Читать онлайн «Колумбы российские». Страница 96

Долго стоял Лангсдорф у простого памятника над могилой человека, чья судьба была связана с его собственной в течение долгих месяцев. Здесь лежал человек, о ком у Лангсдорфа остались только горькие воспоминания, — а ведь Резанов своими рекомендательными письмами к влиятельным лицам в Петербурге открыл ему дорогу в столице. Маленький человек никак не мог забыть тех мелких уколов самолюбия, которые он испытал от Резанова во время поездки в Калифорнию. И здесь, над могилой этого человека, после первого чувства сожаления о преждевременной смерти камергера, у него снова возникло отнюдь не доброжелательное чувство к ушедшему…

Лангсдорф повернулся и медленно пошел к воротам кладбища, оставляя в глубоком снегу следы своих ног. Холодный ветер быстро заполнял эти следы сухим колючим снегом, точно никто, никогда не подходил к покинутому, безымянному памятнику Резанову.

Только через много лет, в 1842 году, когда директор знаменитой Гудзон-Бейской компании сэр Джордж Симпсон, проезжая через Сибирь, посетил Красноярск, он писал, что на могиле Резанова стоял памятник, поставленный камергеру дирекцией Российско-Американской компании.

Поздней осенью 1809 года судьба вновь столкнула вместе обоих офицеров с Лангсдорфом и де Вульфом.

В холодный октябрьский день по Невскому проспекту, закутавшись от кусающегося, неприятного ветра, шли Хвостов и Давыдов; они только что побывали по делам в Морском штабе и теперь торопились забежать в какой-нибудь ресторан обогреться. Можно представить себе их изумление, когда они вдруг столкнулись на Невском с крупным полноватым капитаном де Вульфом, а рядом шел маленький востроносый доктор Лангсдорф.

— Какими судьбами, откуда?

Приятели радостно обнялись… посыпались вопросы. И, конечно, решено было отпраздновать встречу надлежащим образом… Встреча, как и следовало ожидать, затянулась в отдельном кабинете ресторана до поздней ночи. Было много выпито… пили за неожиданную встречу… пили за упокой души безвременно умершего раба Божия Николая… пили за красавицу Кончиту… за солнечную Калифорнию и туманный форт Святого Франциска…

Был уже поздний час, когда приятели решили разойтись по домам. Де Вульф и Лангсдорф пошли проводить офицеров до Исаакиевского моста на Неве. Хвостов с Давыдовым жили на Васильевском острове. Подошли к реке и в недоумении уставились на реку. Мост в этот поздний час оказался разведенным, и перейти на другую сторону было невозможно.

— Не беспокойтесь, друзья, мы переберемся по баржам и баркам… Ну, прощайте… завтра увидимся… — сказал Хвостов. И оба офицера скрылись в предрассветном тумане в направлении моста. Лангсдорф и де Вульф пошли к своей гостинице.

Хвостов с Давыдовым не совсем твердыми шагами, что было неудивительно после изрядной выпивки, подошли к пролету раздвинутого моста. Внизу медленно шла барка.

— А ну, давай, прыгнем на барку, а оттуда по баржам до другого берега, — крикнул Хвостов и, не дожидаясь ответа, перемахнув через перила, прыгнул вниз. За ним лихо прыгнул Давыдов.

В этот момент ветер и течение неожиданно повернули барку, и оба офицера угодили на полунатянутый парус, ударившись о который, они, как от трамплина, отскочили и тяжело рухнули в холодную черную Неву, моментально сомкнувшей над ними свои быстрые воды. Никто не видел и не слышал, что произошло в этот предутренний час. Быстрое течение унесло тела утонувших в Финский залив, и они никогда не были найдены.

Адмирал Шишков через год, описывая путешествие Хвостова и Давыдова в Америку, отметил их трагическую смерть такими строками сложенного им стиха:

Каким же образом судьбы главных действующих лиц первой русской кругосветной экспедиции оказались столь различными? Глава экспедиции, действительный камергер Николай Петрович Резанов — забыт, а командир «Надежды» капитан-лейтенант Крузенштерн, виновный в грубом нарушении воинской дисциплины, стал известен как кругосветный путешественник, прославивший русский флаг. Не может же быть, чтобы императору Александру не были известны события, происходившие на кораблях кругосветной экспедиции. Обо всем этом Резанов писал в своих рапортах как из Бразилии, так и из Петропавловска и Уналашки! Об этом доносилось и морскому министру, и графу Румянцеву, и самому императору, не говоря уже о докладах правлению Российско-Американской компании.

Несмотря на все это, Крузенштерн после своего возвращения был награжден почестями, повышением в карьере, денежными наградами, ему поставлен памятник и позже он стал известен как опытный и искусный администратор на посту начальника Морского училища. Умер Крузенштерн уже в адмиральских чинах.

Может быть, причины того, что никаких мер против действий Крузенштерна не было принято, нужно искать в тяжелом политическом положении, в котором оказался император Александр. В свете политических и военных событий, когда судьба империи висела на волоске, то, что происходило на кораблях экспедиции, могло казаться не столь важным и не стоящим внимания. А кроме того, император Александр, по натуре мягкий человек, мог подумать, что ко времени возвращения Резанова «все перемелется». Может быть, смерть Резанова оказалась, как это ни дико звучит, кстати в том смысле, что главный обвинитель сошел со сцены.

Энтузиазм публики по случаю успешного завершения первого русского кругосветного путешествия притупил сообщения о поведении Крузенштерна. Главное — весь мир теперь знал об успехе русских кораблей, и самым лучшим было забыть о прошлом.

Судьба империи висела на волоске. К возвращению Крузенштерна и Лисянского в Кронштадт в августе 1806 года и за все время их трехлетнего кругосветного путешествия в Европе произошло много событий. 2 декабря 1805 года, когда Резанов находился в Новоархангельске и составлял планы поездки в Калифорнию, произошло знаменитое Аустерлицкое сражение, закончившееся страшным поражением русской и австрийской армий. Дорога на восток для Наполеона была открыта. Эта битва известна в истории под именем «битвы трех императоров».

Осенью следующего, 1806 года императора Александра постиг новый удар. Наполеон наголову разбил под Йеной армию союзника Александра прусского короля Фридриха-Вильгельма и подошел к берегам Вислы. И, наконец, летом 1807 года Наполеон разбил русскую армию, вошедшую в Пруссию для помощи разбитой армии Фридриха-Вильгельма. Это поражение при Фридланде привело к заключению Тильзитского мира.

Возможно, тот факт, что император Александр был слишком занят государственными делами, когда одна за другой катастрофы постигали русские армии, и был причиной того, что Крузенштерн избежал наказания, а имя Резанова было предано забвению.

Жизнь Резанова была тесно переплетена на закате его дней с жизнями четырех человек. Один из этих людей — Баранов, который остался руководить делами компании в Америке еще более десяти лет после отъезда камергера из Новоархангельска. Вторым человеком, так досаждавшим ему, был Крузенштерн, который, как известно, был осыпан почестями по возвращении из кругосветного путешествия.

Было еще два человека, с которыми Резанов был тесно связан в последние месяцы своей жизни, это доктор Лангсдорф и красавица сеньорита Кончепчион де Аргуэльо.

Немало крови попортил доктор Лангсдорф посланнику Резанову своими мелкими придирками и постоянными требованиями, хотя он и должен был понимать, что Резанову приходилось вести в президио Сан-Франциско тонкую дипломатическую игру. Лангсдорфу же не терпелось — он хотел без помех вести научную работу, а самое главное, прославиться своими научными открытиями. Он не понимал и возмущался ограничениями, введенными Резановым в Калифорнии, где подозрительные испанцы неодобрительно относились к требованиям любознательного доктора разъезжать по округе. Каждая подобная поездка могла закончиться скандальным обвинением доктора в шпионаже, чего Резанов намеревался избежать. Позже в своих воспоминаниях Лангсдорф горько жаловался и обвинял Резанова в том, что он свел Лангсдорфа, в сущности, к роли простого толмача, благодаря его знанию латинского языка. Мелочный Лангсдорф не мог простить этого, и на всю жизнь затаил недоброжелательное отношение к Резанову. И это несмотря на то, что Резанов так помог карьере доктора своими рекомендательными письмами. А карьеру тот сделал головокружительную. В то же время Лангсдорфа часто мучили угрызения совести, что, покинув больного Резанова, он был в какой-то степени виноват в его преждевременной смерти.