Читать онлайн «Секретные бункеры Кёнигсберга». Страница 78

Из книги Фрайгера Рута

«Вервольф. Осколки коричневой империи».

Москва, 2007 год[216]

«„Вервольф“ не был мифом. Это был последний идеологический оплот нацистского режима… „Вервольфы“ взрывали мосты, расправлялись с советскими и союзническими офицерами, расстреливали из засад транспортные колонны, разрушали здания, где располагались новые органы власти… В 1945 году, после крушения рейха, „вервольфы“ превратились в форменных линчевателей… Их жертвой мог стать фактически любой, кто хотел поспособствовать налаживанию мирной жизни в новых, послевоенных условиях».

Но ничего этого, конечно, майор Борисов не знал, а рядом с ним, кроме немцев, не нашлось людей, которые могли бы предостеречь его от опасных поисков. Поэтому и случилось то, что должно было случиться. Активность советского майора не осталась без внимания «сторожевой агентуры» СД или фанатиков из «Вервольфа», и те сделали свое черное дело, чтобы сохранить тайну, которая должна была уйти в небытие вместе с гибелью Третьего рейха.

Из беседы с писателем А. Васильченко на тему:

«Партизаны Третьего рейха». Радио «Эхо Москвы».

26 ноября 2006 года

«…Где-то после 1945-го, к 1946 году это были мелкие вылазки, в основном сводившиеся к подрыву мостов, обрезанию линий связи, убийству… отдельных милиционеров. В мае — июне 1945-го — огромное количество диверсионных вылазок из руин, большое количество погибших советских солдат и… немецких антифашистов, готовых к сотрудничеству».

Труп майора с обезображенным лицом и колотыми ранами на груди и руках был найден в дальнем конце парка, там, где в каменном заборе зияла большая пробоина, а на дороге стоял обгоревший остов немецкой самоходки. Военврач, осматривавший бездыханное тело, сделал заключение, что смерть Борисова наступила от удушения, а раны на лице и теле были нанесены незадолго до смерти. «Видимо, пытались у него что-то узнать», — предположил врач. Старший лейтенант отдела контрразведки «Смерш», выехавший на место происшествия сразу по поступлении сигнала об обнаружении трупа, подумал, слушая военврача: «А что, собственно, он такого мог знать, этот майор Борисов, начальник подсобного хозяйства стрелковой дивизии, — разве что количество коров и свиней в хозяйстве?» И, не вдаваясь в подробности, составил соответствующую докладную записку.

Спустя год в этих же местах произошло еще одно крайне странное событие, очевидцами которого были два человека — мать и дочь Дороховы. Об этом стало известно в 1962 году, когда в редакцию газеты «Калининградская правда» пришло письмо из Ленинграда.

Из письма Дороховой в редакцию газеты

«Калининградская правда». 1 мая 1962 года

«Уважаемые товарищи! Прочитав книгу В. Дмитриева и В. Ерашова „Тайна янтарной комнаты“ и узнав о розысках в районе г. Кёнигсберга немецких подземных сооружений, мы вспомнили об одном случае, который на всякий случай решили Вам описать…»

Далее следовала какая-то даже немного жуткая история с элементами мистики. Судите сами.

В августе 1946 года Раиса Ивановна с дочерью Леной приехали в Кёнигсберг, с 4 июля называвшийся уже именем «всесоюзного старосты»[217], чтобы немного отдохнуть. Приехали из превращенного в руины Минска, куда возвратились после четырехлетней эвакуации. Их дом на улице Карла Маркса чудом оказался цел, и они с дочерью постепенно начали налаживать нелегкий послевоенный быт. На лето их пригласил к себе брат Раисы Ивановны, направленный в начале 1946 года на восстановление кёнигсбергского мельничного комбината. Брат писал, что хотя город весь разрушен и находится в страшном запустении, он поможет сестре с племянницей, и они не пожалеют о месяце, проведенном у него в гостях. При этом он намекал, что родственники даже смогут кое-что привести из продуктов домой в Минск.

Устроились мать и дочь в пустующей пока комнате двухэтажного дома на Текстильной улице. Квартиры здесь занимали сотрудники комиссии по приему, размещению и хозяйственному устройству переселенцев отдела областного управления по гражданским делам, а также специалисты различного профиля, прибывшие вместе с семьями восстанавливать объекты целлюлозно-бумажной, лесной и пищевой промышленности.

Дом был добротный, с большим садом, огороженный невысокой резной железной оградой, двумя подземными гаражами, детской площадкой с качелями и чудом уцелевшей гипсовой фигуркой смешного гномика. Но особенно интересны были рельефные орнаменты на межоконных проемах. На коричневой керамической плитке выделялись миниатюрные изображения всевозможных животных и рыб, маленьких амурчиков с луками и стрелами, каких-то причудливых фигурок. Часто повторялись изображения весов и раков с растопыренными клешнями. На металлической решетке у калитки со сломанным электрическим замком висела еще табличка с немецким названием улицы — «Брюннэкаллее».

Весь июль лили проливные дожди. В августе немного распогодилось, но дни были хмурыми. До отъезда оставалось совсем немного времени, когда погода вдруг резко переменилась, наступили теплые солнечные дни.

Раиса Ивановна узнала от женщины из квартиры напротив, жены начальника какой-то строительной конторы, что неподалеку отсюда есть несколько озер, куда все ходят купаться. Вода в этих озерах была чистая, не в пример запущенным городским каналам и прудам, которые еще весной сорок пятого года оказались забитыми трупами людей и животных, завалены всяким мусором и обломками рухнувших зданий.

Они несколько раз ходили на озеро мимо высокой полуразрушенной кирхи с остроконечным шпилем, мимо аккуратных одноэтажных домиков, каким-то чудом сохранившихся среди черных от копоти остовов зданий. За окружной дорогой, обсаженной липами, начиналась тропинка, вьющаяся между кустов, огибающая небольшие овраги и заросшие тростником болотца. Чуть дальше она выходила к каналу и шла уже вдоль него прямо до водоема, который все называли Филипповым озером. Народу здесь было мало, несмотря на жаркий день. Стайки ребят ныряли с возвышающегося над водой бетонного мола, несколько женщин, похоже немок, молча стирали белье, складывая его в высокие металлические баки.

Вдоволь накупавшись и полежав на горячем песке, Раиса Ивановна решила, что пора возвращаться домой. Лена еще немного поплавала недалеко от берега, затем тоже выбралась на песок. Хотя жара еще не спадала, чувствовалось, что день близится к вечеру. На тропинке между кустов акации показалась группа подростков, с громким смехом приближавшихся к месту, где сидели мать и дочь. Один из них, долговязый, что-то сказал, указывая на Лену. Шпана разразилась громким хохотом. Раиса Ивановна почувствовала, что нужно срочно уходить отсюда, дабы избежать столкновения с парнями. Подхватив узелки с полотенцами и мылом, они с Леной чуть не бегом бросились в спасительные заросли. Позади раздался озорной мальчишеский свист…

Этой дорогой они к озеру никогда не ходили. Тропинка обогнула песчаный карьер, спустилась с пригорка и влилась в узкую дорогу, мощенную большими бетонными плитами. С одной стороны было широкое поле, за ним виднелись уцелевшие после войны коровники и сараи расположенного здесь хутора, с другой — небольшая березовая рощица. Место оказалось довольно пустынное, немного даже жуткое, потому что рядом с дорогой Раиса Ивановна заметила вдруг ржавый остов сгоревшего тупорылого грузовика, а чуть поодаль — торчащий из земли бетонный колпак с узкими щелями, таких повсюду натыкано было множество. Сразу стало как-то не по себе. Вспоминались страшные рассказы о бандах, ночью бродящих в окрестностях города, а днем прячущихся в подвалах разрушенных домов и пустующих немецких бункерах. Всплыл в памяти леденящий душу рассказ брата о шайке бандитов, нападавших на людей среди бела дня и убивавших всех одинаковым приемом — перерезая горло опасной бритвой.

Раиса Ивановна, таща Лену за руку, почти уже бежала по дороге, однако очень скоро они выдохлись и, тяжело дыша, остановились у какой-то каменной стены, тянущейся вдоль дороги. В нескольких местах в стене были проломы и через них виднелась брусчатка мостовой. «Значит, мы добрались до города», — подумала Раиса Ивановна. И тут Лена до боли сжала ее руку. Мать посмотрела в испуганные глаза дочери и, обернувшись, увидела нечто странное… В стороне от дороги спиной к ним стоял высокий мужчина с мешком за спиной. На нем были грязно-серые брюки немецкого покроя и старый рваный пиджак, явно с чужого плеча. Мужчина что-то внимательно рассматривал в густой траве. В руке он держал какую-то бумажку, временами пристально поглядывая на нее, как бы сверяя нарисованное или написанное на ней с тем, что он видел в траве. Проследив за взглядом незнакомца, Раиса Ивановна заметила торчащую на полметра из земли металлическую трубу. Из ее чуть расширяющейся горловины… шел легкий дымок. Это было так неожиданно и необычно, что Лена даже вскрикнула: «Ой, мама!»