Читать онлайн «Красный флаг: история коммунизма». Страница 60

Павильон представлял Испанию, в которой правил Народный фронт — союз коммунистов, социалистов и левых либералов, которые, стараясь не показывать различия во взглядах, противостояли националистам генерала Франко и их союзникам: немецким нацистам и итальянским фашистам. Это был один из союзов Народного фронта, появившихся в середине 1930-х годов после того, как Коминтерн, опасаясь фашизма, отказался от твердой линии противостояния социал-демократам, принятой в 1928 году Испанский павильон во многом отражает идеалы Народных фронтов. Эти идеалы получили поддержку многих выдающихся интеллектуалов, людей искусства того времени и объединили представителей различных политических и эстетических взглядов: от левых либералов до коммунистов, от авангардистов до популистов, от буржуазных либералов до социал-демократов.

На выставке, однако, была представлена менее радикальная версия Народного фронта — в лице Франции. В то время французское правительство при поддержке либералов и коммунистов возглавлял социалист Леон Блюм. Французы не имели собственного павильона: выставки устраивались в многочисленных галереях и музеях. Среди них самой известной стала выставка французского искусства, начиная с галло-романского периода{452}. Идея выставки была смело патриотичной. Этот патриотизм, несомненно, одобряли коммунисты. Казалось, что Москва довольна тем, что коммунисты не только встали на прагматичный, постепенный путь к социализму, но и не забывали при этом про националистическую риторику.

Правительства Народных фронтов (до Второй мировой войны их было три: в Испании, Франции и Чили) просуществовали недолго. Однако во время войны антифашистские левые Народные фронты снова возродились и сохраняли силу и влияние вплоть до начала холодной войны в 1946-1947 годах. Их популярность была следствием продолжительной жесткой стадии социального конфликта в Европе. Экономический кризис 1930-х годов усилил радикализм как правых, так и левых. Разразились горячие споры о том, кому принимать основной удар Великой депрессии. Радикальные националисты утверждали, что организованный труд использовал демократические принципы в целях ослабить власть государства, и призывали к новой авторитарной политике, установлению социальной иерархии и расового подчинения. С приходом к власти нацистов в 1933 году в Германии стремления радикалов были достигнуты. В этих условиях многих левых привлекала модернистская и, как казалось, всеобъемлющая версия коммунизма. Они верили, что только коммунистическая Дисциплина способна противостоять мощному влиянию правого крыла. Москва перестала быть отчужденной. Дисциплина коммунистического образца могла защитить демократию и ценности просвещения.

Таким образом, период с 1934 по 1947 год был периодом значительных успехов коммунизма на Западе, особенно во Франции и Италии, а также в некоторых регионах Латинской Америки. Это была эпоха, когда коммунизм, а вместе с ним и СССР, пользовался огромной поддержкой у западноевропейской и американской интеллигенции. Несмотря на популярность, Народные фронты обычно оказывались непрочными союзами, готовыми в любую минуту распасться на многочисленные фракции (об этом говорили и серьезные отличия от других выставочных павильонов в 1937 году). Испанская склонность к авангарду плохо уживалась с советским реализмом агитпропа. Так, в эстетической форме, выражались напряженные отношения между дисциплинарным сталинским коммунизмом и марксистами-романтиками и левыми. Тем временем надежды французов на то, что выставка станет воплощением союза левых и либералов, рухнули: работу выставки нарушила волна забастовок, многие павильоны были огорожены или закрыты лесами. Все это послужило зловещим предзнаменованием социальных конфликтов, которые способствовали разрушению французского Народного фронта.

Несмотря на трудности, Народные фронты все еще привлекали многих людей. Пока основная угроза исходила от радикальных правых, большинство левых радикалов были готовы не замечать авторитарность большевизма и циничную внешнюю политику Сталина. Однако после 1946-1947 годов пропасть между культурой сталинского большевизма и взглядами некоммунистического левого блока стала неуклонно увеличиваться. После поражения нацистов, агрессивного поведения СССР и местных коммунистов в Центральной и Восточной Европе, создания новой формы капитализма, коммунизм перестал казаться таким уж необходимым и привлекательным. Неудивительно, что после войны Народные фронты просуществовали недолго.

Сектантская политика Коминтерна 1928 года по принципу «класс против класса» была основана на глубоком непонимании западной политики. Предполагалось, что революционный настрой рабочих Запада растет, что капитализм находится на грани краха[388], что фашизм, последний вздох умирающей буржуазии, — временное явление, которое исчезнет вместе с капитализмом. Руководствуясь результатами ошибочного анализа, Коминтерн решил призвать коммунистов ужесточить борьбу с буржуазией, в том числе с социал-демократами, и тем самым ускорить конец либеральных режимов. В то время как радикальные правые и особенно нацисты набирали силу, огонь коммунистов, к удивлению многих, был направлен против умеренных левых, а не правых сил[389].

Несмотря на это, многие коммунисты, особенно лидеры малочисленных партий, нуждавшихся в сильной поддержке союзников, потеряли веру в эту политику. Представители американской коммунистической партии (КП США) выразили намерение проигнорировать распоряжения Москвы 1929 года, однако тут же испытали на себе угрозы Сталина{453}. В партии вскоре прошли чистки, «правые элементы» были исключены. Так происходило во всех иностранных коммунистических партиях, которые противостояли новой политической линии. Почти половина членов прокоммунистических чешских «Красных союзов» перешла на сторону социал-демократов{454}; в Британии количество членов Коммунистической партии уменьшилось с 10 800 человек в 1926 году до 2555 человек в 1930-м. Новая политика, способствующая разжиганию революции и проведению несанкционированных забастовок, привела к тому, что коммунисты могли вскоре оказаться не у дел.

Несмотря на это, новая политика нашла своих сторонников среди местных коммунистов, отчаянно веривших в то, что пришло время революции. В Германии конфронтационная политика «Третьего периода», в том числе объявление социал-демократов «социал-фашистами», была с восторгом воспринята коммунистической партией. Численность партии возросла со 130 тысяч в 1928 году до 360 тысяч к концу 1932 года. В том же году она получила 5 миллионов голосов, что составило почти 17% голосов избирателей. Ожесточенная борьба социал-демократов и коммунистов только сильнее убедила вторых в правоте политики Коминтерна. 1 мая 1929 года коммунисты проигнорировали запрет уличных демонстраций начальника полиции Берлина, социал-демократа Карла Цергибеля. В результате столкновений коммунистов с полицией более 30 человек погибли, 1228 человек были арестованы. Коммунистам стало ясно, что социал-демократы ничем не отличались от фашистов.

Уличные столкновения коммунистов с полицией участились в конце 1920-х и в 1930-е годы. В атмосфере жестокости и насилия рос и воспитывался молодой Эрих Хонеккер, будущий лидер Германской Демократической Республики. Хонеккер родился в 1912 году в городке Вибельскирхен (область Саар) в семье социал-демократов, вскоре ставших коммунистами. Сам он был коммунистом буквально с колыбели. В детстве он собирал деньги для забастовщиков. Его часто ставили впереди демонстрации, полагая, что полиция не станет стрелять по детям. В юности он был членом рабочего гимнастического клуба и играл в духовом оркестре коммунистической партии. Кровельщик по профессии, он не имел работы, как многие немецкие коммунисты. Его жизнью стала политика. Его отправили учиться в Московской международной ленинской школе, когда ему исполнилось всего 18 лет. Его выпускные характеристики были щедры на похвалы: «Очень талантливый и прилежный товарищ», «очень хорошо понимает, как применять теорию в классовой борьбе в Германии». Хонеккер вернулся в Германию вдохновленным марксистом-ленинцем и в 1931 году возглавил коммунистический союз молодежи области Саар{455}.

Вера Хонеккера (и Сталина) в необходимость классовой борьбы и неизбежность революции укрепилась во время Великой депрессии, последовавшей за кризисом 1928-1929 годов[390]. В Германии произошло катастрофическое сокращение объемов производства — на 46%, во Франции — на 28%. Многие правительства усугубили проблему, следуя принципам свободной конкуренции на рынке и резко снизив государственные расходы. Уровень благосостояния упал, продолжало расти количество бедных, сократились объемы экономической деятельности. Кейнсианская теория (принятая после Второй мировой войны) государственных расходов, призванных компенсировать тенденцию к личным сбережениям, была поддержана далеко не всеми, с уверенностью защищали ее немногие[391]. В то же время международные усилия по координации действий не привели к нужному результату: государства в панике учитывали исключительно национальные интересы. Несмотря на то что крах золотого стандарта в начале 1930-х годов способствовал оживлению европейской экономики, последствия Великой депрессии ощущались на протяжении всего десятилетия.