Читать онлайн «Русская республика (Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова и Вятки).». Страница 31

Люди степенные, богатые, бояре, расчувствовались от этих увещаний. Не надобно преступать крестнаго целования — стали говорить они. Но Марфа Борецкая и ее дети и приверженцы, — говорит московский летописец, —- не хотели слышать этих речей: они уже подготовили партию черного народа. Словно скоты, — говорит тот же враждебный летописец, — смерды, убийцы, шильники, мужики без-именитые, разума не имеющие, умеющие только кричать да рычать, как бессловесные животные, пересилили их. Звонили в колокола, кричали, вопили: "Мы не отчина московскаго князя! Великий Новгород — вольная от века Земля! Великий Новгород сам себе государь! Хотим за короля Казимира!"

И послы великокняжеские возвратились со срамом.

Уже тогда Новгород так далеко зашел, что ворочаться было невозможно; послы уже отправились к Казимиру, а, может быть, в то время и воротились назад с успешным окончанием дела; примириться с великим князем значило навести на себя гнев и войну от Казимира; а между тем, не было покойного ручательства, чтоб московский государь не продолжал дела своих отцов и не уничтожил окончательно новгородскую свободу.

Прежнее терпение и спокойствие Ивана Васильевича не изменилось и при новых неприятных вестях. Он с видимым соболезнованием пригласил мать свою, митрополита Филиппа и бояр, и говорил, что против его воли вынужден исполнить мысль свою над новгородцами. Чтоб придать еще более вида своей справедливости, великий князь разослал звать свою братию, всех епископов и бояр на совет. Он не спешил войной, показывал вид, что желает, чтоб дело обошлось без войны, — чтоб новгородцы одумались; что он ничего от них не требует, кроме старины, и послал еще в конце марта посла — Ивана Федоровича Товаркова, с такими же, как и прежде, кроткими увещаниями. "Не отступай, моя отчина, от православия", — говорил от имени великого князя Товарков, — изгоните из сердца своего лихую мысль; не приставайте к латинству; исправьтесь и бейте мне челом, а я буду вас жаловать и в старине держать". Со своей стороны, и митрополит послал еще одно увещание, в духе прежнего. В нем, между прочим, было сказано:

"Многое лютое и неутолимое предстоит в таком начинании, чтоб, оставивши новый закон благочестия и спасенной заповеди жнваго Бога, приступить к латинству; все прельщенныя души взыщутся от руки Господа Вседержителя на тех богоотступниках, начинающих вводить богоотметную ересь древних еретиков каруловых в великое благочестие ваших земель даже до онаго Формоаса , последовавшаго им, папы римскаго, ереси, в которой до сих пор пребывает латинь и все их папы римские четверовластно держа святую Троицу, глаголюще не токмо от отца Дух святый исходят, но и от Сына, Духа, яко раболепна Духа Святаго глаголют и опресночная служат, и субботу хранят, и постятся в ню, яко жидови, и водою кропятся по вся дни, тем же обычаем жидовским". Обращаясь к духовенству новгородскому, митрополит говорил: А ты, сыну Феофиле, нареченный во владычество, и вы, архимандриты и честнейшие игумены, и всех семи соборов священники! Накажите своих детей духовных от велика до мала, укрепляйте их в вере православия, берегучи единородных и безсмертпых их душ от сетей ловца, многословнаго змия диавола, яко да не ввалят в стромины покровенных оных глубоких ям бесовских, ни увязнут в сетях лукаваго прельщением латинских ересей... А вы, старые посадники новгородские и тысячские, и бояре, и купцы, старшие младых понакажите, и вщипите лихих от злаго начинания, чтоб не было латинам похвалы на веру православных людей". Эти увещания, казалось, пришли кстати. Призванный из Литвы князь Михайло Олель-ковнч уехал из Новгорода 15-го марта. Перед тем умер брат его. князь киевский Симеон, и Казимир посягал уничтожить киевское княжение и поставить в Киеве воеводу. Князь Михаил поспешил в Киев — удерживать свое наследие, и надеялся заступить место брата. В свое четырехмесячное пребывание он вовсе не расположил к себе новгородцев; много было от его дружины неприятностей; дорого стоило Новгороду содержание таких гостей: надобно было всем доставлять корм и давать подарки; и всем они были недовольны; наконец, уходя из Новгорода, они шли по новгородской волости как неприятели; в Русе силой брали оброки, грабили и делали насилия по новгородским селам вплоть до самого рубежа. Таким образом, помощь, ожидаемая от короля, едва ли в то время могла представляться новгородцам в привлекательном виде. Однако, партия Борецких успела eine раз пересилить противную. Вероятно, король, отправляя послов назад, надавал им много лестных обещаний.

Тогда уже Иоанн приступил к решительному делу.

Съехались в Москву епископы, бояре, воеводы. Великий князь известил их, что с прискорбием должен идти на Новгород ратью. Новгородцы изменили, и нет в них никакой правды, — ни во что считают московскую власть. Не знаю только, — говорил великий князь, — идти ли теперь или подождать зимы; теперь наступает время летнее, а земля у них многоводная — большия озера, великия реки, непроходимыя болота; прежние великие князья в такое время на них не ходили; а кто ходил, тот много людей потерял . Но оскорбление от Новгорода касалось не одного князя; его братья, его бояре чувствовали его на себе; вместе с неприязнью к великому князю соединилась давняя к Новгороду неприязнь Восточной и Северной Руси. Новгородцы, вечиики, крамольники возбуждали негодование в покорных властям москвичах и вообще великорусах, у которых уже угасли тогда древние вечевые начала под татарским игом. "Нельзя ожидать, — говорили ему, — не дадим королю собраться на помощь новгородцам". Итак, решили идти немедленно, и князь одного посла отправил в Новгород с розметной грамотой, объявляющей войну, а другого во Псков.

На Троицыной неделе, в пяток, прибыл во Псков дьяк московский, по имени Яков; рассказал все новгородские неправды против великого князя; извещал, что князь в понедельник на будущей неделе отошлет свои розметные грамоты в Новгород, и потребовал, чтоб и Псков также послал от себя в своих розметных грамотах объявление войны Великому Новгороду.

Великий князь, — говорил посол, — приказал вам сказать: — что у вас с Новгородом мир и крестное целование, то я буду пред Богом в том грехе, а вы крестную грамату отвергнете." — "Когда услышим, — отвечали псковичи, — что великий князь вступил в Новгородскую Землю, и мы вступим туда ратыо".

И послали подвойского Савву с розметными грамотами в Великий Новгород.

В это время явился посол и от Новгорода — приглашать псковичей против великого князя. Но способ посольства оскорбил псковичей, уже настроенных против Новгорода. Прислан был не боярин, а подвойский, без обычного поклона, без челобитья, не как к равному себе меньшому брату, а как к своему пригороду, — с одним вопросом: "врекаетесь ли пособить нам против великаго князя?" Псковичи думали так и сяк — и решились воевать против Новгорода.

Уже таинственное ожидание чего-то грозного смущало новгородское население. Не задолго перед тем посещал Великий Новгород преподобный Зосима, соловецкий отшельник. Он приходил жаловаться на боярских людей, которые не дозволяют инокам его обители ловить рыбу и ходатайствовал, чтоб монастырю подарили остров во владение, Марфа Борецкая, имевшая тогда влияние на дела, была против отдачи острова обители. Когда Зосима, хлопоча по своему делу, явился было к ней, она не пустила его к себе, Тогда преподобный, обратившись е ее дому, сказал: "Придут дни, когда живущие в дворе сем не оставят в нем следов своих, и затворятся двери дома сего, и двор их будет пуст". Однако, по ходатайству владыки и духовенства, вече согласилось на просьбу Зосимы, — подарило остров монастырю и дало Зосиме грамоту на владение от всего Великого Новгорода. Тогда и Марфа одумалась, — не стала больше противиться и пригласила преподобного к себе па пир. Зосима не помянул ее прежней суровости и пришел. Марфа с почестьми приняла его и посадила за столом на почетное место. Вдруг, среди пира, преподобный задрожал, устремил глаза, исполненные ужаса, па сидевших за столом бояр и заплакал, но не сказал ничего. До конца пира он ничего не ел, ничего не говорил и был печален. — "Чего ты ужаснулся, сидя за столом? Что ты видел и отчего заплакал? " спросил его потом благочестивый Памфил, один из бояр, после сам удалившийся из разоренного отечества в Соловецкую обитель, — "Я видел, — сказал Зосима, — бояр, что сидели за столом: на них голов не было! " Это были те самые четыре боярина, которым потом московский великий князь отрубил головы в Русе. Новгородец происхождением и душой, преподобный Зосима заранее плакал о грядущей судьбе своего отечества, предвидя пророческим даром, что скоро падет сила его, затмится слава его и дети его пойдут умирать невольниками на чужой земле.

Предзнаменования следовали одно за другим. Буря сломила крест на св. Софии; на гробах двух новгородских архиепископов, почивающих в мартириевской паперти у св. Софии, увидели кровь; у хутынского Спаса зазвонили сами собой колокола; в женском монастыре Евфимии в церкви па иконе Богородицы из очей покатились слезы, как струя; заметили слезы и на иконе св. Николы Чудотворна в Никитиной улице; а на Федоровой улице полилась вода с ветвей и с вершины топольцев (ветл) и это были как будто слезы.