Читать онлайн «Пинбол-эффект. От византийских мозаик до транзисторов и другие путешествия во времени». Страница 52

Здесь две колеи этой истории сходятся наконец вместе. Первая, «рабовладельческая», цепь событий складывается из испарителей сахара, паровых машин, чеканки монет, электролиза и атомного оружия. Вторая, «аболиционистская», — из Бруклинского моста, гальванизации, колючей проволоки, консервированной кукурузы и кадмия для консервных банок. В итоге выяснилось, что кадмий — прекрасный поглотитель нейтронов, именно из него были сделаны стержни для контроля цепной реакции в первой ядерной установке.

Атомную энергию часто приводят как успешный пример «перековки меча на орало». Однако история знает и обратные случаи…

Самое удивительное в великой паутине перемен — это то, что она не такая уж и великая. В ней находимся мы все — и гении, меняющие мир, и ничтожества. В паутине, правда, полных ничтожеств не бывает, каждый вносит свою, пусть даже минимальную, лепту в процесс перемен. Иногда самое незначительное и будничное событие приводит к последствиям, сотрясающим планету.

Взять, к примеру, случай Джетро Талла, ничем не выдающегося англичанина среднего класса из Грейс-инн в Лондоне, который получил звание барристера[17] и собирался трудиться на ниве закона. Никто не знает, что случилось потом, но неожиданно у него пошатнулось здоровье, он оставил суд, купил ферму неподалеку от тихой английской деревушки Хангерфорд и собрался насладиться спокойной жизнью фермера-джентльмена. Вскоре, однако, болячки заставили его перебраться в другой климат, и в 1711 году он отправился в Италию и Францию. В 1713 году он уже жил среди волнистых холмов Лангедока на юго-западе Франции, в окрестностях Фронтиньяна.

Вот тут-то события и приняли неожиданный оборот. Талл обратил внимание, что местные виноделы совсем не пользуются навозным удобрением, не желая, чтобы вино приобретало неприятный вкус. Вместо этого они сажают виноград прямыми рядами и глубоко пропахивают землю между ними плугом с определенной периодичностью в течение сезона. Эта процедура избавляла от сорняков и помогала поддерживать почву рыхлой. Виноград рос прекрасно без всякого навоза.

Со временем Джетро Талл достаточно окреп, чтобы отправиться домой, и по возвращении попробовал французский способ на своей собственной ферме. Сначала он ограничился рыхлением на участках с репой и картофелем, но дело пошло так хорошо, что вскоре он переключился и на пшеницу. К своему изумлению, тринадцать лет подряд он собирал урожаи без всяких удобрений. Более того, урожаи значительно выросли. Следовательно, рыхление увеличивало урожай (а это был доход) и избавляло от необходимости в навозе (а это значило сокращение производственных расходов). Результаты своих наблюдений он опубликовал в одном из журналов, хорошо помогающих от бессонницы, — «Пропашное земледелие». Поначалу консервативные английские помещики сопротивлялись новшествам, но затем кто-то перевел работу на французский. Это решило дело. Английские джентри полагали, что мода начинается и заканчивается во Франции, поэтому рыхление мгновенно стало земледельческим шиком.

Новая технология имела одно очень важное преимущество: она появилась в самый разгар английской сельскохозяйственной революции. Революция началась примерно за столетие до этого с таких новшеств, как севооборот и импорт из Голландии культур для насыщения почвы азотом (например, клевера). Распространялась практика огораживания. Огораживание общинных земель оберегало животных от хищников и болезней, поддерживало здоровье скота и позволяло осуществлять селекционное разведение тех животных, которые давали больше мяса. Чем больше пищи, тем она дешевле, а значит, люди раньше женились и рожали больше детей. За ростом населения следовал рост спроса на промышленные товары, что, в свою очередь, было еще одним стимулом к промышленной революции.

Ирония в случае с Таллом заключается в том, что Франция сильно выручила английское сельское хозяйство, хотя ее собственное находилось в крайнем упадке. Общенациональный продовольственный рынок не развивался по причине ужасающего состояния французских дорог, вся экономическая активность была раздроблена по регионам, а торговля — по большей части локальна. Ограничительный феодальный характер земельного законодательства оставлял мало стимулов для инвестирования в сельское хозяйство промышленных капиталов, которые в свое время способствовали росту английского земледелия и скотоводства. Земель в полной собственности было немного, и они представляли собой небольшие участки, которые могли обеспечить своему владельцу лишь прожиточный минимум.

Даже если бы общенациональный рынок существовал, торговля находилась в беспомощном состоянии из-за десятка региональных систем мер, весов и тарифов. Ситуация напоминала порочный круг: при ограниченном уровне индустриализации в городах население не могло прокормить себя и власти были вынуждены вводить фиксированную цену на хлеб. В то же время, чтобы обеспечить непрерывность поставок в таком невыгодном режиме торговли, закон обязывал крестьян продать свою продукцию на рынке в течение трех дней, по любой цене. Стимулов к наращиванию производства было крайне мало.

За наведение порядка взялся Франсуа Кёне, сельский врач, ставший хирургом и безгранично восхищавшийся английской земельной политикой. Он остался бы незамеченным, если бы не оказался в нужное время в нужном месте и не попался на глаза фаворитке Людовика XV Жанне Антуанетте Пуассон (более известной как мадам Помпадур). Полное отсутствие у Кёне светских манер и привычка говорить бескомпромиссно и прямо в эпоху поклонов и реверансов, видимо, были в диковину, потому что в 1749 году он стал личным врачом мадам Помпадур и был поселен в полуэтаже, прямо под ее апартаментами в Версальском дворце. Поговаривали, что Кёне приобрел популярность при дворе после того, как излечил фригидность Помпадур, отговорив ее от диеты, состоявшей из ванили, трюфелей и сельдерея, и заставив делать зарядку.

Поскольку квартира Кёне находилась прямо по пути в покои Помпадур, на лестнице он частенько встречал всех знаменитостей, интеллектуалов и либеральных мыслителей, приходивших к ней с визитами и посещавших ее регулярные салоны, в том числе Вольтера228 — 209, который, кстати, был поклонником мелиоративных методов Талла, Кондильяка, Бюффона и Гельвеция. Был в гостях у фаворитки и Дидро, редактор новой удивительной энциклопедии, имевшей целью подать знания в современной и рациональной форме. Кёне написал в эту энциклопедию две статьи: «Фермеры» (1756) и «Сельская философия» (1763). В этих текстах он изложил свои рецепты борьбы с экономической болезнью Франции. Его теория стала называться физиократия: он напрямую связал состояние человека и физические условия его жизни. При правильно налаженном сельском хозяйстве и производстве продуктов питания, считал Кёне, все остальное приложится.

Кёне верил, что невероятными успехами в сельском хозяйстве Англия во многом обязана общему национальному рынку, где производители вольны продавать и покупать все, что им вздумается, без каких-либо ограничений. Катастрофическая ситуация во Франции подтверждала точку зрения Кёне: у природы свои законы и потребности, и любое вмешательство может только погубить естественный порядок вещей. Результаты таких вмешательств были очевидны — от Парижа до Марселя. Планы Кёне по дерегуляции экономики пришлись по душе аристократам-землевладельцам, они не отказались бы в зависимости от конъюнктуры либо продавать продукты на рынке, либо удерживать их. Тем не менее основной целью физиократов было снижение цен на хлеб, что являлось ключевым фактором политической стабильности. «Честный кусок хлеба» спас бы страну, но появиться он мог только в результате конкуренции, которую должна была обеспечить политика свободной торговли229 — 4. Дешевый хлеб привел бы к оздоровлению экономики, как это уже случилось в Англии. Физиократы утверждали, что состояние французской толпы настолько отчаянно, что если не принять срочные меры, она может одичать.

«Саваж» (дикарь) — термин, введенный в обиход философом и вечным швейцарским изгнанником Жан-Жаком Руссо. Наполеон и иже с ним считали именно его в первую очередь ответственным за события Французской революции. Руссо был вынужден покинуть родную Женеву из-за своих левых взглядов и большую часть жизни провел, перепархивая из Франции в Англию, из Англии в Швейцарию и обратно, до самой своей смерти во Франции в 1778 году.

В 1754 году Руссо написал эссе, где впервые использовал термин «благородный дикарь». Во французском мире «божественной» королевской воли, аристократии с ее абсолютной властью над крепостными, упрощенным правосудием и коррупцией чиновничества Руссо тосковал по простой жизни первобытного человека. Возможно, имея в виду индейцев Америки, он рассуждал о «дикой» жизни один на один с природой, среди первозданных красот гор и лесов. Руссо так описывал это существование: «Я вижу, как он утоляет голод под сенью дуба, запивая пищу водой первого ручья, и находит ночлег у подножия того же дерева, где был подан его обед. И все его нужды удовлетворены».