Читать онлайн «Исламская интеллектуальная инициатива в ХХ веке». Страница 97

Было сказано достаточно для того, чтобы сделать главный вывод о текущей ситуации в районах, населенных преимущественно мусульманами. Этот простой вывод заключается в том, что мусульманский мир сегодня разделен на нации и каждая нация обладает своим собственным национальным государством. (Исключениями являются, например, Палестина, Эритрея и Кашмир, находящиеся под иностранной оккупацией или под колониальным гнетом.)

Мусульманское государство-нация не особо отличается от любого другого государства-нации. Немногие из них, если таковые вообще имеются, принимают моральные ценности разве что в виде лозунгов. Некоторые, такие, как Пакистан, даже используют подходящий флаг и называются «Исламской Республикой». Однако фактически все национальные государства являются продуктом западной цивилизации и ее колониального периода. Их цели, структура и поведенческие модели все «на одно лицо», будь национальное государство в Европе (на «материнском» континенте) или в Африке, в Азии или Америке. Следует придерживаться той же аналогии, что и при определении политолога-мусульманина, где человек является мусульманином, в то время как его политическая наука — немусульманской дисциплиной. Точно так же страны являются мусульманскими, а их политическая структура — национальное государство — немусульманская. Национализм — это самый что ни есть антитезис по отношению к исламу. Мы должны, тем не менее, взглянуть на ситуацию и принять то, что мы видим в реальности: сегодня не существует политических проявлений ислама. В самом деле, эта фаза исторического развития, когда мусульманское население находится в состоянии раздробленности на национальные государства, представляет собой, строго говоря, продолжение периода европейского колониализма. Вместо прямого управления из Европы, мусульманские страны теперь управляются благодаря учреждениям европейского типа через мусульманские элиты, которым присуще европейское светское и профанное видение мира. В этом смысле мы все — европейцы, и мы все еще пребываем под властью западного колониализма. В самом деле, экономические системы всех мусульманских «государств-наций» являются капиталистическими и интегрированы в международную капиталистическую экономику. Международная торговля, содействие развитию, финансовые и страховые компании — все это современные версии старой Ост-Индской компании. В подобном контексте, в условиях универсализации национального государства и капиталистической культуры, и следует рассматривать заявление А. Тейлора о том, что триумф западной цивилизации состоялся только в двадцатом веке. Теперь мы «добровольные» узники западной цивилизации.

Итак, мусульманские политологи должны исходить из того, что они представляют собой группу заключенных. Они должны определить масштабы и модель тюрьмы, в которой они содержатся. Они должны составить детальный план тюрьмы. Три измерения тюрьмы сообщаются интеллектуальным коридором. Сами политологи — основная составная часть их собственной тюрьмы, и в той же степени они являются ее жертвами. Чтобы спланировать и в итоге осуществить побег из всеохватывающей «открытой» тюрьмы, мы можем некоторое время вести себя как образцовые заключенные и смешаться с нашими мучителями так, чтобы не навлекать на себя подозрения. В некоторой степени имеются возможности вызвать у охраны доверие. Пока мы не станем угрожать их положению и лидирующей роли в краткосрочной перспективе, возможно, они будут с нами даже сотрудничать.

Мы прошли через этот кошмар, через подобные кумулятивному эффекту сотни лет забвения и через грехи пренебрежения и предательства наших отцов. Между тем от нас не требуется освободиться из болота истории одним рывком; самое большее, что мы можем, — это создать или начинать создавать твердую почву под ногами, отталкиваясь от которой, будущие поколения смогут совершить прыжок. В эту трясину нас загнала наша неловкость, но выбраться мы сможем только благодаря сноровке.

Этот первый ряд проблем, с которыми сталкивается любая группа инженеров, разрабатывающая дизайн, чисто концептуальный. Только разобравшись с этим, строителям можно приступать к своим экспериментам. Возможно, период экспериментов и, будем надеяться, успех приведут к росту уверенности и человеческих и материальных ресурсов для решающего натиска на загнанные в тупик силы истории. Однако первая стадия в целом, если не исключительно, посвящена удалению концептуального препятствия и формированию нового набора концептуальных инструментов. Сдвинется ли дело с мертвой точки и перейдет ли в последующие фазы — зависит по большому счету от того, насколько хорошо будут выполнены первоначальные задачи.

Ясно, что эту первую стадию можно назвать этапом «просвещения». Все просветители, каково бы ни было поле их деятельности, должны в нем участвовать. И политологу предстоит сыграть на данной стадии главную роль. Историк-мусульманин не испытывает потребности заниматься пропагандой, описывая историю, и точно так же мусульманину-политологу нет нужды заниматься теоретизированием ради того, чтобы выглядеть респектабельным и глубоким. В исламе существуют определенные рамки, которые наделяют ученых легитимностью, в особенности это касается ученых-теологов, движущихся к достижению цели. Цель, которую ставит перед собой политолог-мусульманин, не имеет ничего общего с писаниной на популярные не так давно темы «политической теории ислама» и «исламского государства». Подобная литература, даже если имеется потребность в ней, уже существует. Цели, которые надлежит себе поставить, должны корениться в актуальном положении дел и быть производными от него. Как политологи, мы знаем, что нынешнее поколение мусульманских национальных государств не решило и вряд ли решит хоть одну из стоящих перед уммой проблем. Мы должны готовить наших учеников и будущие поколения к наступлению тех времен, когда уже не будет национальных государств. Мы должны взглянуть по ту сторону эры национальных государств. С нашим анализом мы должны подготовить интеллектуальный климат, ориентированный на будущее, на то время, когда таких государств больше не будет. Некоторые уйдут по своей собственной воле; другие придется убрать насильственным путем. Опасность, однако, заключается в том, что нынешние учреждения, какими бы плохими они ни были, потерпят крах еще до того, как мы и наши народы будут готовы выступить с альтернативной формой политической организации для их замены. Нельзя ожидать, что политики планируют замену себя и своих систем; мусульманскому политологу выбора не остается. Недавнее «возрожденческое» движение среди мусульман не смогло достичь желаемых целей. Нам требуется некоторое число бесстрастных исследований, чтобы попытаться понять, почему такие движения, как «Ихван» или «Джамаат-е Ислами», потерпели неудачу. Ряд возможных причин или их комбинации должны быть изучены. В том числе это должно включать, конечно же, анализ их структур, роли руководства, «стиля» и других аспектов человеческого фактора. Однако прежде всего следует обратить внимание на основные концептуальные корни этих движений, их способность «прочитывать» ситуацию, которую они пытались обуздать, и политику, которую они проводили. К примеру, некто хотел бы узнать, приемлем ли партийный подход? Оправданы ли действия джамаата, концептуально или на основе сиюминутной выгоды сделавшего вывод о том, что «выборы» могут дать желаемый результат? Каково место целесообразности, когда допустимые действия приходят в конфликт с ценностями и традициями ислама? Может ли «исламское движение» подняться вверх по неисламской иерархии, надеясь прийти к исламу? Какие компромиссы возможны или желательны в «демократической» ситуации, и возможны ли они? Оправдано ли принятие демократических норм в рамках национал-капитализма? Еще один ряд вопросов, которые необходимо поставить, касается социальных истоков и значимости недавних исламских движений. Были ли они слишком зациклены на «среднем классе»? Представляли ли они, или казалось ли, что они представляют, установившиеся интересы составных компонентов общества? Толкала ли необходимость в финансовой подпитке исламские движения в руки тех, кто под знаменем ислама желал бы сохранить социально-экономический статус-кво? Не оказалось ли, что в диалоге, касающемся перемен, исламские движения поддерживали точку зрения капиталистов? Какие уроки исламское движение может извлечь из прошлых, недавних и нынешних поражений? Еще один ряд вопросов касается «уровня компетенции» исламских деятелей и характера и степени их участия в деятельности движения, а также их образа жизни.

Мусульманские преподаватели политической науки сталкиваются с наиболее проблематичной задачей. Во-первых, они должны донести до своих учеников и широкой публики правду об истинной природе национального государства, о его структурах и функциях. Они должны составить корпус литературы, доказывающей, что национальное государство неспособно решить какую-либо проблему, стоящую в настоящий момент перед уммой. Современная история насыщена данными, чтобы решить эту задачу. Мусульмане, изучающие политические науки, в действительности же — все студенты, должны быть готовы заглянуть в будущее и подготовиться ко времени исчезновения государств-наций как политических организаций. Но уход государства-нации с арены, каким бы желаемым он ни был, не должен породить вакуум или привести к беспорядку и анархии, хотя некоторое временное отсутствие баланса в период перехода и фундаментальных изменений будет неизбежным. Преподаватель политических наук должен формировать сознание своих студентов-мусульман в направлении ожидания перемен. Политолог, работающий со студентами и среди них, также должен создать на случай перемен всеобъемлющую стратегию. Общественное мнение должно быть настолько «напичкано» ожиданием перемен, что грядущие перемены будут приветствоваться мусульманами повсеместно.