Читать онлайн «История русской литературы ХХ в. Поэзия Серебряного века: учебное пособие». Страница 32

Кузмина интересуют параллели культурно-исторических эпох: Александрия, Рим, XVIII век во Франции и Италии. Последующие поэтические сборники «Осенние озера» (1912), «Глиняные голубки» (1914), «Нездешние вечера» (оба – в 1921) раскрыли особую стилистику письма. Главной целью автора стало воссоздание мира в его многосложных проявлениях, воплощение неумирающей и неожиданно открывающейся красоты. Образцом кузминской стилизации стало стихотворение «Фудзий в блюдечке» (1917) из сборника «Нездешние вечера»:

Вяч. Вс. Иванов указывает, что «Кузмин (как до него и одновременно с ним Анненский) первым пришел к вещному преодолению символизма в своем «кларизме», как бы предвосхитив последующий опыт поэтов, группировавшихся вокруг акмеистической программы. Даже метафизические (например, гностические) тексты у Кузмина раскрываются в серии предметных образов, передача которых выдерживается в ясном письме. <…> Зримая вещность японского и китайского искусства (живописи и поэзии) оказывается эталоном для европейского искусства, двигающегося в сходном направлении» [144].

В сборник «Нездешние вечера» включены стихотворения «Пушкин», «Лермонтов», а также стихотворения-портреты современников: художника Б. Сапунова, танцовщицы Т. Карсавиной. Именно в этом сборнике автор достигает акмеистического мастерства в передаче атмосферы конца эпохи Серебряного века:

Книга стихов «Осенние озера» раскрывала религиозные поиски поэта («Троицын день», «Пасха», «Духовные стихи»), в ней были акростих В. Брюсову, посвящения Н. Гумилеву, Вяч. Иванову, С. Соловьеву. Вторая часть сборника состояла из газэл под названием «Венок весен». Сборник «Вожатый» отразил интерес Кузмина к русской истории («Царевич Димитрий») и новаторству авангарда.

Для эпохи Серебряного века оказалась характерной жизненная судьба Кузмина, который во второй половине 1890-х гг. испытывает стремительную эволюцию религиозных взглядов: «От традиционного православия он решительно и надолго отрекается, сперва находясь на грани обращения в католицизм, потом ему на выбор предлагаются «пашковцы» или проповеди о. Алексея Колоколова, от которых он отказывается, чтобы затем заинтересоваться старообрядчеством, не переходя в него, но обдумывая такую возможность» [145]. Увлечение гностицизмом сказалось в стихотворении «София».

В прозе Кузминым написаны повести «Приключения Эме Лебефа» (1907, с иллюстрациями К. Сомова), «Повесть об Элевсиппе, рассказанная им самим» (1910), «Покойница в доме» (1914), «Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро» (1919, с книжными украшениями работы М. Добужинского), а также романы «Тихий страж» (1915), «Плавающие-путешествующие» (1921), рассказы, пьесы, в том числе комедия «Вторник Мэри (Представление в 3-х частях для кукол живых или деревянных)» и «Венецианские Безумцы» (1915).

А. Блок в своей статье-рецензии «О драме» писал: «Творчество Кузмина имеет корни, может быть самые глубокие, самые развилистые, кривые, прорывшиеся в глухую черноту русского прошлого. Для меня имя Кузмина связано всегда с пробуждением русского раскола, с темными религиозными предчувствиями России XV века, с воспоминаниями о «заволжских старцах», которые пришли от глухих болотных топей в приземистые курные избы. <…> Совершенно фальшиво воздвигать гонения на Кузмина, художника до мозга костей, тончайшего лирика, остроумнейшего диалектика в искусстве. Варварство, которого не могу отрицать у Кузмина, совершенно тонет в прозрачной и хрустальной влаге искусства» [146].

Представляет интерес сборник статей Кузмина «Условности» (1923), в котором автор прибегает к импрессионистскому и сравнительному анализу произведений искусства. После революции Кузмин остался в Петрограде, но держался вне политики. Стихотворения 1920-х гг. были объединены в сборнике «Параболы», в нем никак не отразились исторические потрясения, революция 1917-го, Гражданская война. Это произведения о творчестве, Италии, Риме, Венеции. Сборник пронизывают неомифологические темы («Пламень Федры»). И все же в некоторых стихотворениях поэт передает трагическую напряженность, неустроенность, катастрофизм жизни («Весенней сыростью страстной седмицы…», «Конец второго тома»). Знаки кардинальных изменений истории передаются скупыми и емкими строками:

В 1929 г. выходит его последняя и лучшая книга стихов «Форель разбивает лед». Этот один из самых популярных стихотворных циклов Кузмина своей интонацией и замыслом, композиционной виртуозностью повлиял на «Поэму без героя» А. Ахматовой. В конце цикла Кузмин объясняет, что хотел изобразить ход двенадцати месяцев, проносящихся в воспоминаниях с каждым ударом часов в новогоднюю ночь (не потому ли каждое из стихотворений цикла имеет название «Первый удар», «Второй удар» и т. д.), и верит, что «Лед разбить возможно для форели, / Когда она упорна…». Поэтом воссоздается исчезновение грани между живым и мертвым, прошлым и настоящим, реальным и возможным. Серебряный век с его интонациями, масками, игрой и настоящей смертью предстает в причудливой смене декораций, цитат, смешанных диалогов существовавших и выдуманных героев.

Вяч. Вс. Иванов указывает, что «Кузмин движется в сторону создания очень свободного стиля, позволяющего нарушать все литературные и социальные табу. В этом и других отношениях поздний Кузмин сопоставим с мировым литературным движением, лишь в очень слабой степени отозвавшимся в сочинениях других современников Кузмина. Сплетение реалистических и даже натуралистических подробностей и романтического колорита некоторых стихотворений сборника «Форель разбивает лед» не препятствует наличию в них и элемента, который в свете типологических аналогий с западноевропейской литературой этого времени можно было бы охарактеризовать как сюрреалистический» [147].

Поздняя лирика Кузмина – сплав различных стилей, она отмечена предметным, физическим ощущением мира, нетрадиционными для русской литературы пристрастиями и ориентациями. Поэт достигает классической ясности, о которой как идеале он заявлял в начале своего пути.

Умер Кузмин в глубокой нищете. Его творчество ценилось лишь знатоками, однако в настоящее время интерес к обширному наследию поэта возрос. Б. Эйхенбаум в 1920-х гг. указывал: «Грациозное, наивное созерцание жизни как причудливого узора, наивное в своей тенденциозности – вот пафос Кузмина» [149]. Современные исследователи более углубленно трактуют его обширное художественное наследие. Творческая и духовная эволюция этого поэта еще нуждается в исследовании и комментариях. При обилии поэтов-звезд «первой величины» поэзия Кузмина долгое время находилась в тени, но объективное воссоздание истории русской литературы XX в. требует полноты знаний о поэте, исповедующем кларизм и сыгравшем свою роль в становлении и развитии акмеизма. Опубликованные дневники Кузмина проливают неожиданный свет на многие явления Серебряного века.

Кузмин М. Собрание стихов: В 3 т. Munchen, 1977.

Кузмин М. Избранные произведения. Л., 1990.

Кузмин М. Крылья // Эрос. Россия. Серебряный век. М., 1992.

Кузмин М. Подземные ручьи. Избранная проза. СПб., 1994.

Богомолов НЛ. Тетушка искусств. Оккультные коды в поэзии М. Кузмина // Богомолов Н.А. Русская литература начала XX века и оккультизм. М., 2000.

Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры: В 2 т. Т. 2. М., 2000.

КушнерА. Музыка во льду // Новый мир, 1989, № 10.

М. Кузмин и русская культура XX века. Л., 1990.

Максимилиан Александрович Волошин (настоящая фамилия Кириенко – Волошин; 1877, Киев – 1932, Коктебель в Крыму), поэт, критик, художник, получил известность с 1900 г. Много путешествовал по Западной Европе, долго жил в Париже, серьезно занимаясь живописью. Писал литературно-критические статьи о европейском и русском искусстве, сотрудничая с журналами «Весы» и «Золотое руно». Влияние французских символистов чувствуется в его первом сборнике «Стихотворения. 1900–1910».