Читать онлайн «Дети Арктиды. Северные истоки Руси». Страница 3

Может ли это сравниться с повседневным и изнуряющим, «от зари до зари», земледельческим трудом? И ради чего? Ради более однообразной, скудной и определенно менее калорийной растительной пищи. Если охотнику или позже скотоводу достаточно убитого кабана или свиньи на месяц, то бедный пахарь должен каждый божий день добывать себе в поте лица хлеб насущный. И в самом «хлебе» есть еще один принципиальный энергетический пороговый барьер: земледелец почему-то не выбрал простой и логический растительноядный путь — собрать и съесть что растет, например морковку или банан. Он именно земле-«делец», он выбрал самый затратный и трудоемкий путь возделывания злаковых, хлеб надо не только вырастить (а значит, выкорчевать лес, вспахать, посеять, проборонить), его надо сжать, обмолоть, выпечь. Это все до сих пор называется «страда», от того же корня, что и страдать. С очевидностью можно утверждать, что зерновое питание на вершине пирамиды энергетических и человеческих ресурсов. Почему был выбран максимально затратный путь — это отдельная загадка, и мы поговорим о ней позднее, но возвращаясь к главному вопросу — какой идиот охотник или скотовод согласится поменяться с крестьянином? «Естественное» преобразование плотоядного охотника в растительноядного земледельца представляется антинаучным абсурдом. Переход от охоты к зерновому земледелию не имело ни эволюционной, ни практической и вообще никакой целесообразности и мотивации. Это ничем другим, как тем, что изначально это были разные типы, точнее, человеческие виды, объяснить нельзя. Также утверждается в Бытии: был Каин, и был Авель. И, кстати, это Каин-земледелец был первенцем, и если и было какое-то естественное преобразование, то скорее это Каин обленился, «пал», и стал охотником. Или из-за падения до скотоложества с неандертальцами и кроманьонцами стал одним из них, только чуть умнее, заменив охоту на скотобойню.

Пришло когда-то время первой «производственной революции», перехода от присваиваемой формы к производящей. Собиратель вершков и корешков стал пахать и сеять, охотник на мамонта и кабана стал ставить загоны. Но мало что изменилось до сих пор, земледелец любит по-прежнему собирать ягоды и грибы, охотник лишь сменил копье на карабин с оптическим прицелом. Однако есть и нюансы: собирателю проще было перейти от поиска диких корней к выращиванию их на своем участке, такой переход был естественным и логичным, менее затратным. Охотнику было сложнее, из-за того, что он «присваивает» чужую жизнь, это уже инстинкт, другая кровь и другая генетическая установка, в частности отсутствие до сих пор гена, ответственного за синтез определенных аминокислот, из-за чего он вынужден потреблять их с чужой плотью. То, что это инстинкт, подтверждает следующий факт: до сих пор существует некая неандертальская раса «присваивателей»-охотников, они везде, это и мясники, и банкиры, и воры, и президенты. Хотя сама охота давно потеряла первоначальный смысл, пища в магазине есть любая, и она обходится дешевле, чем охота, но охота — инстинкт, потому что они убивают ради удовольствия, ради радости крови, ради того, чтобы назвать убитое животное мое.

Убийство человека человеком абсурдно. Можно еще понять каннибализм, для плотоядного в буквальном смысле не так принципиальна разница между человечинкой и свининкой, хотя даже среди хищников такое редко встречается. Зато с разумной точки зрения все очень понятно: убить, чтобы присвоить. Земледелец по определению занят производительным трудом, ему нечего присваивать, кроме земли и энергии солнца, чтобы вырастить хлеб. Что производит скотовод? В буквальном смысле земледелец это тот, кто что-то делает на земле, «пашет» (до сих пор в русском языке «пахать» в более общем значении «трудиться»), скотовод же тот, кто «водит» скотину (вот откуда, видать, пошли «вожди»), и как же подсчитать производительность труда пастуха? Скотина самодостаточна, родится и плодится с божьей помощью и без человека, и ему, «разумному», большого разума не надо, ему больше нужна воля и сила, абсолютные качества охотника, чтобы защитить свою скотину от хищников и себе подобных, а также быть способным присваивать новые пастбища или зерно у земледельца для прокорма своей скотины. Скотоводу, чтобы жить, надо убить. Убивая животных, чтобы есть, он уже убивает себе подобных чтобы иметь и быть. Власть, насилие, убийство — это то мироустройство, в котором живет скотовод-кочевник и в котором только и может выжить.

Удивительно, необъяснимо, как и почему разум человеческий стал требовать плоти и крови? Было это великое совращение и великое падение? В библейском раю человек был вегетарианцем, не видел крови и не знал смерти и лишь после изгнания стал плотоядным, грешным и смертным. В Авесте говорится, что первый человек Йима потерял бессмертие, когда отказался от вегетарианства. В Золотом веке у Гомера, когда боги жили среди людей и когда не было болезней и смертей, все питались амброзией и нектаром. Какая катастрофа должна была произойти, чтобы человек, «подобие божье», ради мертвечины отказался от рая и бессмертия?

То, что вегетарианство не диета, не изобретение защитников животных, не благая буддистская заповедь, но некий изначальный физиологический закон, доказывают сотни миллионов не питающихся плотью индуистов и буддистов, донесшие до нас память о древнейшей северной расе ариев-земледельцев. Доказывает это и тот банальный медицинский факт, что физиологически человек может нормально жить, питаясь хлебом, овощами, фруктами, ягодами, но умрет, если ему давать только мясо. Есть одна маленькая «дьявольская мелочь» в человеческой физиологии, говорящая о многом. Это цинга. Цинга — именно человеческая болезнь и это болезнь с летальным исходом, если ее не лечить. Вот только лечится эта болезнь элементарно, простым витамином С (аскорбиновой кислотой). Но суть в том, что человек не может самостоятельно синтезировать этот витамин в своем организме, в отличие от приматов и других млекопитающих[3]. Этот витамин находится в растительной пище, он производится только под действием фотосинтеза.

Мы едим, чтобы получать энергию, солнечную энергию, потому что на земле другой нет, разница в «пищевой цепочке» земледельца и скотовода в том, что первый получает энергию фотосинтеза напрямую, в «чистом виде», воплощенную в растениях, а второй — уже «пережеванную» скотом. Так же как с водой: можно пить «чистую» воду, а можно и ее производную — мочу, кока-колу, водку, — и почувствуйте разницу. В пищевой цепочки, кроме первой производной, есть и вторая производная: дерьмо. Так вот разница, химическая, органолептическая, энергетическая и т. д., между морковкой и колбасой неизмеримо больше, чем между колбасой и дерьмом. Ценители настоящей колбасы должны ценить, что она упаковывается в кишки, которые предназначены природой для дерьма.

Но кроме органики есть кое-что и поважнее. Земледелец — «творец», он земной бог фотосинтеза, он «собирает» солнечные фотоны, «растит» энергию жизни. Скотовод ничего не творит, он паразитирует на «солнечной» жизни, он паразитирует как овод и гнус на своем скоту, но вдобавок еще и убивает скот. Он враг «солнечной» жизни, а значит — враг Солнца. «Вегетарианец»-«овощеед» сугубо индоевропейский термин, плоский и гастрономический, лишь подчеркивающий непонимание сути, в санскрите соответствующий термин «сакахара» сохранил главное зерно — «друг Солнца» («сака» — «друг» и «хари» — «солнце»).

Не случайно все скотоводческие традиции привязаны к Луне. Может, главная парадигма индоевропейской традиции в словах Плутарха: «Солнце из созвездий второе после Луны».

Выбор пути — это выбор энергии. Энергия фотосинтеза — солнечная энергия, земледелец — «питающийся Светом», дитя Солнца. Энергия мертвой плоти как вторая производная, скотовод — «питающийся Тенью», раб мертвого блеска Луны. Традиция однозначно говорит о первоначально «богоподобном» типе человека, который, как и его боги, не мог питаться плотью и кровью. Это падение остается главной тайной бога и человека. Что заставило человека отказаться от «амброзии и нектара» и пасть до мертвечины? Слишком очевидно, что, отказавшись от плодов райского сада ради плоти, человек потерял свою «божественность» и стал просто земным плотоядным млекопитающим, разумным приматом Homo sapiens. Можно ли представить, что такой выбор сделан добровольно, «в ясном уме и трезвой памяти»? Или на то была тоже божья воля, вот только что это были за боги?

Мы не знаем причину исчезновения Арктиды и гибели рая на Земле, очевидно, что катастрофа носила системный, планетарный, характер. Возможно, станут известны некие геофизические причины — движение земной коры, кувырок полюсов, сдвиг земной оси, но это лишь верхушка айсберга.

Конец Золотого века — это уже не совсем земные дела, во всех традициях он связан с некой «Великой Битвой Богов». У греков это титаномахия, битва олимпийских богов с титанами, положившая конец правлению Крона и вызвавшая переселение, если не изгнание греков и их богов откуда-то с севера на юг, в Элладу. Ведическая традиция рассказывает о борьбе Индры с Вритрой, богов и асуров, и хотя Индра и победил дракона Вритру, некоего бога земли, Ригведа не говорит, чем закончилась вся битва богов и асуров. Махабхарата («Великая Битва») это история битвы кауравов и пандавов, предков ведических индийцев, которые проиграли и вынуждены были оставить поле битвы и даже родину. Авеста — тоже память о некой грандиозной битве «наверху», между асурами и дэвами, результат этой схватки неизвестен, в поздней традиции зороастризма битва продолжается уже между главными врагами, Ахура-Маздой и Ангро-Манью, по сей день.