Читать онлайн «Новгород и Ганза». Страница 52

3. Письмо в обиходе ганзейцев

И Новгород Великий, и крупные города Ганзы Любек, Гамбург, Магдебург, Росток, Бремен и др. были культурными центрами, где были развиты различные жанры словесности, наблюдалась грамотность в разных слоях горожан, светскими и церковными авторами создавались выдающиеся произведения, а в городских инстанциях работали профессиональные писари и делопроизводители. Однако понятно, что из всего многообразия письменной культуры этих процветающих торговых городов лишь некоторые жанры имели отношение к сфере взаимоотношений ганзейцев с местными властями Новгорода или торговыми партнерами. Именно они и будут представлены далее.

Прежде всего следует вспомнить о редких, но чрезвычайно важных древнейших письменных свидетельствах, которые были обнаружены среди знаменитых новгородских берестяных грамот. Из многих сотен берестяных грамот, найденных в археологических раскопках на территории Новгорода, почти все написаны на древнерусском языке (его новгородском диалекте). В них отражено многообразие письменного общения новгородцев, затрагиваются различные темы и представлены стороны повседневной новгородской жизни. Их авторами являются как мужчины, так и женщины, а их тематика включает и любовные письма, и переписку родителей о женитьбе своих детей, и заговоры от болезней, и деловые распоряжения.

Среди этого многообразия текстов, написанных местными новгородскими жителями на их родном языке и по различным поводам их личной и профессиональной жизни, археологам встретились и две берестяные грамоты, написанные не по-древнерусски и принадлежащие, по всей вероятности, иностранцам. Одна из них (№ 488) обнаружена на месте Готского двора в слое XIV—XV вв. и содержит текст из псалмов Давида на латинском языке, написанный на крышке туеска мелким готическим курсивом (рис. 20). Характер этого курсивного письма тоже указывает на XIV—XV вв. в качестве времени написания. Вторая грамота (№ 753), датированная XI веком, написана латинскими буквами, однако ее текст (впрочем, краткий и с трудом поддающийся интерпретации) предположительно определяется как нижненемецкий (рис. 40). Несмотря на все оговорки и трудности прочтения, обе находки представляют большой интерес, так как свидетельствуют о том, что западные купцы, находившиеся в Новгороде, уже с XI в. пользовались тем же материалом и той же техникой письма, которые были характерны для новгородцев. А это, возможно, означает, что мы наблюдаем в данном случае приобщение ганзейцев к местной привычке пользоваться письмом на бересте в своей частной жизни.

Эти немногочисленные находки — все, что сохранилось от письменных свидетельств, не относящихся к официальной сфере торговли и права. Однако, если их языковая атрибуция и иностранное авторство найдут надежное подтверждение, можно будет утверждать, что в Новгороде западные купцы писали на своих языках уже в XI в., то есть задолго до создания всех ранее известных источников по ганзейско-новгородским связям. Кроме того, в отличие от грамот и других правовых документов, вышедших из-под пера профессиональных писарей, эти письменные свидетельства оставлены частными лицами, находящимися в Новгороде по своим торговым делам, и относятся к их личному обиходу. Подобных частных письменных свидетельств на раннем средненижненемецком языке не осталось не только от других зарубежных представительств Ганзы, но и в самой Германии. Этими уникальными памятниками языка и письма мы обязаны ситуации в Новгороде, где существовала народная бытовая письменная традиция, к тому же использовавшая столь долговечный материал, как бересту.

Языковая ситуация в Новгороде вообще удивительным образом повлияла на нижненемецкий язык ганзейцев, определив один из важнейших моментов его истории. Процитированное в начале этой главы высказывание Клауса Фридланда о судьбоносности для Ганзы ее встречи с Новгородом верно и в отношении ее языка. Дело в том, что благодаря новгородской торговле нижненемецкий язык обогатился наиболее ранними своими письменными памятниками. Тексты на средненижненемецком языке, составленные на Руси или по поводу русских торговых дел Ганзы, относятся к наиболее ранним нижненемецким текстам, появившимся после долгого господства латыни в деловой и правовой сферах. Представим себе хронологию появления первых русско-ганзейских правовых актов: первая редакция новгородской скры (устава общины ганзейских купцов, живших в ганзейской конторе в Новгороде) относится к середине XIII в. (но не исключено и время вскоре после 1225 г.) и сохранилась в двух списках (Готландском и Любекском) (ил. 3);

вторая редакция того же устава, созданная во второй пол. XIII в., сохранилась в трех списках (Копенгагенская, Рижская и Любекская рукописи);

договор немецких городов и Готланда с новгородским князем Ярославом Ярославичем (нижненемецкий Любекский список), известный в исторической литературе как «грамота Ярослава», относится к 1269 году (ил. 5);

возможно, несколько более поздним является другой список того же договора, в 1761 подаренный любекским синдиком и историком Иоганном Дрейером Академии наук в Петербурге.

Если учесть, что наиболее ранними случаями перехода с латыни на родной язык в самой Германии были «Саксонское зерцало» 1220–24 гг., нижненемецкий текст городского права г. Брауншвей-га Jus Ottonianum 1227 г. и городского права Любека 1263 г., гамбургский судебник Ordelbok 1270 г., и что первая городская грамота на нижненемецком языке составлена в г. Хильдесхаиме лишь в 1272 г., и что всего до 1300 г. известно лишь неполных три десятка текстов на нижненемецком языке, то становится ясным, что 6 или, с учетом неточно датированной «второй» грамоты Ярослава, 7 новгородских рукописей на нижненемецком языке занимают в этом кругу весьма заметное и даже почетное место.

Рано сложилась и деловая переписка на нижненемецком языке. Многочисленные грамоты, связанные с отношениями с Русью или циркулирующие между Русью и ганзейскими инстанциями, уже пишутся на нижненемецком языке в то время, когда внутриганзейские документы или протоколы и постановления ганзейских съездов еще сплошь составлены на латыни. Достаточно сравнить грамоту Висбю ганзейским городам о пленении немецких купцов в Пскове 1362 г., написанную на нижненемецком, с постановлением съезда ганзейских городов в Любеке в 1368 г. — на латыни. В 1360-е годы нижненемецкий начинает шире использоваться в ганзейских городских канцеляриях, причем ранее всего в городах на востоке, но при этом все же позднее, чем в русско-ганзейских делах.

В корреспонденции с западными зарубежными конторами Ган-за придерживалась латыни еще дольше, чем в сношениях со своими городами. С нидерландскими партнерами Ганза пользуется латынью до 1380 г., ганзейская контора в норвежском Бергене перешла на нижненемецкий в 1360-е гг.: первая грамота из Бергена была направлена в 1365 г. в Росток, следующие четыре — в Любек. Первая датская (королевская) грамота на нижненемецком языке относится к 1329 г., но следующая лишь к 1350 г. — и это несмотря на то, что в условиях правления Ольденбургской династии датский двор и городская элита были нижненемецкоязычными; городские же грамоты из Дании на нижненемецком имеются лишь начиная с 1459 г. В торговых делах Ганзы с Англией латынь держится вплоть до закрытия Стального двора (подворья ганзейских купцов) в Лондоне королевским декретом 1579 г., первые нижненемецкие грамоты внутриганзейской циркуляции появляются в Англии в 1360–70-х гг., а устав Стального двора в старшей редакции относится к 1320 г.

Таким образом, деловая письменность, связанная с новгородскими делами Ганзы, занимает ведущее положение в процессе перехода канцелярий с латыни на родной язык. Причины такого раннего перехода также можно увидеть в особой культурной ситуации в Новгороде XIII в. Здесь имело значение то обстоятельство, что латынь не могла играть никакой существенной роли в общении ганзейцев с новгородскими партнерами и властями. Более того, Новгород являл своим западным гостям пример того, как родной язык может функционировать и в повседневном устном общении, и на письме, и при составлении документов самого высокого официального ранга. Эти особенности языковой культуры Новгорода не могли пройти мимо внимания немецких гостей, которые, как мы видели, даже перенимали элементы этой культуры в своей частной практике, делая записи на бересте.

Таковы предпосылки, в которых развивается деловая письменность торгово-дипломатических взаимоотношений между купеческими городами Ганзы и Новгородом Великим.

Знание русского языка считалось у ганзейцев очень важным и ценным качеством для купца, ведущего торговые дела с Русью, однако его изучение рассматривалось как большое и трудное дело, которое не должно было мешать основной деятельности купца. Поэтому людям старше 20 лет считалось нецелесообразным начинать поприще, связанное с изучением такого сложного языка, как русский. Более того, столь бесперспективное занятие строго воспрещалось уставом ганзейской общины в Новгороде: Nen lerekint boven twintich jar olt seal leren de sprake in deme Nougardeschen richte noch to Nougarden enbinnen, he se we he si, de in des kopmannes rechte wesen wille («Ни один ученик старше 20 лет не должен заниматься изучением языка ни в самом Новгороде, ни в землях, на которые распространяется новгородское право, кто бы он ни был, если он хочет пользоваться правами [ганзейского] купца»).