Читать онлайн «Очерки по истории политических учреждений России». Страница 18

Пока новая династия Романовых оставалась верна обязательствам, принятым на себя царем Михаилом, т. е. в течение первой половины XVII века голосование налогов было в такой же мере функцией русского представительного собрания, в какой оно составляло функцию английского и французского, германского и испанского собраний. В течение большей части царствования первого Романова ни один налог, ни один дарственный сбор не взимался без согласия Собора. Такое строгое соблюдение его прав в области финансов требовало периодического созыва делегатов, совершенно так же, как это стало необходимым в Англии задолго до введения трехлетних и семилетних парламентов. За исключением указанного выше периода Соборы созывались нерегулярно и лишь тогда, когда правительство имело в них нужду. Как и другие представительные собрания, они созывались и распускались государем и не имели права собираться по собственной инициативе.

Чтобы составить себе представление о том, что дали России Земские Соборы, мы должны изучить их роль в устранении административных злоупотреблений и преобразовании суда. Вспомним, как часто они восставали против олигархического правления бояр, против деспотизма воевод, против развращенности и лихоимства московского чиновничества. Вспомним, сколько раз они выступали защитниками правосудия и равенства, борясь против системы судебной неприкосновенности, против ничем не оправдываемой раздачи казенных земель и против податных изъятий, которыми пользовались дворянство и духовенство. И нам нетрудно будет признать, что их влияние было действительно благотворно. Несколько раз им выпадала честь участвовать в крупных административных и судебных преобразованиях, как например в кодификации законов и отмене местничества. Внешняя политика также неоднократно обсуждалась соборами — с пониманием дела, со здравым практическим смыслом. Их религиозные и патриотические чувства не заслоняли перед ними опасностей новой войны и необходимости оставления приобретения, совершенного без всякого труда. С другой стороны, естественное отвращение к новым налогам не помешало им протянуть руку помощи братьям-православным, когда последние боролись за свое освобождение от религиозных преследований католической Польши. Хотя они и воспротивились возможности присоединить Азов, тем не менее в другом случае эти же представители великорусского народа открыто выразили свое желание объединиться с Малороссией, несмотря на риск новой войны, неизбежно связанной с увеличением налогов. В Смутный Период они явились защитниками национальной идеи, сопротивляясь всякой политической комбинации, которая могла бы завершиться подчинением России иностранному государю. В злополучные дни, когда столько провинций было занято польскими солдатами, когда бояре наполовину склонялись в пользу польского королевича Владислава, когда Новгород отдельно заключил мир со шведами и был готов признать сомнительные права шведского претендента, политическое единство России нашло себе защитников лишь в рядах низших сословий, представленных на Соборе.

История былых русских парламентов представляет, конечно, меньше драматического интереса, нежели история английских парламентов или французских Генеральных Штатов. Очень редко случалось, чтобы между различными сословиями, созванными на национальное собрание, вспыхивали раздоры. Не было на них ни грубых нападок, с какими делегаты дворянства обрушивались на третье сословие на собраниях Генеральных Штатов 1613 года. Не было и союзов или соглашений между сословиями, вроде тех, которые не раз давали возможность английским баронам и burgess одерживать над королем явную победу. Язык, который употребляли русские представители в обращении к государю, был скромен и иногда даже с рабским оттенком: они обыкновенно называли себя «холопами Его Величества». Но, делая это, они никогда не забывали своих обязательств по отношению к избирателям, обязательств, состоявших прежде всего в том, чтобы открывать правительству глаза на «все несправедливости, грабежи и притеснения, совершаемые его чиновниками». Это — подданные, сознающие свой долг перед государем и страною, готовые пожертвовать жизнью и имуществом на защиту действительных интересов отечества; но это не рабы, боящиеся открыть рот или оскорбить слух монарха искренним рассказом о своих обидах. Их преданность царю равна их преданности греческой церкви: они православные и потому готовы отдать свою кровь на защиту своей веры, наивно воплощаемой, какой это иногда бывает, в изображениях святых. Но они нисколько не склонны к клерикализму и не видят ничего дурного ни в обложении духовенства налогами, ни даже в секуляризации их имущества в пользу страны или в пользу военного сословия. Так как члены Соборов и сами были неграмотны, то нисколько не удивительно, что они не принимали никаких мер для увеличения числа школ и воспитательных заведений. По всей вероятности, это единственные представительные собрания, ни разу ни слова не сказавшие о науке и просвещении. И именно невежеством членов объясняются, главным образом, столь малорациональные взгляды Соборов на торговые сношения с иностранными государствами; неудивительно, что вся торговая политика сводилась в их представлении к ограничению конкуренции со стороны восточных и западных купцов.

Кроме Собора, царю в его правительственной и судебной деятельности помогала, в качестве постоянного совещательного утверждения, Боярская Дума. Русские и иностранные современники одинаково свидетельствуют, что, начиная с Алексея, цари стали реже созывать думу, решая время от времени весьма важные вопросы единолично или же по совету не только членов Думы, но и людей, к этому учреждению не принадлежавших. Об этом ясно говорит англичанин Флетчер, который является, быть может, лучшим знатоком России времен Алексея. Его свидетельство подтверждается Котошихиным, который, в общем, довольно неблагосклонен к людям, составлявшим Думу. По его словам, они заседали, свесив головы и не раскрывая рта. Общая формула принятых царем решений упоминает, либо, что бояре присутствовали на дебатах, либо же, что они ответили на вопрос, предложенный царем. Что касается компетенции Думы, то она сильно менялась в зависимости от потребностей момента. В правление Михаила бояре, заседавшие в совете, призывались обыкновенно к отправлению обязанностей верховного суда. В качестве судей они не только имели совещательный голос, но и постановляли решения в отсутствие царя.

С другой стороны, в правление Алексея, второго царя из дома Романовых, получила начало некоторая иерархия между различными высшими правительственными учреждениями или приказами, и одна лишь Дума имела право заседать без царя в «золотой комнате» и решать там вопросы внутреннего управления, которых приказы не смели касаться по собственной инициативе. Эти административные вопросы обыкновенно обсуждались не всей Думой, а лишь теми из ее членов, которых царь специально назначал к участию в таких совещаниях и которые одни только и составляли расправную палату. Их ведению подлежали дела, не предусмотренные законом или же возбуждавшие сомнение в правильном его толковании. На рассмотрение этого маленького совета поступали также все вопросы, по которым не могло состояться единогласное решение членов приказа. Таким образом, в России, как и в других европейских странах, совет монарха — curia regis заключал в себе зародыши верховного суда и высшего административного учреждения. И то, и другое учреждение находились в руках русского дворянства, которое также заведывало различными приказами и таким образом направляло и разрешало самые разнообразные государственные дела. Членам того же дворянства царь поручал командование армией; последняя была составлена преимущественно по образцу феодальных войск, служба которых оплачивалась не столько деньгами, сколько дававшимися в пожизненное владение землями. Наконец, дворянам же было поручено и управление провинциями. Никто, кроме дворянина, не мог быть воеводой и, в качестве такового, добывать средства к жизни путем постоянного вымогательства различных приношений. Слово «кормление» достаточно красноречиво само по себе, и при виде воеводы, просящего у царя на кормление город или провинцию, не остается сомнения, что лихоимство законное предшествовало в русской истории лихоимству незаконному, еще и ныне распространенному.

Так как дворяне, которым царь поручал заведывание административными и судебными делами своего государства, не отличались ни образованием, ни особенным вниманием к делам, то в помощь им назначались несколько главных дьяков и более или менее значительное число писцов. Сверх того, множество неофициальных писцов, неимущих грамотеев, добывали себе средства к жизни составлением частных актов, вроде прошений в суд от истца или возражений ответчика; ибо, по господствовавшей в судах того времени формалистской системе весь процесс целиком производился письменно. Когда царь желал назначить кого-либо в ту или иную специальную отрасль администрации или суда, он издавал приказ, объявлявший, что такому-то лицу предписано впредь заниматься такими-то делами. Но так как для одного человека там бывало слишком много дела, то в помощь ему назначались два или три дворянина из низшего слоя, сверх одного или нескольких дьяков, занятых письмоводством. Различные присутственные места, созданные таким образом и известные под именем приказов, имели свой особый бюджет. Ввиду этого некоторые налоги или государственные монополии передавались исключительно тому или иному приказу.