Читать онлайн «Узники Бастилии». Страница 40

Жан Батист Кольбер. Образцовый бюрократ, одержимый порядком. Сын лавочника, ставший постоянным советником Людовика XIV в финансовых вопросах. Всеми средствами добивался падения могущественного суперинтенданта Фуке.

Д'Аржансон, начальник парижской полиции в 1697 – 1718 годах, при Людовике XIV. Умный и ироничный человек, руководивший расследованиями дел алхимиков и фальшивомонетчиков. При нем начались массовые аресты и заключения в Бастилию на основании тайных приказов короля.

Герцог де Ришелье. Его обожали три поколения женщин. Оказался в Бастилии из-за своей любвеобильности, освобожден благодаря необычному союзу двух высокопоставленных любовниц.

Людовик XV, из-за слабого здоровья прозванный «Возлюбленным», – сокровище, которого нация боялась лишиться. Царствовал 51 год. При нем произвол властей достиг апогея: в Бастилию заключали и за государственные преступления, и за самые мелкие проступки. Иезуиты усилили религиозные гонения, тюрьмы наполнились сектантами.

Бастилия в конце XVIII века. План Тюрго, деталь.

Фронтиспис «Истории Бастилии», изданной в Париже в 1844 году. Мрачная и неприступная – такой виделась Бастилия художникам эпохи романтизма в 1-й половине XIX века.

«Мнимый спаситель» Жан Анри Латюд. Самый знаменитый узник Бастилии в царствование Людовика XV. Хотел обеспечить себе благоволение королевской фаворитки маркизы де Помпадур, донеся о несуществующем заговоре против нее. В результате получил 35 лет заключения и пожизненную ненависть фаворитки.

Королева Мария Антуанетта. Ни о чем не подозревавшая жертва графа Калиостро и «дела об ожерелье». Казнена во время Великой французской революции.

План Курбе. Содержание Бастилии обходилось дорого, и уже при Людовике XVI министр финансов Неккер предложил упразднить ее «ради экономии». В 1784 году архитектор Парижа Курбе представил официальный план открытия на месте крепости Площади Людовика XIV.

Кардинал де Роган. Другая жертва «дела об ожерелье королевы». Арестован и с позором препровожден в Бастилию прямо в архиерейском облачении. Оправдан после 9-месячного заключения, в результате чего стал весьма популярен в народе как жертва ненавистного двора.

Другие художники также занимались составлением проектов различных сооружений и памятников на месте Бастилии. План Площади Бастилии времен Наполеона Бонапарта, вероятно навеянный его азиатскими походами.

Взятие Бастилии. Когда загорелись казармы и дом коменданта и с крепости ударили пушки, вооруженный народ ринулся на последний решительный штурм. Гравюра времен Великой французской революции, сюжет которой сильно героизирует реальные события.

Гравюра эпохи романтизма, изображающая освобождение узников Бастилии. Благородный солдат революции освобождает древнего старца и ребенка в окружении корчащихся под пытками узников и истлевших скелетов. Сюжет весьма далек от реальных сцен штурма Бастилии.

Разрушение Бастилии. Гравюра 1790 года.

У заключенных нет истории. Мы знаем только, что Маттеоли после двух неудачных попыток подать о себе весть[30] полностью смирился со своей участью.

Тапен в своей книге не обошел вниманием и вопрос о том, откуда взялась пресловутая маска и почему пленника Сен-Марса скрыли под ней. В XVI—XVII столетиях обычай ношения маски был широко распространен среди знати, чему есть много исторических примеров. В мемуарах Жерарда описывается, как Людовик XIII, пришедший на свидание с Марией Манчини, «поцеловал ее через маску»; герцогиня Монтеспан разрешала своим фрейлинам носить маски, о чем она пишет в своих воспоминаниях; Сен-Симон свидетельствует, что маршальша Клерамбо «на дорогах и в галереях всегда была в черной бархатной маске»; полицейские отчеты начальника парижской полиции Рейни свидетельствуют о том, что в 1683 году жены банкиров и купцов осмеливались приходить в масках даже в церковь, несмотря на строгое запрещение властей.

Таким образом, необычность случая Железной Маски состоит лишь в том, что маску надели на узника, чему действительно нет ни одного примера в истории французских тюрем. Однако относительно итальянца Маттеоли употребление маски было совершенно естественно. В Италии часто надевали маски на заключенных. Так, в Венеции лица, арестованные инквизицией, препровождались в тюрьму в масках. Маттеоли, сотоварищ увеселений герцога Мантуанского, несомненно, имел при себе маску, под ней он скрывался и во время переговоров с Эстрадом. «Конечно, – пишет Тапен, – она была в числе его вещей, захваченных в 1678 году…» Вопрос о том, почему на Маттеоли надели маску при перевозе его в Бастилию, решается довольно просто: Маттеоли прожил в Париже несколько месяцев во время своего тайного визита во Францию в 1678 году и, следовательно, мог быть узнан; кроме того, в 1698 году, то есть когда Сен-Марс привез его с собой в Бастилию, в крепости сидел итальянец, граф Базелли, знакомый со множеством знатных семейств Мантуи и Болоньи и, без сомнения, знавший в лицо Маттеоли. Чтобы сохранить тайну похищения мантуанского сенатора, Сен-Марс воспользовался средством, исключительным для всех, кроме итальянца Маттеоли. Вот почему последний спокойно носил маску, в то время как все видевшие его сгорали от возбуждения и любопытства.

В бастильском журнале Дюжонка есть две записи, относящиеся к Железной Маске. Первая гласит: «Губернатор островов Святой Маргариты Сен-Марс 18 сентября 1698 года вступил в должность коменданта Бастилии и привез с собой неизвестного узника в черной бархатной маске, который еще до прибытия на острова содержался под надзором в крепости Пиньероль». Вторая запись от 19 ноября 1703 года говорит о том, что в этот день «неожиданно умер неизвестный узник в бархатной маске, которого Сен-Марс всегда возил с собой». Сен-Марс занес покойного в списки церкви Святого Павла под именем Мартеоли (так, кстати, часто называл Маттеоли Лувуа в своих депешах Сен-Марсу). Вполне вероятно, что за долгие годы комендант подзабыл имя своего пленника или сделал описку – в то время часто неправильно писали имена, особенно иностранные.

Те и другие в изобилии обнаружились во Франции в начале XVIII столетия, когда из-за длительной и неудачной войны за испанское наследство в стране стала остро ощущаться нехватка звонкой монеты. С этих пор и до смерти Людовика они стали постоянными клиентами Бастилии. Остановимся на двух узниках – настоящих виртуозах своего дела, принадлежащих к этой категории заключенных.

Крупный мошенник по имени Винахе назван в бастильских протоколах поэтически – чудесным доктором, алхимиком, искателем таинств и философского камня, и прозаически – человеком, занимающимся изготовлением и обрезанием монеты, то есть фальшивомонетчиком.

Винахе был неаполитанец. На родине он нищенствовал; не умел ни читать, ни писать, выучился только механически подписывать свое имя, да и то не всегда правильно. Тем примечательнее, что высший свет Парижа почитал его за великого медика и ученого.

В 1689 году Винахе каким-то образом сумел познакомиться с герцогом Шолнешским, путешествующим по Италии. Герцог привез его с собой во Францию и помог поступить рядовым в Рояль-Руссильский полк, откуда в 1691 году Винахе бежал, прихватив с собой несколько офицерских мундиров, отданных в починку портному Никола – его товарищу. Дорогой он был задержан и препровожден в тюрьму как дезертир. Граф Овернь, по каким-то неизвестным причинам принявший участие в его судьбе, выхлопотал ему помилование и освобождение.

В 1692 году Винахе приехал в Париж и по рекомендации герцога Шолнешского остановился в каком-то грязном трактире – не имея ни полушки денег, ни работы, ни мало-мальских познаний в каком-нибудь ремесле. Хозяин трактира Булло прежде торговал свечами и разорился на этом деле. Герцог покровительствовал ему, или, лучше сказать, его молодой и щеголеватой дочери. Через полгода герцог бросил ее, и Булло как добрый отец, желая загладить ее распутство, предложил Винахе жениться на ней. В качестве приданого он обещал 2500 ливров, которых у него не было, и крышу над головой. Винахе согласился.

До 1697 года он жил с женой тихо и бедно, пробавляясь случайным заработком от продажи чудодейственных лекарств. Мало-помалу ему стало нравиться ремесло знахаря, особенно он гордился «паранеслоном» – необыкновенным средством от лихорадки собственного изобретения. Разумеется, вскоре он стал утверждать, что лечит все болезни, без исключения. Впрочем, он был шарлатаном только наполовину, так как рецепты всех свои чудесных снадобий брал из медицинских книг, которые читала ему его жена, а он лишь придумывал известным лекарствам собственные небывалые названия вроде помянутого «паранеслона».