Читать онлайн «Август 1956 год. Кризис в Северной Корее». Страница 14

Как позднее рассказывал советскому дипломату Пак Ён-бин («Пак Ен Бин» в документах тех лет), Ким Ир Сен впервые порекомендовал ввести Чхве Ён-гона в состав Политического Совета (официальное название Политбюро ТПК до апреля 1956 г.) «перед Апрельским (1955) пленумом», то есть в конце зимы или в начале весны 1955 г. Это предложение тогда вызвало серьезное противодействие со стороны советской группировки. Тем не менее в ходе Апрельского (1955) пленума Ким Ир Сену все-таки удалось ввести Чхве Ён-гона состав Политсовета. В сентябре 1955 г. он поднял вопрос о дальнейшем продвижении Чхве Ён-гона и намекнул на его возможное назначение премьер-министром (вместо самого Ким Ир Сена, который тогда являлся одновременно главой и партии, и правительства), но снова столкнулся с сопротивлением таких советских корейцев, как Пак Чхон-ок, Пак Ён-бин[32] и Пак Чжон-э[33].

Для нас сейчас очевидно, что Ким Ир Сен настаивал на введении Чхве Ён-гона в состав Политбюро потому, что такое решение усилило бы позиции бывших маньчжурских партизан, в руки которых постепенно переходила вся полнота власти в стране. Однако на пути к возвышению Чхве Ён-гона имелось одно серьезное, хотя и чисто формальное препятствие. Официально считалось, что Чхве Ён-гон вообще никогда не состоял в Трудовой партии Кореи, не говоря уже о ее Центральном Комитете. С 1946 г. он был лидером Демократической партии, одной из двух «непролетарских партий», которые формально существовали в КНДР.

Демократическая партия была основана известным правым националистом Чо Ман-сиком в ноябре 1945 г. В течение некоторого времени Демократическая партия являлась реальной политической силой, которая по многим вопросам даже осмеливалась противостоять советской военной администрации и ее протеже — местным коммунистам. Этот недолгий период независимости партии закончился в январе 1946 г., когда Чо Ман-сик вступил в прямой конфликт с советскими властями, резко выразив несогласие с обсуждавшимися тогда планами установления формальной опеки над Кореей. Этот конфликт с советской военной администрацией завершился арестом Чо Ман-сика. После этого Демократическая партия была подвергнута чисткам, но сохранилась в качестве особой политической структуры. Это было сделано для того, чтобы сохранить видимость широкого Единого фронта, а также, чтобы держать под контролем значительное число потенциально враждебных элементов, которые тяготели к якобы «некоммунистической», но официально разрешенной партии. Чхве Ён-гон, бывший маньчжурский партизан-коммунист, в свои школьные годы был учеником Чо Ман-сика и в ноябре 1945 г. по настоянию властей был назначен заместителем Чо Ман-сика в Демократической партии. После ареста Чо Ман-сика Чхве Ён-гон автоматически стал новым руководителем партии. В этом качестве, как лидер «дружественной партии», он играл важную роль в формально-ритуальной части северокорейской политики и даже официально занимал должность командующего северокорейскими вооруженными силами в начале Корейской войны. Однако в отличие от Ким Таль-хёна, руководителя другой «дружественной партии» Чхондогё-чхонудан, Чхве Ён-гон обладал и вполне реальным политическим влиянием. Будучи партизаном-коммунистом с маньчжурским стажем, старым и испытанным соратником Ким Ир Сена, он являлся одним из самых видных представителей партизанской фракции в руководстве ТПК (и это при том, что формально он не входил ни в это руководство, ни в партию вообще).

К середине 1950-х гг. Демократическая партия выполнила свою отвлекающую роль и, по сути, прекратила свое существование в виде политической партии. Численность ее быстро уменьшалась, чему сознательно способствовало и ее собственное руководство[34]. В новой ситуации не было необходимости держать политика Чхве Ён-гона в такой, в общем-то, малозначительной организации.

Понятно, что с самого начала Чхве Ён-гон был «агентом влияния» ТПК в Демократической партии, и его главной задачей было не допускать превращения Демократической партии в независимую политическую силу. Вопрос о том, был ли Чхве Ён-гон одновременно и членом ТПК, остается открытым. Некоторые документы позволяют предполагать, что Чхве Ён-гон даже формально, хотя и негласно, считался членом ТПК в те времена, когда он был главой Демократической партии. Например, в одном из документов советского посольства, составленном в мае 1956 г., содержится достаточно недвусмысленнное заявление на этот счет: «Посольству известно, что, будучи председателем ЦК Демократической партии, Цой Ен Ген (Чхве Ён-гон. — А. Л.) являлся членом Трудовой партии Кореи»[35]. Другим подтверждением этого предположения может служить разговор, который состоялся в ноябре 1957 г., когда сотрудник советского посольства встретился с Нам Он Еном (Нам Семен Тимофеевич), одним из руководителей северокорейской разведки. Он сообщил о начинающейся реорганизации своего ведомства, причем из беседы выяснилось, что на тот момент главой одной из северокорейских разведывательных служб был Тен Сон Он, который официально считался заместителем председателя ЦК Демократической партии Северной Кореи. На недоуменный вопрос советского дипломата Нам Он Ен ответил: «[Тен Сон Он] был раньше заместителем Цой Ен Гена в Демократической партии, но сейчас он там фактически не работает, да и не имеет ничего общего с Демократической партией, т. к. он старый коммунист и так же, как и Цой Ен Ген был в Демократической партии по заданию ЦК Трудовой партии Кореи»[36].

Даже если Чхве Ён-гон не был членом ТПК в строгом смысле, то есть не имел партбилета и не значился в соответствующих списках, его принадлежность к ТПК была вопросом чисто техническим. Если уж советские дипломаты не имели сомнений по поводу фактической принадлежности Чхве Ён-гона к Трудовой партии, то маловероятно, чтобы высокопоставленные партработники из числа советских корейцев оставались в неведении относительно его истинной роли. Однако формальное членство Чхве Ён-гона в Демократической партии давало им великолепный повод для того, чтобы выступить против его введения в состав Политсовета (Политбюро) ЦК ТПК — и они использовали этот повод с максимальной эффективностью. Вопрос о партийности Чхве Ён-гона часто упоминался в тех дискуссиях, что развертывались за закрытыми дверями пхеньянских партийных кабинетов в 1955–1956 гг.

Кроме этого, советские корейцы утверждали, что Чхве Ён-гон не справится с новым назначением из-за своего недостаточного образования, указывали на проблемы, которые в прошлом возникали из-за его «слабой работы»[37]. С полной уверенностью согласиться с этими обвинениями или опровергнуть их сейчас невозможно, однако следует напомнить, что среди бывших партизан Чхве Ён-гон был едва ли не самым образованным человеком. Так что, скорее всего, дело было вовсе не в личных недостатках Чхве Ён-гона, а в его политической позиции.

Решительное противодействие продвижению Чхве Ён-гона отражало главную проблему северокорейской политики того времени — постоянные конфликты фракций. Чхве Ён-гона рассматривали как давнего противника советской группировки — и, скорее всего, не без оснований. Еще в 1954 г. Чхве Ён-гон, действуя совместно с лидером яньаньской фракции Чхве Чхан-иком, попытался добиться удаления нескольких заметных советских корейцев с их постов (по крайней мере, в этом его тогда подозревали сами руководители советской группировки)[38]. Понятно, что советские корейцы не слишком стремились увидеть на одном из высших государственных постов человека, считавшегося их недоброжелателем. С точки же зрения Ким Ир Сена, попытка воспрепятствовать повышению Чхве Ён-гона была направлена на ослабление позиций бывших партизан и поэтому была сродни открытому вызову его собственной власти.

Однако, как уже отмечалось, главной политической проблемой для Ким Ир Сена была угроза, исходящая от десталинизации, которая развертывалась в Москве. Многие действия партработников из числа советских корейцев в середине 1950-х гг. только усиливали подозрения Ким Ир Сена, который опасался, что советские корейцы послужат каналом распространения новых московских веяний в Северной Корее. Из документов посольства видно, что многие из них начали в 1955 г. открытое обсуждение вопросов, связанных с культом личности. Некоторые даже настаивали на том, что кампанию по борьбе с «культом личности» следует развернуть и в КНДР. Многие советские корейцы принимали официальные лозунги за чистую монету, но иногда мотивы их деятельности были не столь альтруистическими, так как некоторые надеялись извлечь выгоду из этих новых условий. Тем не менее и идеалисты, и оппортунисты поддались новым веяниям, идущим из Москвы, новой атмосфере надежды и ожидания перемен. В некоторых случаях умудренные жизнью политики демонстрировали поразительную наивность. Так, Пак Ён-бин, назначенный в феврале 1955 г. на пост главного идеолога партии — заведующего Отделом агитации и пропаганды ЦК ТПК, отважился предложить Ким Ир Сену положить конец излишнему восхвалению Ким Ир Сена. Годом позже сам Пак Ён-бин так описал этот эпизод: «Во всей печати у нас неправильно освещается вопрос о роли народных масс и роли личности в истории. Главным и определяющим в борьбе за объединение Кореи, за строительство новой жизни отводится не народным массам, а Ким Ир Сену. Я, а также Пак Чан Ок в возможных и подходящих выражениях и в своих действиях высказывали неправильность такого направления нашей идеологической работы.