Читать онлайн «Историческая культура императорской России. Формирование представлений о прошлом». Страница 49

Пётр Васильевич Знаменский (1836–1917) – сын нижегородского диакона, окончил Нижегородскую духовную семинарию (1856) и Казанскую духовную академию (1860) со степенью магистра богословия за труд «Обозрение постановлений по церковным делам в России в начале ХVII столетия». С 1862 года он стал преподавать в ней историю Русской церкви, а с 1865 года параллельно читал эту дисциплину и на историко-филологическом факультете Казанского университета. В 1892 году избран членом-корреспондентом Императорской академии наук по Отделению русского языка и словесности. В студенческие годы в Академии П.В. Знаменский испытал мощное влияние нравственно-религиозного максимализма А.М. Бухарева, обаяние критицизма известного историка М.Я. Морошкина[634], а также Г.З. Елисеева – ученика А.В. Горского, ставшего позднее известным публицистом. Чрезвычайно важным было для него и общение с радикально настроенным казанским историком А.П. Щаповым. П.В. Знаменский стал его преемником по хранению и научному описанию Библиотеки Соловецкого монастыря, переданной в Казанскую академию в 1855 году, а с 1875 года возглавлял научную Комиссию по описанию Соловецкого собрания рукописей, ныне хранящегося в Российской национальной библиотеке (Публичной) в Санкт-Петербурге.

Как известно, Соловецкий монастырь в XVII веке был одним из важнейших идейных центров сопротивления церковным реформам патриарха Никона. К принятию «греческого благочестия» его принудили силой после восьмилетней осады. Поэтому повышенный интерес историков к религиозно-общественным взглядам соловецких старцев вполне понятен. А.П. Щапову живое общение с рукописным собранием обители давало к тому же дополнительные эмоциональные импульсы. Этот яркий преподаватель, с его критическим настроем к византизму, бюрократии приказного люда и боярщине, стеснявшим свободное развитие русского народа, с его отношением к расколу старообрядчества, с его идеалами гражданского общества, оставил яркий след в памяти П.В. Знаменского.

По мнению Н.Н. Глубоковского, А.П. Щапов был «пламенным воплощением» нарождающегося платонически-сентиментального «народничества», идеализировавшего с фанатизмом и восторженностью все «народное», включая раскол как «народную веру», подвергаемую официальному опорочению. Щапов, резюмирует Глубоковский,

еще в 1857 году в своей магистерской диссертации решительно поддерживал и аргументировал тот тезис, [что] якобы раскол есть собственно широкий народный протест против современного ему состояния и Церкви, и государства, и общества. Если тут он все-таки осуждался за церковную отсталость и косное невежество, то после А.П. Щапов рассеял и эту тень, провозгласив, что раскол представляет «общинную оппозицию податного земства всему государственному строю – церковному и гражданскому, отрицание народной массой греко-восточной, Никонианской церкви и государства, или империи всероссийской, с ее иноземными немецкими чинами и установлениями»[635].

Эта «пламенная тенденциозность» А.П. Щапова с точки зрения интересов объективной исторической науки имела то неоспоримое значение, что уравновешивала официозно-негативную трактовку старообрядчества и пробуждала критическую мысль, идеалам которой всегда оставался верен П.В. Знаменский. «Кратковременное служение А.П. Щапова на кафедре русской истории, несмотря на все недостатки его безалаберного преподавания, – пишет П.В. Знаменский, – имело в истории этой кафедры большое значение. Кафедра эта поднялась тогда до небывалой высоты. Русская история сделалась любимым предметом студенческих занятий»[636].

Следуя идейному направлению А.М. Бухарева, судьбе и наследию которого он посвятил немало трудов, П.В. Знаменский высказывался за тесную связь церковной и светской науки, отстаивал права самостоятельной мысли, выступал против схоластики[637]. Еще одним образцом стал для него архимандрит Хрисанф (Ретивцев). Он преподавал историю философии и историю религий, но его наглядно демонстрируемый метод обладал притягательностью и для будущего историка Церкви. Хрисанф, как писал П.В. Знаменский, стремился понять каждое явление изнутри,

схватить главный жизненный нерв системы, ее основное начало и, выяснив его тоже главным образом при свете истории, освещал им уже всю систему, показывая весь ее внутренний механизм, определяя связь и взаимную зависимость между ее частями и выясняя значение каждой части. Все это делалось им с увлекательным мастерством, которое обнаруживало в нем редкое в одном лице соединение богословско-философской эрудиции с историческою, абстрактного мышления с истинно-художественным талантом, сильного синтеза и дедукции с уменьем изучать и разбирать самые конкретные факты и с чутким психологическим и художественным анализом[638].

Одним из важнейших трудов П.В. Знаменского является «История Казанской духовной академии» (Вып. 1–3, 1891–1892). Здесь рассмотрены административная и хозяйственная деятельность Академии, быт студентов и преподавателей, учебный процесс, даны характеристики всем мало-мальски значительным лицам, порой удивительно подробные и психологически исчерпывающие, без какой-либо оглядки на «око государево». По своему значению труд этот далеко выходит за рамки обозначенной в заглавии темы и остается по сей день одним из важнейших источников по истории духовного образования в России в середине XIX века.

С этими установками П.В. Знаменский взялся и за написание учебника по истории Русской церкви, в котором в простом и ясном изложении были обобщены важнейшие достижения науки[639]. Этот труд П.В. Знаменского выдержал много изданий, причем уже за первое из них (1870) он был удостоен премии имени митрополита Макария. А.В. Карташёв отмечал:

«Руководство» проф. П.В. Знаменского, без сомнения, должно занять место в ряду самостоятельных церковно-исторических систем и по своему плану, и по подбору фактов, и по искусству построения. Правда, автор излагает здесь историю догматически: без цитат и ученой критики, предлагает читателю уже свою беловую работу, не показывая черновой, но во всем его изложении обнаруживается солидное знание первоисточников, из которых им самостоятельно извлечено множество ценных фактов, обставленных многозначительными замечаниями и меткими характеристиками, проливающими свет на характер целых эпох[640].

После пятого издания книга Знаменского стала собственностью Учебного комитета при Св. синоде. С этого момента автор сделал в ней значительные изменения, диктовавшиеся синодальной учебной программой. Ему пришлось, в частности, принять периодизацию российской церковной истории в соответствии с курсом Филарета (Гумилевского). Синод не позволил Знаменскому отойти от официальной точки зрения по целому ряду вопросов; были оставлены без внимания некоторые новейшие достижения церковно-исторической науки, в частности исследования Е.Е. Голубинского. Знаменскому пришлось воздержаться от характеристики общего духа петровских церковных преобразований и т. д.

Петр Васильевич Знаменский был еще студентом, когда вышла в свет «История Санкт-Петербургской Духовной Академии» (1857) Илариона Алексеевича Чистовича (1828–1893). Сын диакона Калужской епархии, Чистович окончил Санкт-Петебургскую духовную академию (1851), читал в ней отечественную, церковную и гражданскую историю, а позднее психологию и историю философии. В этой сфере у него были свои достаточно широкие интересы: его докторская диссертация носила название «Древнегреческий мир и христианство в отношении к вопросу о бессмертии и будущей жизни человека» (1871). Ему принадлежит также «Курс опытной психологии» (1868). Из систематических трудов по истории Русской церкви, помимо упомянутой «Истории» Петербургской академии и вышедшего позднее дополнения к ней («Санкт-Петербургская Духовная Академия за последние 30 лет, 1858–1888 годы», 1889), И.А. Чистовичу принадлежит чрезвычайно важный труд «Руководящие деятели духовного просвещения в России в первой половине текущего столетия», увидевший свет уже после его кончины (1894)[641]. В нем, можно сказать, осуществился идеал исследования, который вдохновлял тогда многих авторов (но нечасто действительно воплощался в ученых трудах) – история важных церковных событий показана «изнутри», через рельефные идейно-психологические портреты наиболее влиятельных лиц и скрупулезный анализ мотивации их решений. Кроме того, работа Чистовича основана на многих архивных документах, детально представлявших внешний ход событий.

Названные книги составляют важный цикл; в целом они проливают свет не только на историю духовного образования в России, но и на общий ход церковной истории. К этому циклу по сути дела примыкает и такое фундаментальное исследование, как «История перевода Библии на русский язык» (1899)[642]. Надо сказать, что интересы Чистовича как историка Русской церкви были весьма широки и основывались на тщательном изучении первоисточников. Он оставил ряд ценных исследований об иерархах XVIII столетия – Феофане Прокоповиче, Стефане Яворском, Арсении Мациевиче, Амвросии Подобедове, новгородском митрополите Иове. Чистович был также автором обширного «Очерка истории Западно-Русской церкви» (1882–1884), работ по истории старообрядчества и др.