шее большой финифтевый крест на широкой ленте с изображением золотых лилий между крыльев оного. Регалия сия весьма красива и в Санкт-Петербурге почитается ныне важнее всяких крестов и звезд. Кроме сего, представится тебе ношение красного супервеста, который есть нечто вроде женской кофты без рукавов, а поверх онаго полагается черная суконная мантия с белым крестом на плече и при оной мантии круглополая шляпа с разноцветными перьями, или же малая, называемая беретом. Сие одеяние, яко почетное рыцарское, и при дворе, и во всей столице паче всякой модной одежды почитается. Высылаю тебе при сем и копию той записки, в которой начертание истории ордена имеется. Записка сия редкостная, и с немалым трудом добыть мне оную удалось, и хотя в ней ничего, по разумению моему, предосудительного и недозволенного в отношении правительства не встречается, но, во всяком случае, обращайся с ней осторожнее".