Читать онлайн «Чаша и клинок». Страница 15

В критских дворцах были широкие дворы, величественные фасады, а сотни комнат образовывали «лабиринты», ставшие расхожим словом в греческих легендах о Крите. В этих зданиях-лабиринтах было множество жилых комнат, несимметрично расположенных в несколько этажей, на различной высоте вокруг центрального двора. Существовали специальные помещения для религиозных обрядов. Придворные имели собственные апартаменты во дворце или занимали привлекательные дома по соседству. Для обслуги также были комнаты во дворце. Длинные анфилады складских помещений, соединенные коридорами, использовались для хранения запасов еды и сокровищ. А в обширных залах с рядами элегантных колонн проходили аудиенции, приемы, банкеты и собрания совета.

Важной чертой минойской архитектуры были сады. Большое внимание уделялось естественному освещению, жилищным удобствам и, возможно, в первую очередь деталям отделки, красоте. «Использовались и местные, и привозные материалы, — пишет Плейтон. — Все было тщательно продумано: гипсовые и туфовые колонны и плиты, прекрасно спроектированные фасады, стены, световые колодцы и внутренние дворики… Стены были покрыты штукатуркой и расписаны фресками или облицованы мрамором… Живопись часто украшала и потолки, и пол, даже в загородных домах, виллах и простых домах горожан… Изображались в основном морские и земные животные и растения, религиозные церемонии, развлечения двора и простых людей. Над всем царил культ природы».

Большой Кносский дворец, известный своей величественной каменной лестницей, портиками с колоннами и великолепными парадными залами, также типичен для минойской культуры. Акцент скорее на эстетичность, нежели на монументальность в оформлении тронного зала и царских апартаментов, выражает, возможно, то, что историк культуры Джакетта Хоукс называет «женским духом» критской архитектуры.

Кносс, который мог насчитывать сотню тысяч жителей, был связан с южным побережьем прекрасной мощеной дорогой, первой дорогой такого рода в Европе, Его улицы, как и улицы других дворцовых центров, Маллии и Феста, были вымощены и застроены аккуратными двух-, трехэтажными домами, с плоскими крышами, иногда с летней пристройкой, в которой можно было спать теплыми летними ночами.

Хоукс описывает города, окружающие дворцы, как «хорошо приспособленные для цивилизованной жизни», а Плейтон характеризует «частную жизнь» этого периода, как «достигшую высокой степени утонченности и комфорта». «Дома были хорошо оборудованы, отвечая всем практическим нуждам, а вокруг них была создана привлекательная среда. Минойцы были близки к природе, и их архитектура позволяла им наслаждаться ею», — заключает он.

Критская одежда, красивая и практичная, не стесняла свободы движений. Физическими упражнениями и спортом занимались в свое удовольствие и мужчины, и женщины. Что касается еды, то культивировались различные виды зерновых; наряду с животноводством, рыболовством, пчеловодством и виноделием это обеспечивало здоровье и разнообразное питание.

Развлечения и религия были тесно переплетены, и это делало отдых критян приятным и содержательным. «К прочим радостям жизни, — пишет Плейтон, — добавлялись музыка, пение и танцы. Частыми были общественные церемонии, в основном религиозного характера, сопровождавшиеся процессиями, банкетами, акробатическими представлениями в построенных для этого театрах или на аренах». Среди них была и знаменитая критская taurokathapsia — игры с быками.

Другой ученый, Рейнольдс Хиггинс, обобщает эту сторону критской жизни так: «Религия для критян была радостным занятием, обряды совершались в дворцах-храмах или в открытых святилищах на вершинах гор, или в священных пещерах… Их религия была тесно связана с развлечениями. Самыми важными были игры с быками, которые, возможно, проводились в центральных дворах дворцов. Молодые мужчины и женщины, разделившись на команды, по очереди старались схватить за рог нападающего быка и запрыгнуть ему на спину».

Равноправное партнерство между женщинами и мужчинами, характерное для минойского общества, нигде, наверное, не проявлялось так ярко, как в этих священных играх с быками, когда молодые женщины и мужчины выступали вместе и вверяли друг другу свою жизнь. Эти ритуалы, сочетавшие в себе возбуждение, мастерство и религиозный пыл, также стали характерными для минойского духа и по другой важной причине: они были рассчитаны не только на личное удовольствие или спасение, но и на то, чтобы просить божественные силы о благополучии для всего общества.

Еще раз подчеркнем, что Крит не был некоей идеальной утопией, но вполне реальным человеческим обществом, полным проблем и недостатков. Это было общество, возникшее несколько тысяч лет назад, когда еще не было ничего похожего на то, что мы теперь называем наукой, когда люди пытались объяснить явления природы через анимистические представления и задобрить их жертвоприношениями. Более того, это было общество, существующее в мире мужского господства и агрессивности.

Мы знаем, что у критян было оружие, например прекрасно украшенные кинжалы, изготовленные с высоким техническим мастерством. Возможно, при военных столкновениях в Средиземноморье они также участвовали в морских битвах, охраняя свои торговые морские пути, защищая свои берега. Но в отличие от других развитых цивилизаций того времени, критское искусство не воспевает военные действия. Как уже отмечалось, даже знаменитый двойной топор Богини символизировал щедрое плодородие земли. Напоминая мотыгу, которой взрыхляли землю для посева, топор в то же время был стилизацией бабочки, одного из символов трансформации и возрождения Богини.

Нет и указаний на то, что материальные ресурсы Крита были - как это происходит сейчас - вложены в средства уничтожения. Напротив, есть свидетельства того, что богатства острова использовались, прежде всего, чтобы создать гармоничную жизнь.

Как пишет Плейтон, «вся жизнь критян была принизана пламенной верой в богиню Природу, источник всего мироздания и гармонии. Отсюда их миролюбие, ненависть к тирании и уважение к закону. Даже среди правящих классов неизвестны были личные амбиции, нигде не найдешь ни имени автора на произведении искусства, ни записи деянии правителя».

В наше время, когда «миролюбие, ненависть, к тирании и уважение к закону» стали необходимы для выживания человечества, разница между духом Крита и духом соседних цивилизаций может представлять больше чем просто академический интерес. В критских городах, не имевших оборонительных сооружений, в «незащищенных» виллах на берегу моря и в отсутствии каких бы то ни было указаний на то, что города-государства вели войны друг против друга или выступали в захватнические походы (в отличие от других огороженных крепостной стеной, агрессивных городов) мы находим подтверждение того, что наши надежды на возможность мирного сосуществования не просто, как часто говорят, «утопические мечты». А в его мифологической образности — Богиня — Мать Вселенной и люди, животные, растения, вода, небо как ее воплощение — мы находим признание нашего единства с природой, что сегодня есть для нас важнейшее условие экологического выживания.

Но, возможно, важнее всего то, что критское искусство, особенно в ранне-минойский период, отражало общество, в котором власть не приравнена к господству, разрушению и притеснению. Говоря словами Джакетты Хоукс, одной из немногих женщин, писавших о Крите, здесь отсутствовала «идея монарха-воина, упивающегося унижением и кровью своих врагов», «На Крите, где в руках благословенных правителей, живущих в роскошных дворцах, были богатство и власть, не было ни следа проявлений мужской гордыни и бездумной жестокости».

Равно удивительно — и показательно — отсутствие в искусстве минойского Крита грандиозных сцен битвы или охоты. «Отсутствие этих проявлений всемогущего мужчины-правителя, которые были столь распространены в то время и на той стадии культурного развития, что стали почти универсальным, — комментирует Хоукс, — является одним из оснований для предположения, что минойские троны занимали царицы». К этому выводу приходит и антрополог Руби Рорлих-Ливитт. Описывая Крит с феминистской точки зрения, она указывает, что именно современные археологи назвали вышеописанного юношу «молодым принцем» или «царем-жрецом», тогда как на самом деле еще не было найдено ни одного изображения царя или главного божества-мужчины. Она также замечает, что отсутствие в критском искусстве идеализации мужского насилия и разрушающей силы идет рука об руку с тем обстоятельством, что в этом обществе «мир держался 1500 лет и внутри, и за пределами страны — в эпоху непрерывных военных столкновений».

Плейтон, который также считает минойцев «исключительно миролюбивым народом», пишет все же о царях, занимавших минойские престолы. Однако и он поражен тем, как «каждый царь правил своими владениями в согласии и „мирном сосуществовании“ с остальными». Плейтон отмечает тесные связи между властью и религией, что всегда характерно для древнейшей политической жизни. Но подчеркивает, что в отличие от других городов-государств того времена, «царская власть была, вероятно, ограничена советом высших лиц, в котором были представлены другие общественные классы».