Читать онлайн «Нормандцы в Сицилии». Страница 54

Первая проблема была стратегической. Должна ли византийская армия осаждать нормандцев в их лагере, или их следует вызвать на битву? Многие из советников склонялись к первому варианту, но Алексей решил сражаться. Зима уже приближалась, и он не рассчитывал, что его войско сумеет долго держать осаду. 18 октября, через три дня после прибытия, император перешел в наступление. К тому времени Роберт Гвискар занял позиции чуть к северу от города и выстроил свои войска в боевой порядок, развернув строй в направлении Дураццо. Сам возглавлял центр; при нем находилась Сишельгаита в полном вооружении, а Боэмунд командовал на левом фланге, самом удаленном от берега.

Всякий раз, когда император лично отправлялся на войну, его сопровождала варяжская гвардия в полном составе. В то время она состояла по большей части из англосаксов, покинувших свою страну после Гастингса и поступивших на службу в Византии. Многие из них пятнадцать лет ждали случая отомстить ненавистным нормандцам и дрались со всей силой и доблестью, на которые были способны. Они сражались пешими, поскольку секиры, их основное оружие, были слишком тяжелы, чтобы наносить ими удары с седла. Англосаксонские секиры обрушивались на лошадей и всадников, приводя в ужас апулийских рыцарей, из которых мало кто сталкивался с пешими воинами, не отступавшими перед кавалерией. Лошади тоже впали в панику, и вскоре нормандский правый фланг пришел в смятение, многие воины поскакали прямо в море, чтобы спастись от неминуемой гибели.

Тогда, если верить свидетельствам современников, положение спасла Сишельгаита. Эту историю, вероятно, лучше изложить словами Анны Комнин:

«Тут Гаита, жена Роберта, которая скакала бок о бок с ним и была второй Палладой, если не Афиной, увидела, что их воины бегут. Она в ярости обратилась к ним, призывая их громовым голосом на своем языке, в словах, достойных Гомера: «Далеко ли вы бежите? Остановитесь и успокойтесь, как пристало мужам!» Увидев, что воины продолжают отступать, она схватила длинное копье и, пустив лошадь в галоп, помчалась за беглецами, после чего те опомнились и вернулись на поле битвы».[60]

Левый фланг под командованием Боэмунда также поспешил на выручку с подразделением лучников, против которых варяги, чье оружие годилось только для близкого боя, были беззащитны. Они силком оторвались от основных сил греческой армии и, не имея возможности отступать, стояли насмерть. Под конец несколько измученных англосаксов, оставшихся в живых, бежали и укрылись в находившейся неподалеку церкви Архангела Михаила, но апулийцы немедленно предали ее огню — они ведь были далеко от Монте-Гаргано, — и последние из варягов погибли в пламени.

В центре император все еще храбро сражался, но цвет византийской армии погиб при Манцикерте, а разношерстному сборищу варварских наемников, которым он теперь располагал, не хватало, как он и опасался, ни дисциплины, ни самоотверженности, чтобы противостоять нормандцам из Апулии. Появление отряда из Дураццо под командованием Георгия Палеолога не спасло положение, а в довершение всего Алексей обнаружил, что его предал его вассал, сербский король Константин Бодин из Зеты, и союзное турецкое подразделение, на которое он очень рассчитывал. Никаких шансов на победу не осталось, византийская армия везде отступала. Император покинул поле боя. Отрезанный от своих людей, ослабевший от усталости и потери крови, сильно страдая от раны на лбу, он медленно, без эскорта поехал через горы в Охрид, чтобы прийти в себя и перегруппировать остатки своей армии.

После этой победы падение Дураццо было только вопросом времени, но, несмотря на то, что город остался без командующего — поскольку Георгий Палеолог не смог вовремя вернуться после вылазки, — он продержался еще четыре месяца. Только 21 февраля 1082 г. апулийцы вошли в ворота, и то из-за предательства одного венецианца, местного жителя, который, как пишет Малатерра, в награду попросил руки одной из племянниц Роберта. Но после Дураццо продвижение нормандцев ускорилось, население, узнавшее о поражении императора и не ожидавшее помощи от императорской армии (многие, кроме всего прочего, не испытывали нежных чувств к Византии), не оказывали сопротивления, и через несколько недель вся Иллирия была в руках Гвискара. Он двинулся на восток к Кастории, которая также немедленно сдалась. Это был самый важный город, захваченный после того, как Роберт покинул Дураццо; его капитуляция сулила хорошие перспективы на будущее. Эти перспективы стали казаться еще более радужными, когда выяснилось что гарнизон Кастории, поставленный лично императором, был укомплектован варягами. Если даже отборные войска империи не отваживались противостоять нормандцам, Константинополь был, можно считать, у них в руках.

Но в апреле, когда Роберт Гвискар еще находился в Кастории, пришли вести из Италии. Весь полуостров, сообщали гонцы, наводнен агентами Алексея. Апулия и Калабрия вновь взялись за оружие, и на сей раз к ним присоединились многие области Кампании. Посланцы привезли также письмо от папы Григория. Генрих стоял у его ворот. Присутствие герцога срочно требовалось в Риме.

Роберт Гвискар начал свой византийский поход удивительно вовремя. Спустя неделю после его отплытия из Отранто в 1081 г. Генрих IV появился в предместьях Рима в сопровождении нового антипапы Климента. К счастью для Григория, он недооценил возможное сопротивление и взял с собой слишком маленькое войско; так что, когда он, к своему удивлению, обнаружил, что римляне намерены хранить верность своему понтифику, у него не оставалось другого выбора, кроме как вернуться в Ломбардию. Следующей весной, однако, он предпринял новую попытку, и, хотя она тоже закончилась неудачей, к тому времени настроения в южной Италии изменились. Продолжающиеся успехи Генриха в Германии, где он, судя по всему, подавил всю серьезную оппозицию, и в Ломбардии, где к нему обращались взоры самых воинственных представителей сепаратистских и реакционных сил, укрепили его авторитет; а при том, что Роберт Гвискар был далеко и, согласно сообщениям из надежных источников, продвигался все дальше, у нормандцев, лангобардов и итальянцев одновременно появилось и крепло ощущение, что их будущее связано с Западной империей. Жордан Капуанский один из первых сменил подданство; игнорируя неизбежное отлучение, он присягнул на верность Генриху и взамен получил от него официальное подтверждение своего княжеского титула; многие мелкие кампанийские бароны последовали его примеру. Так поступил даже аббат Дезидерий, который, по мере того как шли годы, начал выказывать опасное пренебрежение к моральным принципам, что принесло немало бед в будущем. В Апулии бедный Рожер Борса, которому Гискар доверил заботу о своих континентальных владениях на время своего отсутствия, был бессилен поддержать авторитет отца — особенно с тех пор, как Абеляр, Герман и их неугомонные друзья (многие из них воспользовались изменившимися обстоятельствами, чтобы вернуться из изгнания) снова подняли мятеж.

Когда в апреле 1082 г. — менее чем через год после от плытия — все эти вести достигли ушей герцога Апулийского в Кастории, он понял, что времени терять нельзя Возложив командование экспедицией на Боэмунда и поклявшись душой своего отца Танкреда, что не будет мыться и бриться, пока не вернется в Грецию, Гвискар с небольшим эскортом поспешил к берегу, где ожидали его корабли, переплыл через пролив в Отранто и оттуда, остановившись только для того, чтобы принять под командование войска, которые ему сумел предоставить Рожер Борса, отправился в Рим. Там он обнаружил, что непосредственная опасность миновала, Генрих снова удалился из города — на сей раз в Тоскану, чтобы опустошать владения самого стойкого союзника папы, графини Матильды. Хотя он оставил антипапу в Тиволи с немецкими полками, Климент не представлял серьезной угрозы, пока его покровитель был далеко. Гвискар мог вернуться в Апулию и навести порядок в собственном доме.