Читать онлайн «Уроки Великой депрессии». Страница 61

Одним из результатов кризиса системы управления в СССР и России стало резкое сокращение числа функций, осуществляемых государственной властью, в виде ее самоосвобождения от большинства дотоле обычных функций социального обеспечения населения (образование, здравоохранение и др.), а также от функций обеспечения законности и правопорядка. Тенденции в направлении отказа от социального государства налицо и в нынешнем «первом мире».

Различные составляющие многостороннего кризиса, вызвавшего бурные социальные потрясения в СССР, спровоцировали острый социально-психологический кризис ожиданий. Население ждало улучшения положения, дальнейших успехов в развитии своей социальной системы и могущественной страны, преодоления «отдельных временных недостатков». Социально-экономический кризис вызвал острое недовольство и всплеск массового гражданского протеста, а развал сверхдержавы — всеобщий шок и рост экстремизма. Страна была на пороге гражданской войны, а на периферии империи и на короткий момент даже в Москве гражданская война стала фактом. Сбой в социально-экономическом развитии индустриально-развитых стран Запада и их внешнеполитические неудачи неизбежно вызовут подобный кризис. Учитывая, что американцы или итальянцы не обладают традиционным для россиян долготерпеньем, этот кризис может вызвать настоящую революцию на Западе.

Все причины этих кризисов, приведших к катастрофе системы СССР, действовали и продолжают действовать в глобальной системе; органической частью которой стали осколки социалистического лагеря. И скорее рано, чем поздно, эти кризисы обрушатся на мировое сообщество столь же «неожиданно», как на СССР.

Предлагая рассматривать СССР как модель кризиса пределов роста, мы не забываем об особенностях и отличиях функционирования западной модели индустриальной системы. Несмотря на хрупкость этой системы, ее отчуждение как от природы, так и от человека как личности, она могла динамично развиваться (обеспечивать экономический рост) либо за счет постоянного притока ресурсов, либо за счет роста эффективности их использования. Рост эффективности, как правило, запаздывает по отношению к потребностям системы, тем более что материальная эффективность часто обеспечивается за счет большей эксплуатации человеческих ресурсов, что снижает совокупную эффективность.

Однако, обладая значительной гибкостью, западные модели индустриального общества могли преодолевать пределы в одних сферах за счет других и, столкнувшись с локальными пределами роста, продуцировать возникновение альтернативных индустриализму отношений. Так, в 60-е гг. XX века Запад столкнулся с серьезным кризисом индустриального общества, детонатором которого было как раз сопротивление человеческого материала. Западная элита пошла на некоторые уступки обществу, немного снизив масштабы авторитаризма и отчуждения между людьми в социуме. Снижение отчуждения привело к тому, что в обществе более заметную роль стали играть альтернативные индустриализму отношения, основанные на самоуправлении, на самоорганизации творчества и труда. Это повысило порог прочности индустриальной системы и позволило эффективно преодолеть сырьевой кризис 1973–1975 гг., также прибегнув к нехарактерным для индустриализма (постиндустриальным) возможностям роста эффективности, например, децентрализации энергоснабжения для перехода к «даровым» видам энергетики. Можно сказать, что Запад преодолел системный кризис индустриального общества по частям. В то же время относительно безболезненное преодоление кризиса индустриального общества на Западе привело к тому, что эта форма индустриализма (государственно-монополистический капитализм), интегрировав постиндустриальные формы и отношения, не претерпела качественных изменений. В результате логика индустриального общества продолжает доминировать, что после установления гегемонии Запада в мире может привести на этот раз к глобальному кризису.

Советский Союз, в силу того, что он представлял собой крайнюю форму индустриального общества, где перечисленные выше черты были максимизированы, а сама система отличалась негибкостью, первым в истории столкнулся с синхронизированным пределом эксплуатации как человеческих, так и природных ресурсов и пережил всеобъемлющий кризис индустриального общества.

Исходя из сказанного, можно прогнозировать несколько наиболее очевидных проявлений глобального кризиса.

При любом варианте развития событий представляется неизбежной глубокая демобилизация индустриальной экономики. Если кризис случится в ближайшее время, следует ожидать стремительного восстановления и укрепления всех межгосударственных границ и барьеров, усиления контроля властных структур над подотчетными территориями, т. е. обратного распада мира на множество замкнутых государственных экономических систем с разной степенью самообеспечения и политического плюрализма. По мере дополнения директивного управления информационным сформируются влиятельные региональные общности и надгосударственные элиты, символизирующие новые общности, например, Евросоюз, Североамериканский, Латиноамериканский, Евразийский (на территории части бывшего СССР) союзы, позднее — Индийский, Арабский и Китайский союзы. Это может привести к кардинальному изменению политической карты мира за счет «самосборки» сообществ снизу.

При любом варианте развития кризиса на примере СССР нетрудно предсказать исчезновение мирового рынка и экономическую катастрофу большинства производств (а значит, и государств), ориентированных на экспорт, а также производств, образованных предприятиями, разбросанными по разным странам.

Если кризис произойдет в ближайшее время, достаточно очевидным представляется резкое падение влияния всех международных органов, начиная с ООН и кончая Всемирным банком, а также снижение роли международного права, валютно-финансовых институтов и др. Напротив, отдаленный во времени кризис мог бы вызвать к жизни идею мирового правительства и/или парламента как спасительную для уже единого человечества. В этих условиях важно не допустить распада информационной инфраструктуры мира.

Оправдываясь кризисной ситуацией, государственная власть большинства стран ускорит начавшееся уже освобождение от всех обязательств по социальной защите граждан, содержанию образования, науки и здравоохранения, которые были ей приданы в последние сто лет, сосредоточившись на усилении и совершенствовании силовых и полицейских структур, в том числе структур насилия над собственным населением. В случае поражения сил социального сопротивления этому процессу это приведет не только к установлению в большинстве государств авторитарных режимов, но и к фактической потере достижений науки последних столетий, а скорее всего к отрицанию самой науки как основы организации жизни и управления обществом и замене ее в массовом сознании системой постмодернистских мифов. Однако существует шанс оказать эффективное сопротивление этим процессам на локальном уровне, опираясь на возможности общественных структур взять на себя часть государственных функций.

Неравенство возможностей быстрой организации самодостаточной экономики должно вызвать всплеск вооруженных международных конфликтов за новый передел мира, способных спровоцировать масштабные экологическое катастрофы.

Маловероятное мирное развитие событий сулит отравление биосферы не радиоактивными и химическими веществами, а простым углекислым газом, поскольку технологический откат не изменит тенденций использования углеводородного топлива, запасы которого еще далеки от исчерпания, что будет означать эскалацию процессов антропогенного изменения климата, которое может быть предотвращено упадком глобального производства бумаги и связанной с ним торговли лесом.

Хотелось бы, конечно, чтобы развитые страны, от поведения которых в значительной степени зависят сроки и масштаб кризисов, примерили этот сценарий на себя. И, если они такого себе не желают, сделали бы выводы. Но это маловероятно.

В случае кризиса целостность всей социально-экономической конструкции может быть нарушена, индустриальные и постиндустриалъные формы общества будут выходить из кризиса совершенно по-разному (это подтверждает и опыт СССР). Если страны Запада в некоторых отношениях (но не в отношении кризиса пределов роста) обгоняют СССР, то мир в целом отстает от него, так как большинство населения планеты еще только переходит к индустриальному обществу. Это неизбежно приведет к серьезным диспропорциям и конфликтам, в которых вырвавшиеся вперед страны реально занимают гораздо более слабые позиции, чем в СССР. Это создает угрозу эффекта Римской империи, когда ослабленная метрополия мира может и не устоять под напором извне. Россия в этом случае может сыграть роль крепкого тыла Европы, только если успеет оправиться от нынешних болезней.