Читать онлайн «Страна незаходящего солнца. Национальная политика Российской империи и самоназвание русского народа». Страница 54

В более поздние времена, не ранее второй половины XVII – начала XVIII века на бурлацком промысле стали появляться первые ватаги бурлаков из мордвы, татар. Но это уже с развитием промысла, с широким использованием тяги судов против течения бичевой, когда ватага (тоже русское слово) идет берегом, бичевником.

По тяжести труд, сложно с чем-то сравнимый. Под дождем, ветром и солнцем, в снегопад, от темна до темна тянуть против течения тяжелую посудину – надо иметь выдающуюся выносливость и терпение. Можно попробовать тянуть машину в горку хотя бы полчаса… Кто выдержит – тот герой.

Бурлаки не только участвовали в формировании казачьих традиций, но и являлись одним из отрядов казачества. Если поделить казаков на три основные течения: повольников, служивых казаков, воровских казаков, то бурлаки нередко примыкали к третьей ветви казачества, воровским казакам. На Волге казак мог стать на время бурлаком, а бурлак мог бросить бичеву и податься в казаки.

В Запорожье определения «казак» и «бурлак» зачастую вообще не разделяются. Вот фрагмент песни южноруссов:

И здесь у бурлаков-казаков оттенок гулящих, воровских. Летописцы Запорожской Сечи ставили запорожским казакам в заслугу прекращение появления в своих землях вольно шатающихся бродников и бурлаков.

И все-таки бурлаки и казаки – это разные судьбы, разный образ мышления. В XIX веке бурлачество – это тяжелый, но хорошо оплачиваемый мирный труд людей в массе своей разухабистых, но не вооруженных и нередко защищающих своих нанимателей судовладельцев от воровских казаков и простых разбойников, если это было им по силам.

На формирование казачества влияла и православная религия, точнее – монахи-отшельники, совершавшие молитвенные подвиги в таких же глухих урочищах, где промышляли и казаки, но при осознанном самоограничении во всем, что касалось быта и пищи. (См. «Жигулевскую вольницу»). Авторитет отшельников среди русского народа огромен, по сути их почитали за святых.

Первые церкви в Диком поле и в Сибири построили русские рыбаки и казаки. Переменчивость ловецкой удачи и ежедневный, ежечасный риск своей жизнью развили в казаках суеверие и религиозность большую, чем во многих других регионах России. В обиходе и даже в документах, письмах казаки называли свою веру «русской верой», не православной или греческой, а именно русской. Иные поди и не знали, что они христиане православного вероисповедания, «русская вера» – и все тут. Незашоренному историку это положение скажет о национальности казаков и их национальном самосознании больше, чем протокол допроса, существуй такой.

С усилением крепостного права и других обстоятельств (перебежчики во время войны…) в казаки шло много народа, но истоки есть истоки. Казаки вышли из русского народного землепроходческого, промыслового движения, да так и остались русским сословием…

Самое значительное влияние на формирование казаков оказали ушкуйники – профессиональные воины. Появление такого течения, можно сказать, сословия, обусловлено развитием русского общества: еще сохранившейся племенной волей – с одной стороны, а с другой – разорением, обеднением князей после монгольского нашествия.

Во времена Киевской Руси народное вече могло не только князя призвать на княжение, но и епископа избирала паства (чего не было в других крупных церквях христианской Европы). И это еще один довод в пользу славянского происхождения как росов, так и казаков. Вожди «не русской веры» не усидели бы на княжеском престоле. Чтобы изменить порядок вещей, надо было либо изменить веру, либо отменить вече.

Древняя Русь – это общность русских людей, привыкших принимать самостоятельные решения. Наиболее сильная или наиболее вооруженная часть этого общества – княжеские дружины. Создавались они для защиты интересов князя и княжества и на протяжении многих поколений составляли воинское сословие. В условиях междоусобных войн русских княжеств княжеские дружины ходили с разорительными набегами и на селения соседей… И психологически были готовы не только к войне, но и к разбою. Война подразумевала разорение территории соперника.

Разорение большинства русских княжеств во время монгольских нашествий, необходимость платить дань, обнищание населения, с которого должно было взимать дань, сокращение самого населения (города разорялись, а звероловы, бортники, бродники ушли в леса – ищи свищи) привело к сокращению княжеских дружин, говоря по нынешнему – к сокращению армии. Безработное воинство, воспитанное на примерах вечевого самоуправления, привыкшее на протяжении многих поколений к непрерывной войне и походам, уязвленное монгольским нашествием, сформировало воинские отряды, вокруг которых собирались добры молодцы – вольга. Вот эти отряды, прозванные ушкуйниками, продолжали ходить в походы по решению вече – войскового круга.

Набегам ушкуйников подвергались русские города, в частности Кострома, Ярославль, Нижний Новгород, а так же города Волжской Булгарии, селения Золотой Орды, прибрежные города Каспийского моря (Азербайджана), Черного моря… Ушкуйники ходили в Сибирь, включая легендарную Мангазею. На утлых суденышках по бурлящим морям ходили воевать шведскую карелу и Норвегию, родину викингов, например, в 1349 году.

Походы эти можно назвать разбойничьими (от Костромы до Азербайджана), но в значительной степени и воинскими, освободительными, если говорить о нападениях на Золотую Орду и ее вассалов. Князья, везшие дань Орде и призывавшие Орду на помощь против соседей, укрепляли врага, а вольга молодцев, ушкуйников не только ослабляла Орду, но и подавала примеры, когда сравнительно небольшие отряды дерзкого воинства держали в напряжении всю степь от Дуная до Яика и Сибири. Захватывали столицу Золотой Орды город Сарайчик. И не однажды. Случалось, что ушкуйников, перегруженных добычей, догоняла погоня, и тогда случались еще более жестокие сечи.

Слово «ушкуй» известно многим историкам. Известно и исследователю русского языка В. Далю, который помечает напротив ушкуя: «ладья, лодка». И приводит отрывки из летописей: «Быст их 200 ушкуев и поидоша вниз Волгою…», «Идоша на них Вяткою ушкуйницы, разбойницы…»

О том, что ушкуй надежный, хорошо проверенный вариант ладьи, говорят факты, свидетельствующие, что на ушкуях плавали не только воины, но и цари:

«На завтре сел государь и з братом своим в ушкулы и погреб вверх Волгою» (Никон, л., 1453 год).

История донесла до нас имена новгородцев-ушкуйников Гюраты Роговича, Луки, а также ушкуйника Рязанца, что говорит о постепенном расширении географии мест, откуда выходили воины речных ратей.

Центрами сбора ушкуйников можно назвать Новгород, Псков, поселения новгородцев на Белом и Баренцевом морях, а также на реке Вятке, впадающей в Каму, приток Волги. Здесь укрывались ушкуйники после своих походов. Новгород, побережья северных морей, Вятка находились за такими дремучими дебрями, что сюда не дотягивались ни Золотая Орда, ни Казань, ни Москва. Вольные поселения жили по старому вечевому самоуправлению; для защиты нарыли многокилометровые подземные схроны, каждый мужчина – не просто воин, а мастер убойного дела.

После падения независимости Новгорода Великого и присоединения к Москве походы ушкуйников утихают. После падения Казани «рука Москвы» достала соплеменников, отгороженных от метрополии Татарией, и на Вятке. Однако дух ушкуйников уже растворен и впитан казаками-повольниками на Нижней и Средней Волге, Днепре, Дону и других вольных реках.

Ушкуйники славились своим свободолюбием, дерзостью, несравненной отвагой и отличным владением оружием. Прозвание ушкуйников произошло от ушкуев – лодок, изготовленных в особом северном варианте. Вмещалось в ушкуй пятнадцать-двадцать человек, но были и более крупные ушкуи. Удобные и для морских походов, и для плавания по мелководьям, через перекаты, перетаскивания на волоках из одной реки в другую.

Нередко нос ушкуев украшали вырезанные из дерева головы коней. Эта традиция надолго пережила ушкуйников и сохранилась на Волге до XIX века, на обычных судах.

Северные лодьи носили названия: оскуй, ускуй, ушкуй. От названия судов и пошло название плавных ратей – ушкуйников. В северных говорах оскуй означает белый медведь. Звероловы говорили: «Дай Бог моржа на суше, а оскуя в воде». Название северной ладьи ушкуй повелось от древней воинской традиции: перед боем нос ладьи покрывался медвежьей /оскуя/ или волчьей шкурой с оскаленной мордой. Своего рода флаг и стремление нагнать страх на врага. Вместе с тем оскаленная морда медведя считалась оберегом. Долгим созерцанием оскаленной морды зверя ушкуйники вводили себя в транс и шли в бой с какой-то необычной яростью, необычной даже для полей брани, не смущаясь ни пушками, ни крепостными стенами, ни количеством противника, ни собственными ранами. И побеждали в ситуациях, где, казалось, и выжить-то невозможно.