Читать онлайн «Крах империи (Курс неизвестной истории)». Страница 77

Предок литературного узбекского языка, староузбекский или чагатайский, известен, по одним данным, с XII, по другим с XV–XVI веков.

До 1927 года письменный узбекский язык имел арабскую графику; с 1927 года — латинскую и с 1940 — русскую.

На таджикском языке с IX века писали, используя арабские буквы. С 1930 года введена латинская графика, с 1940 — русская.

На туркменском до 1928 года писали с использованием арабской графики. С 1929 года вводится латинская, с 1940 — русская.

Два народа Российской империи были связаны не с мусульманским Востоком, а с миром буддизма, с цивилизацией Центральной Азии, — калмыки и буряты. Они тоже не нуждались в заботах «цивилизаторов», научившись читать и писать одновременно с Русью. Калмыки до XVII века пользовались монгольским вертикальным письмом, а в 1648 году перешли на зая–пандитскую письменность. Буряты с XVIII века пользовались старомонгольской письменностью.

С 1924 года у калмыков введен русский алфавит, в 1931- 1938 годах велено было писать на латинской основе, с 1939- вводился опять русский.

У бурят с 1929 года вводилась латиница, с 1939 года — письменность на русской основе.

Здесь надо уточнить со всей определенностью: не было никакой культурной, научной или интеллектуальной необходимости перевода письменного языка на латинскую, потом на славянскую графику. Литературы на восточных языках развивались и процветали; если грамотных было немного — так и на всей Руси ХVI века грамотных было 2% (меньше, чем в Узбекистане в начале ХХ века). Если цель была в умножении числа грамотных дело стало только за созданием условий для работы просветителей да в экономическом развитии — чтобы побольше узбеков, башкир и азербайджанцев могли бы не копать землю, а заниматься более увлекательными делами.

Если коммунисты хотели распространения современного образования — никто не мешал переводить на местные языки техническую, философскую или художественную литературу. Ведь переводить на узбекский язык Шекспира или на азербайджанский язык инструкцию по использованию дизеля одинаково сложно — придется ли выписывать славянские или арабские буквы.

Действие было совершено с одной–единственной, недоброй целью — чтобы оторвать мусульманские народы от остального Востока, от их прежней истории и культуры. Чтобы новые поколения образованных людей Востока не знали бы той литературы, той культуры, которая предшествовала присоединению к Российской империи, чтобы не было у восточных народов самоотождествления с арабским, с мусульманским миром. И чтобы даже знания о собственной истории и культуре они получали бы от русских.

Причем мера эта касалась именно мусульманских, именно тюркских народов да еще калмыков. Не было предпринято никаких мер для того, чтобы перевести на латинскую или на славянскую графику письменности христианские народы Закавказья, грузин и армян. А ведь эти системы письма еще подревнее арабской!

Армянское письмо создано Месропом Маштоцем на основе византийской графики и северо–арамейского письма в 405–406 годах… С тех пор оно пополнялось только один раз в XII веке введением двух новых букв (вообще армянский алфавит включает 39 букв).

Есть серьезные основания полагать, что некоторые знаки армянского письма восходят к клинописи предков армян — урартов. То есть уходят корнями в историю Древнего Востока.

Возникновение 33 знаков грузинского письма национальная традиция относит ко временам царствования царя Фарнавала (III век до Р. Х.). Первые рукописи на грузинском языке известны с IX века. Изучение и этого письма, и армянского довольно сложно для европейца.

Тем не менее ни разу за время советской власти никто не пытался уничтожить эти системы письменности. Почему? Тут может быть три объяснения:

1. Обе системы письма, грузинская и армянская; очень локальны. Кроме армян и грузин, никто не пользуется этими системами письма.

Поэтому тот, кто ими владеет, не присоединяется ни к какой «зарубежной» культурно–исторической общности.

2. Для грузина Сталина была неприятна мысль об убийстве письменности его народа.

3. К христианским народам коммунисты относились все же более лояльно. Их меньше подозревали в желании отложиться от империи — как потому, что они добровольно и давно вошли в империю, так и просто в силу исповедания ими христианства.

ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ

Но, наверное, самый страшный узел завязала историческая память народов. У Кара–Мурзы есть предположение, что память народов хранит память даже о микроскопически малых и об очень давних событиях. Скажем, нервное отношение евреев к погромам, по Кара–Мурзе, восходит к еще европейским событиям XIII–ХIV веков.

Если прав Кара–Мурза, то получается: память об исторических событиях практически никогда не исчезает… разве что одновременно с поголовным исчезновением народа.

В 1918–1922 годах на Кавказе прорвалась историческая память о прежних обидах, о событиях XIX века, во времена дедов–прадедов. Эта память оказалась еще дополнена войной с казаками уже 1918 года, обоюдным зверством, завоеванием Кавказа Советами.

Могла ли Украина не помнить события 1918–1920 годов, когда Красная армия трижды вторгалась в страну? Когда фиктивное правительство становилось прикрытием для этих вторжений, насилий, расстрелов, погромов? Когда украинская государственность, на мгновение вспыхнув, исчезла под топот нашествия? В 1940 году этим событиям было всего 20 лет. Даже тридцатилетние вполне хорошо помнили это, а еще вполне боеспособные сорокалетние дядьки принимали участие в событиях.

Тем более помнился страшный голод 1932–1933 годов, когда трупы валялись вдоль полотна железной дороги, а умирающие украинские крестьяне скапливались в городах и городках, пытаясь вымолить хотя бы краюху черствого хлеба… Умиравших гнала прочь милиция, трупы вывозили на грузовиках, закапывая где попало, словно падаль. А уцелевшие… Неужели они ничего не видели, ничего не слышали, ни о чем не думали и не делали никаких выводов?

Кровавое покорение Башкирии в 1920 году, массовые убийства в Средней Азии, резня калмыков, высылки корейцев и китайцев сделали миллионы людей не только врагами советской власти, но и врагами России. И врагами любой империи, в которой имперский народ — русские.

В 1939, в 1941 годах еще совсем свежа была память о том, как красные или белые, но главное — русские казаки вырезали целые аулы черкесов, кастрировали юношей, а женщин насиловали, а потом калечили у них половые органы — чтобы не было детей.

Как должен был относиться к стране своего проживания китаец, высланный из Москвы или из Калуги в заштатный городок в Казахстане? Как он должен был объяснять своим детям, почему они оказались здесь?

Как должен был относиться к России и к русским, к самому факту владычества России над Узбекистаном сын «арабиста», убитого в 1929 году?

Мне легко могут возразить: разве такую же память не несли в себе потомки восставших антоновцев на Тамбовщине, где банды Тухачевского жгли деревни огнеметами и применяли отравляющие вещества? Разве голод на Кубани (на черноземах толщиной в полтора метра!) был менее страшным, чем на Украине?!

Как должен был относиться к советской власти человек, чей отец убит в ЧК на Гороховой, мать умерла на его глазах на Соловках, а сам он обречен жить в районном центре в Пензенской губернии и выполнять работу, не требующую политического доверия, — например, тачать сапоги или лудить посуду?

На это я отвечу просто: разумеется, среди русских было огромное число людей, просто обреченных ненавидеть советскую власть. Разумеется, и эта ненависть сказалась сразу же, как только смогла прорваться… И тоже способствовала разрушению СССР.

Но есть и разница: в русских областях мы уничтожали, пытали, истребляли, ссылали самих себя. Мы сами раскололись, сами делали с собой что–то страшное. А на Украине, Кавказе и в Средней Азии мы вторгались в их землю, уничтожали, пытали, насиловали их, силой удерживали другой народ в своей империи. И ведь они имеют полное право не разбираться ни в том, каково приходилось нам самим, ни в том, какую идеологию мы исповедовали.

Большинство русских до сих пор почему–то убеждены, что все инородцы просто обязаны жить в нашей империи! Если они не хотят этого — значит, предатели. Грузины и узбеки, по их мнению, должны соотносить перенесенное ими со страданиями самого русского народа и приходить к выводу, что всем было одинаково плохо. Эстонцев и азербайджанцев должно невероятно волновать, какими идеологическими догмами заболели русские в начале ХХ века и как протекало заболевание.

Специально для этих людей сообщаю: никто вам и ничего не должен, господа. Ни вам, ни государству, с которым вы себя отождествляете. И разделять ваших политических заболеваний тоже никто не обязан.

Многие поступки советской власти действительно невозможно понять без ее убежденности, упертости в идеологию. Только люди, точно знавшие, что нужно людям, и даже что будет им нужно через 200 лет, могли совершать невероятные преступления в святой уверенности — потомки поймут и оценят. Они были не правы — потомки и не думали оценивать. Они ошибались — не оценили и современники.