Читать онлайн «Крым — Галлиполи — Балканы». Страница 22

Средств для содержания армии по-прежнему не было, и Врангель предпринял очередную попытку добыть их. На этот раз он сделал ставку на солидные средства, которыми располагали российские посольства, оставшиеся за границей после революции. В свое время еще Деникин пытался завладеть ими для нужд Добровольческой армии. Да и сам Врангель с той же целью из Крыма посылал своего представителя Бернацкого в Европу. Но тогда ничего получить не удалось. Все бывшие послы и полномочные представители царской России, объединившись в дипломатический корпус под председательством Гирса, заявили, что средства будут возвращены только законному российскому правительству, если таковое когда-либо появится. Новая попытка Врангеля не принесла успеха. Лишь посол в Японии Миллер передал полтора миллиона франков в распоряжение армии.

Среди событий, которые происходили в это время в Галлиполи, пожалуй, наиболее значительным можно назвать открытие памятника на главном русском кладбище 16 июля 1921 г., в день празднования памяти святых Петра и Павла. Это был день тезоименитства Петра Николаевича Врангеля, но главным событием дня было открытие памятника на большом военном русском кладбище. Его с волнением ожидали все, так как буквально каждый галлиполиец внес в его подготовку свой вклад.

Организация захоронений в Галлиполи имеет свою непростую историю. Первоначально умерших от ран и болезней погребали на двух греческих кладбищах — большом и малом. На первом из них похоронили 18, на втором — 9 человек. Потом местные власти отвели небольшой участок земли за городом, у северо-восточного угла старого турецкого кладбища, и хоронить стали там. Число захоронений достигло 13, когда вдруг выяснилось, что отведенная земля является частной собственностью, и хозяин ее протестует против дальнейших погребений. Наконец при содействии армянской колонии место для кладбища нашли. Армянский патриарх пожертвовал старое национальное кладбище, к которому впоследствии прирезали еще участок земли. Это кладбище находилось на расстоянии немногим более километра к западу от города на обращенном к морю склоне холма. По преданию, здесь же были погребены русские, умершие в плену во время Крымской войны (1853-1856).

Еще два кладбища были расположены непосредственно в полевом лагере. Одно из них устроили в районе палаточного городка пехотной дивизии, неподалеку от ее штаба. На нем было погребено 24 человека и установлен каменный обелиск по проекту подпоручика Пандуло. На кавалерийском кладбище, в районе расположения этой дивизии, было похоронено 14 человек. Здесь установили большой металлический крест из рельсов узкоколейки. Кроме того, были еще два небольших захоронения. Одно — на мусульманском кладбище — могила рядового марковского полка Карана Сарбиева, башкира по национальности, и второе — близ правого фланга расположения Корниловского полка. Здесь похоронили умерших в первые дни после выгрузки с кораблей двух ударников этой части.

Сначала забота о могилах лежала на войсковых частях. Кресты из кипариса и сосны, зеленые холмики на могилах умерших устраивали их друзья и товарищи. Но были и безвестные могилы, сооруженные наспех еще в начале «галлиполийского сидения» руками санитаров. Обычно это были захоронения одиноких людей, умерших в лазаретах сразу после того, как их сняли больными с кораблей. Уже в феврале командованием принимаются меры по приведению в порядок основного и других кладбищ. Они были расчищены и огорожены, на могилах начали устанавливать железные однообразные кресты с табличками для надписей. Потом возникла мысль о памятнике. Наиболее подходящим был признан проект памятника в стиле римско-сирийских гробниц, представленный архитектором подпоручиком Н.Н. Акатьевым{172}. 20 апреля 1921 г. вышел приказ Кутепова (№ 234), в котором говорилось о необходимости воздвигнуть памятник на общем кладбище, «…для чего, — говорится в приказе, — воскресить обычай седой старины, когда каждый из оставшихся в живых воинов приносил в своем шлеме земли на братскую могилу. Пусть каждый из нас внесет посильный вклад в это дорогое нам святое дело и принесет к месту постройки хоть один камень, и пусть курган, созданный нами у берегов Дарданелл, на долгие годы сохранит перед лицом всего мира память о русских героях…»{173} Весь корпус и даже малыши детского сада, дети гимназии участвовали в общем деле.

Началось строительство памятника 9 мая, а 16 июля состоялось его открытие и освящение. Ярким солнечным утром почти весь корпус выстроился у кладбища. Строгим четырехугольником со знаменами и оркестрами войска окружили место, где была намечена церемония освящения. В ограде находилось духовенство, почетные гости, представители французских и греческих властей, местное население, женщины и дети.

Во время богослужения протоиерей отец Ф. Миляновский произнес взволнованную речь, закончив ее словами: «Путник, кто бы ты ни был, свой или чужой, единоверец или иноверец, благоговейно остановись на этом месте — оно свято: ибо здесь лежат русские воины, любившие родину, до конца защищавшие честь ее»{174}.

Когда было снято покрывало с памятника, на его сверкающем белизной мраморном фронтоне все увидели надпись на четырех языках: русском, французском, турецком и греческом. Она гласила: «Упокой, Господи, души усопших. 1-й корпус Русской армии своим братьям воинам, за честь родины нашедшим вечный покой на чужбине в 1920-21 гг. и в 1854-1855 гг., и памяти своих предков запорожцев, умерших в турецком плену».

В речи на открытии памятника греческий мэр Галлиполи обещал свою заботу и попечение о кладбище, а французский комендант говорил о гордости, которую он испытывает, отдавая воинскую честь доблестным павшим солдатам дружественной армии. Короткую речь произнес и мусульманский муфтий. Он подчеркнул, что для магометан всякая гробница священна, но гробница воина, сражавшегося за свое отечество, особо священна, какой бы веры ни был этот воин{175}.

Присутствовавшие на траурном митинге чины корпуса произносили трогательные речи, высказывали пожелание, чтобы после ухода русских из Галлиполи местные власти и жители относились к этому месту как к части русской земли, вспоминали, что на французском кладбище вблизи Севастополя покоится прах тех, кто погиб как захватчик в Крымскую войну, но тем не менее это место оберегалось русскими и там была надпись: «Здесь французская земля».

К подножию памятника было возложено 56 венков, из них 32 от частей, остальные от местных жителей. Характерно, что французы своего венка не возлагали, и это не осталось незамеченным. Надписи на венках были самые разные и вызывали сложные чувства у тех, кому навсегда пришлось оставить пределы своей страны, родных и близких. Символичной была надпись на ленте венка, который возложил Дроздовский полк. Она гласила: «Тем, кому не было места на родине»{176}.

В дальнейшем обустройство кладбища продолжалось. Разбили аллеи, поставили солнечные часы и скамейки у входа. Был построен и домик для сторожа — местного жителя турка Исхан-Тахчи, который высекал орла и надпись на фронтоне памятника. За охрану кладбища и уход за могилами ему была выделена определенная сумма денег и предоставлено право обрабатывать не занятую захоронениями землю для своих нужд. Исхан-Тахчи попросил, кроме того, командира корпуса выдать ему еще и документ, в котором были бы оговорены эти условия на все времена и для него, и для его детей.

Всего на этом кладбище было погребено, согласно разным источникам, до 255 человек, но на схеме, изготовленной в штабе корпуса, четко видны 263 могилы, а в сохранившемся списке значится 342 человека{177}.

В лагерях, где размещались казаки, как отмечает в своих воспоминаниях В.Х. Даватц, «казачья группа была в других условиях. Громадное большинство среди них составляли подлинные казаки, оторванные от своих родных станиц, а казачий патриотизм тускнеет, когда казак-воин попадает в иные условия». Даватц указывает и на другую особенность казачьих частей: «В казачьих формированиях не могло быть такого количества квалифицированно-интеллигентных людей, не было такого процента офицерства, казачье офицерство в большей своей части вышло из среды тех же казаков-землеробов»{178}. Поэтому тяга к земледельческому труду была гораздо выше, чем в Галлиполи, и призывы осесть в Бразилии, чтобы заняться земледелием, или вернуться домой в этой среде достигали своей цели.

Это же подчеркнул и П.П. Перфильев, посетивший по заданию русских эмигрантских организаций в июне 1921 г. лагеря в Галлиполи и на Лемносе: «Из всего состава галлиполийской армии… 50% офицеров, остальные 50% в огромном большинстве — солдаты из русских интеллигентов. Студенты, учащиеся старших классов средних школ, ушедшие разновременно в эпоху Гражданской войны за идею великой России в ряды Добровольческой армии, адвокаты, инженеры, агрономы и т. д. Есть полки, где из солдатской массы более 70% людей с высшим образованием или средним»{179}. Кроме того, галлиполийцы были сосредоточены в одном месте, а лемносцы разрознены. 16 500 человек кубанцев поселили на острове Лемнос, а 14 630 донцов — в районе Константинополя. Причем последние тоже не размещались вместе{180}.