Читать онлайн «Статьи из книги Цивилизация перед судом истории». Страница 23

И в том и в другом случае Избранный народ учил варваров следовать его образу жизни, и в том и в другом случае варвары научились следовать ему, но на более высоком материальном уровне. Греческие полисы оказались карликами по сравнению с более мощными державами - Македонской. Сирийской и Египетской монархиями. Карфагенской империей, Рим* ской конфедерацией, - которые выросли по берегам Средиземноморья после экспансии греческой цивилизации в век Александра17, А Греция сразу же стала местом паломничества, университетом и полем боя между этими эллинизированными державами. То же случилось и со средневековой Италией - и здесь история имеет определенную аналогию: новыми силами, вызванными к жизни продвижением итальянского Ренессанса за пределы Альп и начиная с конца XV века подавившими города-государства Милан, Флоренцию и Венецию, были те самые европейские национальные государства - такие, как Испания и Франция^8, - которые ныне на наших глазах подавляются влиянием Соединенных Штатов.

Когда мы задумываемся об этих прецедентах, естественно, возникают два вопроса - первый: как случилось, что новообращенные варвары, которые во всем остальном были пассивными учениками и неловкими имитаторами своих греческих и итальянских учителей, смогли решить ту единственную жизненно важную проблему политического строительства в широком масштабе, которую их учители неоднократно пытались разрешить, причем без всякого успеха? И второй: почему греки и итальянцы вновь и вновь терпели неудачу в отношении политической консолидации, когда им уже было совершенно ясно, что расплатой за эти постоянные неудачи будет политическое и экономическое крушение? В Греции IV 11 веков до н.э. и в Италии XV - XVII веков христианской эры вес и каждый оплакивали сохранение старого партикуляризма, все пытались преодолеть его, и каждая такая попытка кончалась неудачей, пока наконец и греки и итальянцы, отчаянщись, смирились с судьбой, казавшейся неизбежной. Почему же народы, обладавшие изобретательностью и творческим потенциалом во всех других областях, оказались столь неумелыми в этой единственной области, даже несмотря на высший стимул к самосохранению?

79

На первый вопрос ответить сравнительно легко. Иноверцам удалось построить вокруг Храма политические организации более широкого масштаба, чем те, что были у греческих иди итальянских городов-государств, не потому, что они обладали большей политической мудростью или опытом - напротив, у них не было ни того ни другого, - а потому лишь, что политическое строительство гораздо легче идет в новой стране на окраинах цивилизации, чем в старой стране в ее центре. Легче, ибо больше свободного места, нет старой застройки в том месте, где архитектор задумал новый проект. В новой стране на краю земли политический архитектор имеет много места и никаких обязательств. Даже если архитектор этот не слишком способен, ему не так трудно построить нечто более просторное и удобное, как его высокопрофессиональному и талантливому коллеге, которому приходится работать в условиях тесной строительной площадки в самом сердце перенаселенного древнего города, под сенью памятников прошлого. Это всего лишь преимущество географического положения, а не заслуга местного архитектора, недаром размашистое строительство всегда начиналось на окраинах городов, а не в центрах; но^ хотя в том нет вины талантливых обитателей центра, последствия, навлекаемые на них, ничуть не менее серьезны.

Пытаясь ответить на первый вопрос, мне кажется, я указал и ответ на второй - почему греки и итальянцы, когда их полисы померкли, а их независимость оказалась под угрозой из-за роста больших государств вокруг них, так и не смогли объединить эти города-государства под единой политической структурой на порядок выше. Ответ, похоже, в том, что они не смогли высвободиться из-под власти собственных великих традиций. В эпоху расцвета Древней Греции - эпоху создания великой цивилизации. которая впоследствии покорила весь мир, независимые Афины, независимый Коринф, независимая Спарта были выдающимися деталями политического ландшафта. Отбросьте мысленно независимость этих великих полисов в великую эпоху, и все, что было великого в то время и в той цивилизации, может померкнуть. Независимость полисов имела те же корни, что и сама цивилизация, а это означает, что она неискоренима, покуда существует данная цивилизация. Без независимых Афин и независимой Спарты не могло быть мира Греции. С другой стороны, новые греческие полисы, основанные Александром и его последователями на азиатской земле, не имели той драгоценной традиции независимости, которая препятствовала бы им объединяться с другими полисами того же типа или образовывать федеративную организацию большего масштаба. Во времена, когда спасение зависит от нововведений, парвеню найдет свое спасение скорее, нежели аристократ.

В заключение я попытаюсь проследить, как эти прецеденты могут повлиять на перспективы Европы в новую эпоху двух мировых войн - эпоху, наиболее поразительной характеристикой которой стало сужение Европы. Сегодняшние европейцы, так же как итальянцы XVII века и греки III века до н.э., прекрасно осознают угрожающую им опасность. Они понимают, насколько она серьезна, понимают - во всяком случае, в общих чертах, - чти им следует предпринять, чтобы отвести от себя эту опасность. Еще с 1914 года европейцы много думали над идеей европейского союза, хотя* возможно, громче звучали голоса публицистов, но люди действия - в промышленности, финансах и даже дипломатии много работали над этим.

80

За отправную точку мы можем взять блестящую книгу д-ра Фридриха Ноймана "Центральная Европа" ("Ми11;е1еигора"), опубликованную в 1915 году19. Вполне естественно, что идея европейского политического союза, более крупного, нежели национальное государство, зародилась в центре Европы в период, когда напряжение было особенно сильным, а именно во время войны; и без того нелегкое существование резко затруднилось для центральных держав из-за необходимости борьбы на два фронта и морской блокады. Столь же естественно и то, что германский писатель, помнивший об истории Таможенного союза20, начал с идеи наднационального таможенного союза и уже отсюда перешел к планам кооперации в АРУ-гих областях общественной жизни. Между двумя войнами концепция Ноймана о Центральной Европе была подхвачена другими публицистами континента и развита в идею Пан-Европы21 - общего европейского союза, который, как и неймановская "Центральная Европа", должен был базироваться на таможенном союзе. Этот проект Пан-Европы прошел первую проверку в период между войнами в Австрии - в стране, для которой разделение Европы на ряд независимых фрагментов, изолированных друг от друга политически и экономически, было почти невыносимым в тех границах, которые были определены для Австрии по мирному договору 1919-1920 годов. После второй мировой войны это движение за объединение Европы возродилось вновь и получило сейчас мощную поддержку из Америки в виде Плана Маршалла22.

Серьезность, с которой План Маршалла был принят в Европе, свидетельствует о том, что Европа осознает стоящую перед ней опасность, знает, каковы должны быть меры защиты, и готова эти меры предпринять. Но главный вопрос таков: является ли желание Европы удержать или вернуть какую-то часть своей прежней позиции в мире достаточной побудительной силой, чтобы преодолеть препятствия, стоящие на этом пути?

Наиболее значительными являются, видимо, следующие три препятствия: первое, любые проблемы, создаваемые британским Содружеством наций и Советским Союзом - государственными устройствами наднационального характера, существующими частично внутри Европы, а частично вне ее; второе, сохранившаяся тенденция индустриальной системы расширять масштаб своих операций - тенденция, которая уже взорвала границы национального государства и может взорвать границы любого, самого крупного регионального союза в своем стремлении к всемирному объединению; третье, бремя европейской традиции, которая делает невозможным для англичан или французов представить себе Европу - а тем более принять ее таковой - без суверенной, независимой Великобритании или суверенной, независимой Франции, так же как афиняне или спартанцы 111-11 веков до н.э. не смогли бы себе представить Элладу без независимых Афин или Спарты. Зададимся вопросом, можно ли преодолеть все эти препятствия или хотя бы частично устранить их.

Следует откровенно признать: препятствие, которое являет собой Советский Союз ныне после второй мировой войны, стало преодолеть еще труднее, нежели до войны. В своих предвоенных границах Советский Союз в отличие от прежней Российской империи лежал в основном вне пределов Европы, ибо на той стадии не включал в себя цепь стран с западной культурной традицией, которые, собственно, и вводили Российскую империю в сообщество европейских государств. В результате войны 1914-1918 годов, успешного вторжения германских войск в Российскую империю и двух последовательных русских революций 1917 года