Читать онлайн «Повседневная жизнь ацтеков накануне испанского завоевания». Страница 5

Что до самих провинций, то каждая из них в большей степени представляла собой податную, нежели политическую единицу. В каждом «административном центре» проживал чиновник «кальпишки», в обязанность которого входило взимание дани; тем его роль и ограничивалась. Наместники, назначаемые центральной властью, были только в некоторых пограничных крепостях или в недавно покоренных землях, например, в Остомане для защиты от тарасков, в Сосолане в краю миштеков, в Оахаке, в Шоконочко на рубеже земель майя — в целом, в 15–20 городах. В других местах «провинция» образовывала лишь учетные рамки, внутри которых поглощенные города обладали самым различным статусом. Одни сохранили своих собственных вождей при единственном условии — платить дань; других принуждали посылать императору более-менее обязательные подарки или давать кров и пищу войскам и проезжим чиновникам; третьи, подвергшиеся более плотной колонизации, получили новых правителей, назначенных из Мехико. В любом случае, каждый город сохранял свою административную и политическую автономию с единственной оговоркой: он должен был платить дань, поставлять войска и передавать тяжбы на рассмотрение в последней инстанции в суды Мехико или Тескоко. Так что настоящей централизации не было; то, что мы называем империей ацтеков, было, скорее, не слишком сплоченной конфедерацией городов-государств и общин, обладающих различными статусами. До самого конца политическая мысль мешиков не зайдет дальше города (альтепетль) — автономной базовой единицы, которая может объединяться с другими или подчиняться другой, но при этом остается основной ячейкой государственного устройства. Империя была мозаикой, состоящей из городов.

Но и в таком виде ее существование должно было повлиять на главный город и изменить условия жизни в нем. В виде дани или предметов торговли в Мехико стекались изделия изо всех провинций: тропические плоды, поначалу неизвестные на центральном нагорье, хлопок, какао, шкуры диких животных, разноцветные перья, бирюза, нефрит{5}, золото. Таким образом, в Теночтитлане смогла зародиться роскошь — роскошь в одежде и украшениях, роскошь в еде, роскошь в жилищах и их убранстве, основанная на значительном количестве товаров всякого рода, которые беспрестанно прибывали в столицу со всех концов конфедерации.

С другой стороны, сформированная таким образом империя, включавшая только что присоединенные районы, например Оахаку, оказалась очень беспокойной. Вечно какой-нибудь город стремился вернуть себе суверенитет, отказывался платить дань, расправляясь с кальпишки и его помощниками{6}. Приходилось тотчас отправлять военную экспедицию, чтобы восстановить порядок и покарать бунтовщиков. Мексиканский воин переставал быть крестьянином-солдатом, каким являлся изначально, всё в большей степени превращаясь в профессионального военного, постоянно находящегося в походе. Словно покров Пенелопы, огромную империю (тем более что обходили ее пешком, преодолевая серьезные природные препятствия) приходилось постоянно ткать заново. Поэтому мешик, и без того воинственный по своему темпераменту и по традиции, редко выпускал из рук оружие. Протяженность территорий до бесконечности затягивала походы или вынуждала правителя содержать в самых отдаленных местах постоянные гарнизоны. Так что мешики далеко ушли от первоначальной жизни племени, когда каждый взрослый мужчина чередовал военную службу с возделыванием своего участка земли, меняя периодически копье на коа{7}. Отсюда пошла мысль о том, что дело ацтеков — воевать, а дело других народов — работать на них.

Наконец, эта империя включала большое количество инородческих племен, говоривших на сильно отличающихся друг от друга языках. Вероятно, центральные провинции населяли в основном науа, но с ними уже соседствовали отоми, говорившие на своем непонятном языке и почитавшие своих древних богов солнца, ветра и земли; на севере жили опять-таки отоми, составлявшие основную массу населения в Куауакане, Шилотепеке, Уэипочтле, Атокпане. На северо-востоке и на востоке жили уастеки в Ошитипане, тотонаки в Точпане и Тлапакойяне, масатеки в Точтепеке. На юго-востоке — миштеки в Йоальтепеке и Тлачкиауко, сапотеки в Койолапане; на юге, «по дороге» в Шоконочко, — майя; на юго-западе — тлапанеки из Киаутеопана, куитлатеки и коишки из Сиуатлана и Тепекуакуилько; наконец, на западе — масауа и матлальцинки из Шокотитлана, Толокана (ныне Толука), Окуилана и Тлачко (ныне Таско). Обычаи и верования этих разных народов неизбежно оказывали влияние на главенствующую народность. В рассматриваемую нами эпоху мешики пристрастились к украшениям из перьев, переняв их у населения тропических зон, к янтарным{8} украшениям, вставляемым в нижнюю губу, позаимствовав их у майя из Цинакантлана, к пестрым и украшенным вышивкой одеждам из хлопка, бывшим в употреблении у тотонаков, к золотым украшениям миштеков. Они почитали богиню плотской любви уастеков и отмечали каждые восемь лет праздник масатеков в честь планеты Венера — Атамалькуалицтли, «праздник, когда едят тамали из воды», во время которого подавали сосуд, наполненный водой, со змеями и лягушками, и масатеки глотали их живьем. Они были восприимчивы к чужой религии, двери их пантеона были широко открыты; в нем с легкостью находили себе место божки крестьянских племен, например Тепоцтекатль — божество урожая и опьянения, почитавшееся в Тепоцтлане, небольшом городке, завоеванном мешиками при Ауисотле. Некоторые ритуалы сопровождались песнопениями на чужих языках.

Так до разрушительного вмешательства испанцев протекала история и общественная жизнь, приведшая мешиков от положения простого племени странствующих земледельцев, равных в бедности, к положению главенствующего города-государства, господствующего над самыми разными землями и странами. Возвышение руководящего класса, состоящего из воинов, жрецов и чиновников, упрочение положения торговцев, начинавших пользоваться важными привилегиями, развитие монархической власти глубинным образом преобразили старое племенное общество. Как и на закате Римской республики, официальная идеология тщетно прославляла аскетизм былых времен, а уложения против роскоши так же тщетно пытались сдержать ее буйство.

Однако за пределами блестящих и богатых городов крестьяне — науа, отоми, сапотеки и другие — продолжали вести свою безвестную жизнь, исполненную терпения и труда. Мы почти ничего не знаем о масеуалли (простолюдине), питавшем своим трудом горожан. Порой его изображали в живописи и скульптуре в одной набедренной повязке, поскольку расшитые плащи были ему недоступны. Его шалаш, его поле маиса, его домашние животные и маленькая моногамная семья, его узкий горизонт не интересовали индейских и испанских хронистов, которые в своих исторических повествованиях и описаниях упоминали о нем, можно сказать, лишь в скобках. Однако здесь о нем следует вспомнить — хотя бы ради того, чтобы ощутить его молчаливое присутствие в тени блестящей городской цивилизации. Тем более что после катастрофы 1521 года, после полного крушения власти и идеологии, общественных институтов и верований выжил только он и живет до сих пор.

В самом названии имперской столицы кроется тайна. Двойное название Мехико-Теночтитлан издавна вызывает вопросы. «Теночтитлан» переводится легко: это место «теночтли» — кактуса опунции с твердыми плодами, изображенного на иероглифе{9}, который обозначает город. Но что значит «Мехико»? Некоторые, как Бейер, искали ключ к этому слову в остальных элементах знака, то есть в орле, который сидит на кактусе и держит в клюве змею. Этот орел — символ Мешитля, то есть Уицилопочтли, великого национального бога. Другие подходят к этимологии этого названия, опираясь на авторитет отца Антонио дель Ринкона: они выделяют в нем корни слов «мецтли» — «луна» и «шиктли» — «пуп» или «середина». Таким образом, Мехико — это «(город) посреди (озера) луны»: в самом деле, в древности озеро носило название Мецтлиапан. В пользу этой версии говорит тот факт, что соседний народ отоми обозначал город двойным названием «анбондо амадецана»: «бондо» на языке отоми означает «опунция», а «амадецана» — «посреди луны».

Орел, сидящий на кактусе и пожирающий змею, герб нынешней Мексики — всего лишь точное воспроизведение иероглифического знака, обозначавшего ацтекский город. Его изображение в окружении тростника и соломенных хижин приводится, в частности, в «Кодексе Аубин 1576 года». Орел и кактус, но без змеи, встречаются и в «Кодексе Мендосы»{10} с подписью: «Теночтитлан». На самом деле это всё та же картина, напоминающая о происхождении города — одновременно чудесном и очень скромном. Даже достигнув вершины славы, мешики не забыли, что их город был основан ничтожным племенем на болотах.