Читать онлайн «Повседневная жизнь ацтеков накануне испанского завоевания». Страница 24

Если от раба пришлось избавиться поочередно трем хозяевам, его ждала наихудшая участь: с этого момента его могли купить, чтобы принести в жертву Этим пользовались почтека или ремесленники, которые не могли захватывать военнопленных. Саагун описывает унылые шествия рабов, флегматично идущих на смерть, совершив ритуальное омовение, в роскошных одеждах и украшениях, отупевших от «божественного» напитка теооктли, которым их напоили, и заканчивающих свою жизнь на камне перед статуей Уицилопочтли. Однако они не пытались восстать против своей участи. Такая кончина казалась древним мексиканцам не только нормальной и неизбежной (поскольку знаки гадательного календаря предрекали такую смерть тем, кто родился в определенный день), но и почетной. Обреченные на гибель рабы в украшениях из перьев считались вещественным представлением богов; они сами были богами. Их жалкая жизнь изгоев заканчивалась апофеозом.

Но в целом у раба было мало шансов умереть таким образом. По всей вероятности, подавляющее большинство рабов либо освобождались (хотя бы после смерти хозяев), либо, во всяком случае, вели безопасное существование, не зная нищеты. В основном это были люди, которые уклонились от ответственности, отказались от прав и обязанностей, даваемых свободой.

Никакой военной службы, никаких налогов, никаких принудительных работ, никаких обязательств перед государством или кварталом. С ними, я повторяю, хорошо обращались: их, кстати, считали «протеже» и «возлюбленными детьми» великого бога Тескатлипоки. В дни под знаком семикицтли («Один-Смерть»), который был посвящен этому богу, рабам дарили подарки, и никто не смел бросить им упрек из страха быть обращенным в рабство гневом Тескатлипоки. Саагун писал: «Хозяева рабов сурово приказывали всем своим домочадцам не огорчать ни одного из рабов. Говорили, что если кто-нибудь отчитает раба в такие дни, то сам навлечет на себя бедность, болезнь и несчастье и сможет попасть в рабство за то, что плохо обошелся с возлюбленным сыном Тескатлипоки… и если случится, что раб освободится и начнет преуспевать, а рабовладелец станет в свою очередь рабом, говорили, что такова была воля Тескатлипоки, сжалившегося над рабом, потому что тот молил его об этом, и покаравший хозяина за суровость к своим слугам». Таким образом, верования, законы и нравы защищали раба, смягчали условия его жизни и увеличивали шансы обрести свободу.

В начале XVI века количество тлатлакотин, похоже, увеличивалось. Это можно объяснить развитием дальней торговли и взиманием дани, большой разницей между уровнями жизни. В сложном обществе, прежняя организация которого окончательно разрушилась, увеличение власти и богатства одних влекло за собой принижение других. Самые бедные и не приспособившиеся к новым условиям скатывались на дно — ниже падать было некуда. Но справедливости ради надо еще раз повторить, что даже туда проникал свет надежды.

В «Кодексе Теллериано-Ременсис» богатство символизирует плетеный сундук — петлакалли, наполненный зелеными камнями. В самом деле, материальные блага все чаще представляли себе в удобной форме нефрита (жадеита), золота, тканей: движимое имущество, как мы бы сегодня сказали, подменяло собой недвижимость. Однако верно и то, что в XVI веке основой всякого богатства в глазах руководящего класса всё еще оставалась земля, плодородная почва. По мере того как сановник поднимался по служебной лестнице, он приобретал права на всё более обширные земельные владения.

В принципе, никто из ацтеков не был «владельцем» какого-либо земельного участка. Земли находились в коллективной собственности либо кальпулли, либо государственных учреждений типа храмов, либо самого города. Частной собственности на землю не было, была коллективная собственность с правом индивидуального использования. «Эти земли, — пишет Сурита, говоря о земельных владениях каждого квартала, — не принадлежат отдельно каждому члену общины, а совместно всему кальпулли, и тот, кто ими владеет, не может их продавать, но пользуется ими на протяжении своей жизни и может оставить их своим сыновьям и наследникам». То есть речь идет о передаваемом праве пользования.

Глава кальпулли составлял реестр земель и их распределения. Вместе со старейшинами он следил за тем, чтобы у каждой семьи был необходимый ей надел. Если кто-то не возделывал свой участок два года подряд, ему делали строгий выговор; если тот не оказывал воздействия, год спустя человека лишали его права, а переданная ему земля возвращалась в общественный фонд. То же самое происходило, если какая-нибудь семья покидала квартал или чей-то род пресекался за неимением потомства. Собственность кальпулли простиралась на все земли, даже не возделываемые, находившиеся в пределах его границ: не было никаких «ничейных» территорий. Глава и его совет могли сдавать земли в аренду земледельцам, не являющимся членами общины, однако арендная плата поступала в квартальную кассу, а не частному лицу.

Если собственность была коллективной, то право пользования ею — индивидуальным. Каждый женатый мужчина имел неотъемлемое право получить земельный надел и обрабатывать его. К моменту вступления в брак его имя вносили в реестр, и если он не унаследовал от отца право обрабатывать земельный надел, земельный участок ему предоставлял кальпулли. Пока человек его обрабатывал, никто не мог его у него отнять; если данный надел его не устраивал, он мог попросить другой. Наконец, после смерти он передавал своим детям не землю, а право пользования ею.

Таково было основное правило мешиков, эгалитарного племени: каждый свободный человек получал земельный надел и был обязан на нем работать. Со временем и по мере увеличения различий в социальном положении из этого старого правила появились многочисленные исключения: сановники, чиновники, жрецы не работали в поле, на которое имели право; купцы и ремесленники были освобождены от сельхозработ. Впрочем, плодородные земли были крайне редки в Мехико, на островках озера; масеуалтин могли получить наделы только на твердой земле. Многие мешики вели исключительно городскую жизнь.

Все-таки складывается впечатление, что случаи, когда семью лишали надела, были относительно редки. Одно и то же маисовое поле, тот же огород оставались в руках одного и того же рода из поколения в поколение. Конечно, собственником его оставался кальпулли, но на практике гражданин, сменявший на этих землях своего отца и деда, чувствовал себя «на своей территории». В эпоху, непосредственно предшествовавшую испанскому завоеванию, законами уже предусматривались случаи продажи земель. На основе традиционной коллективной собственности понемногу возникала частная собственность.

Этот процесс становится еще заметнее, если рассмотреть не владения кварталов, а владения других общин и городов. Главными его факторами, тесно связанными между собой, являются расширение власти правителей и завоевания мешиков и их союзников; отсюда большое разнообразие земельных владений с разными статусами: альтепетлалли принадлежат городу, текпантлалли — дворцу, тлатокамилли — высшим чиновникам, йаойотлалли — военным.

Во всех этих случаях земли возделывали либо рабы, либо простолюдины из покоренного города, а урожай с них поступал «на нужды государства». Так, например, индейцы из долины Толуки обрабатывали для мексиканского правителя поле в 800 саженей длиной и 400 саженей шириной. Император и союзные правители обладали, таким образом, значительным фондом имений, доход с которых передавали либо чиновнику, судье, военачальнику в виде «жалованья», либо храму. В обществе, не знающем денег, вознаграждение заключалось в основном в доходах с земельного участка. Существует множество примеров, когда воинов награждали за подвиги поместьями.

В описываемую нами эпоху наметились важные перемены. Хотя теоретически собственность оставалась коллективной, на деле земли, отданные в пользование текутли, передавались ими по наследству. Они превращались в пиллилли — «земли пилли», то есть дети сановников, уже по праву рождения пользовавшиеся предпочтением при назначении на высокие посты, получали к тому же унаследованные доходы. За счет государственных владений возникали частные. Мы погрешили бы против истины, сказав, что император и сановники были крупными землевладельцами: на самом деле ощущение верховного права общины сохранялось. Но было бы также ошибкой утверждать, что только это право признавалось на практике.

Мексиканское общество переживало переходный период, и передача земли в частную собственность постоянно давала о себе знать; реальные нравы и обычаи все больше отдалялись от традиций. В то время как традиция ставила всех наравне в распределении общественных земель, неравенство в обладании недвижимостью стало правилом. Если масеуалли довольствовался своим небольшим наделом, то высшие чиновники обладали богатыми владениями в нескольких провинциях, по примеру императора, у которого были загородные дома и сады во многих местах.