Читать онлайн «Еврейские пираты Карибского моря». Страница 26

Хотя губернатор отверг требования кальвинистов, проблемы существовали. Как и в Амстердаме, евреи не могли занимать правительственные посты, проводить религиозные службы публично или вступать в любовную связь с христианами. Но по сравнению с другими странами эти ограничения были слабыми. Народ Книги постоянно сталкивался с презрительным отношением, но в Бразилии евреи имели фундаментальные права. Более того, в евреях нуждались. Они называли свою общину «Цур Исраэль» — «Твердыня Израиля», с намеком на Ресифи, который называли «Твердыня Бразилии». Но в этом названии было и мессианское значение, почерпнутое из книги Исаии (30:19–29): «Народ будет жить на Сионе в Иерусалиме… как у идущего со свирелью на гору Господню, к твердыне Израилевой»[230].

По соображениям безопасности, губернатор хотел перенести резиденцию на остров Антонио-Ваэс, контролировавший вход в гавань. Мозес согласился продать остров. Проживая в рассеянии, будучи чужаками в чужой стране, евреи давным-давно поняли, что следует поддерживать хорошие отношения, особенно финансовые, с правящими классами. Мозес не особенно нуждался в деньгах, но был рад случаю снискать расположение принца Нассау. Случайно или нет, но позднее губернатор нанял Абрахама, брата Мозеса, и Яакова, его племянника, агентами по закупкам колонии.

Остров, купленный губернатором, пустовал. Построенные Мозесом док и несколько лачуг да развалины заброшенного монастыря — вот все, что можно было увидеть на Антонио-Ваэс[231].

Губернатор нанял строителей и переименовал остров — отныне он назывался Морика. На острове появился величественный замок из цезальпинии с птичником, зоопарком и рыбным прудом. («Он поселил там множество птиц и животных».) Принц Нассау также разбил парки с эстрадами для оркестров, посадил тысячи кокосовых пальм и фруктовых деревьев. Так возник новый город Мавритания, и два моста соединили его с материком. «Сюда приезжали компании, чтобы провести летние отпуска, насладиться пикниками, концертами и азартными играми… Принцу нравилось показывать всем коллекцию своих редкостей и рассказывать, откуда что взялось»[232].

Когда голландцы прибыли сюда, Ресифи был деревней на полтораста домов; через двадцать лет, когда голландцы ушли, он превратился в развивающийся порт, в котором имелось две тысячи домов[233]. Во времена расцвета колонии все амстердамские еврейские семьи имели родственников или друзей в Ресифи. Число бразильских евреев достигало полутора тысяч (для сравнения: в самом Амстердаме жили тысяча двести евреев). Работая сообща как финансисты, брокеры, судовладельцы, импортеры и страховщики, они контролировали торговлю между двумя странами[234].

В 1640 году евреи владели сотней судов, занятых в сахарной торговле. Семья Перейра в Амстердаме владела заводами, на которых коричневое сырье превращалось в вожделенные белые кристаллики. Ресифи получил известность как «еврейский порт», а главной улицей города была «Еврейская улица» (Rua dos Judios)[235].

Хотя в абсолютных числах разница между еврейским населением Бразилии и Амстердама была невелика, соотношение еврейского и христианского населения в колонии и метрополии сильно отличалось. Если в 1640 году в Амстердаме евреи составляли менее 2 процента горожан, то в Ресифи их было 30–40 процентов от белого населения. Благодаря еврейской торговой жилке «христианские торговцы вскоре оказались зрителями при еврейском бизнесе»[236]. Однако, выучив португальский, они решили, что больше не нуждаются в еврейских посредниках, и запротестовали: «Почти вся торговля сахаром оказалась в руках евреев, которые лгут, используют поддельные гири и практикуют ростовщичество»[237].

Соперничающие торговцы пытались заставить Высший совет (руководство колонии) если не выгнать евреев, то хотя бы заставить их носить красные шляпы или желтые знаки: «Везде в мире этот лживый и нечестный народ должен носить отличительные знаки на одежде, чтобы показывать свою неполноценность»[238].

Принц Нассау, Вест-Индская компания, Генеральные Штаты защищали евреев от завистливых и враждебных кальвинистских торговцев и португальских плантаторов. Руководители колонии признавали и ценили вклад евреев в то, что Ресифи стал богатейшим портом Нового Света после Гаваны. Они также понимали, что евреи, натерпевшиеся от инквизиторов, могут оказаться самыми стойкими защитниками колонии[239].

Компания владела монополией на работорговлю и зарабатывала 240 процентов на продаже каждого раба. Еврейские торговцы, как посредники, получали немалую долю, покупая рабов на аукционах Компании и продавая их плантаторам в кредит под 40–50 процентов. Долги обычно выплачивались сахаром, и евреи вскоре стали крупными торговцами этим товаром. Благодаря высокой прибыли, около 300 процентов за рабов и 700 процентов за сахар, они покупали дома в Ресифи и владели десятью из ста шестидесяти шести сахарных плантаций, в том числе «лучшими плантациями вдоль речной долины в Пернамбуко»[240].

Учитывая их ведущие позиции, а также стародавние предрассудки, можно понять возмущение торговцев-конкурентов. «Евреи завладели всей торговлей, — жаловались владельцы тростниковых плантаций, — теперь негры-рабы слишком дороги, а проценты — чересчур высоки»[241]. На эти жалобы обратил внимание голландский путешественник, прибывший в Бразилию в 1640 году. Он писал: «В основном евреи занимаются делами, которые были бы прибыльны и при обычных правилах ведения коммерции, без таких крайностей»[242].

Хотя их прибыли и процентные ставки были слишком высокими, в защиту евреев следует сказать, что Новая Голландия являлась обществом фронтира, форпостом Нового Света, окруженным врагами. Несмотря на относительное богатство колонии, капитал был невелик, а инвестиции — рискованными. Евреи, составлявшие около трети населения, имели право лишь на треть всех брокерских лицензий. Чтобы обойти ограничение, они продавали свои доли другим евреям. Это возмущало конкурентов, писавших губернатору: «Евреи покупают весь груз судна и распределяют его между собой, согласно купленным долям». Отвергнув жалобу, губернатор напомнил: «Ранее голландские брокеры и торговцы утратили доверие народа из-за спекуляций и небрежности, что и дало евреям возможность преуспеть»[243].

За время существования Новой Голландии Компания доставила в Бразилию двадцать шесть тысяч рабов[244]. В последующие два столетия их число достигло миллионов, и работорговля распространилась по всему Новому Свету. Этим ремеслом занимались все европейские страны, имевшие хотя бы одно океанское судно. Вдоль западного побережья Африки курсировали датские, английские, французские, шведские, испанские, португальские, немецкие и голландские суда, вывозившие рабов.

В Восточной Африке работорговлю контролировали арабы. В Западной Африке европейцы вели дела вместе с африканцами: африканцы продавали африканцев европейцам для обслуживания других европейцев. Роль евреев в этом коммерческом процессе показывает, что они были не хуже и не лучше других народов в те времена, когда моральная сторона работорговли не имела никакого значения. Цвет кожи тоже не играл особой роли — белые покупали и продавали других белых, африканцы порабощали других африканцев. Рабы были монетой в любой стране, и европейские морские нации ревностно охраняли право продавать африканцев в христианский Новый Свет. Как пишет историк Эли Фабер, после исчезновения Новой Голландии участие евреев в работорговле стало незначительным[245].

Евреи Бразилии были свободнее в вопросах своей религии, чем в Голландии. В Амстердаме религиозные лидеры общины десятилетиями правили железной рукой, а в Ресифи занимали свои посты год, не имея права переизбираться. Споры решались большинством голосов в «Маамаде», и любой член общины мог потребовать повторного разбирательства, если не доверял объективности вынесенного суждения. В Голландии бывшие тайные евреи ждали три года и лишь после этого могли сделать обрезание и открыто присоединиться к общине. В Ресифи период ожидания составлял год. Ашкеназские евреи не могли ходить в сефардскую синагогу или вступить в брак с сефардскими евреями. В Ресифи же царило полное равноправие. Их хазаном был Исаак Абоаб, раввин-каббалист, впоследствии вернувшийся в Амстердам. Он голосовал за отлучение Спинозы, а затем его заподозрили в том, что он стал последователем салоникского лжемессии Шабтая Цви.

«Цур Исраэль» поддерживала несколько благотворительных программ, в том числе по выкупу пленных единоверцев, обеспечению приданым бедных незамужних женщин из Голландии, желавших выйти замуж в Бразилии, сбору денег для палестинских евреев, выплате долгов христианам (если другие источники были исчерпаны). Чтобы финансировать все эти проекты, члены общины отдавали «Маамаду» долю с каждой сделки. За нарушение этого правила их могли изгнать. Мозес и прочие пираты не были свободны от этой повинности и вносили в общий фонд 3 процента добычи[246].