Читать онлайн «Красный флаг: история коммунизма». Страница 28

Ленин оказался более дальновидным, чем его соперники меньшевики, поскольку революция в России все же произошла два года спустя[152]. Сдача российской дальневосточной военно-морской базы Порт-Артур (Люйшунь) японцам в декабре 1904 года оказалась еще более унизительной для царского режима, чем поражение от британцев в Крымской войне. Впервые европейская мощь пала от азиатов, сражающихся без союзников. Неудивительно, что при таком положении дел скрытое напряжение в российском обществе вылилось в открытый конфликт. Православный священник отец Гапон использовал возможность[153] и выступил с требованиями от лица городских рабочих. Он организовал массовое шествие, в котором участвовало от 50 до 100 тысяч человек, что привело к событиям, известным как Кровавое воскресенье. Это была мирная процессия: с иконами в руках рабочие шли с петицией царю. Петиция была созвучна патерналистской риторике царя. Однако требования отличались радикализмом. Они включали демократизацию избирательного права[154], легализацию профсоюзов и гражданские права для всего населения. Полиция объявила шествие незаконным. После отказа толпы рассеяться войска произвели беспорядочные залпы по мирным безоружным людям.

По воспоминаниям очевидцев, среди ружейных залпов Гапон кричал: «У нас больше нет бога! Больше нет царя!»{179} Естественно, необоснованная жестокость по отношению к народу окончательно разрушила образ царя как милосердного отца. Было ясно, что его модель наследственной политики не принесет рабочим и крестьянам того, чего они хотели. Рабочие ответили на эту жестокость созданием нового органа — совета рабочих депутатов, призванного управлять забастовками[155]. Советы основывались на принципах прямой демократии, почти как Парижская коммуна. В теории рабочие могли отозвать депутатов. Иногда в советы избирались социалисты (так, Лев Троцкий был председателем Петербургского Совета рабочих депутатов[156]). Именно социалисты организовали всеобщую забастовку[157], вынудившую царский режим издать Октябрьский манифест[158], гарантировавший выбор законодательного органа — Государственной думы — и гражданские свободы. Тем не менее роль социал-демократов в революции была скромной. Революция стала общим делом нескольких классов и партий. Как в 1830 и 1848 годах, революцию поднял и либералы, рабочие[159] и немногочисленные социалисты, объединившиеся против автократии.

Ленин был вдохновлен революцией. Октябрьский манифест убедил его в безопасности возвращения в Россию. Теперь он был связан с большинством левых марксистов российского движения (в том числе с группой «Вперед» Александра Богданова), уверенных в том, что пролетариат способен построить социализм в ближайшем будущем{180}. Никто, однако, не заходил в своих взглядах так далеко, как Лев Троцкий. Он утверждал, что Россия готова к революции, которая за одну стадию должна осуществить переход от буржуазной демократии к социализму[160].{181}

Ленин настаивал на том, что «революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства» должна проводить буржуазную революцию, в отличие от умеренных меньшевиков, которые выступали за союз рабочих со средним классом[161].{182}

На деле революция 1905 года последовала по пути своих европейских предшественниц 1848 года, завершившихся неудачей[162]. Либералы, удовлетворенные Октябрьским манифестом и боявшиеся радикализма рабочих и крестьян, покинули революционное движение[163]. Тем временем представители царского режима сориентировались и использовали вернувшиеся с Дальнего Востока войска для подавления крестьянских волнений. В декабре московские рабочие оказали последнее сопротивление, обреченное на провал. Рабочие на Пресне возвели баррикады и объявили об учреждении местной формы рабочего правительства. Но рабочие не могли сопротивляться правительственной артиллерии: последовала кровавая бойня, и пресненское восстание было задушено[164].

Положение дел для социалистов ухудшилось, и в декабре 1907 года Ленин снова был вынужден уехать в эмиграцию в Швейцарию. Он много читал и писал. Начал он с философии, однако с приближением войны все больше сосредотачивал свое внимание на последних работах о капитализме и империализме таких авторов, как Люксембург, многообещающий русский марксист Николай Бухарин, влиятельный австрийский марксист

Рудольф Гильфердинг. Гильфердинг убедил Ленина в том, что давняя борьба между мелкими предпринимателями породила жестокую борьбу государств за новые рынки, которая привела к экспансии империализма и войне мощных сил[165]{183}. Капитализм проявил свою глубокую безнравственность. Капиталисты перестали прикидываться либеральными гуманистами. Они превратились в расистов и социальных дарвинистов, оправдывающих свои интересы воинствующим национализмом. В то же время современный капитализм стал высоко централизованным, подготовив почву для социалистического планирования.

Ленин, постоянно следивший за признаками надвигающейся гибели капитализма, ухватился за предсказания Гильфердинга. В работе «Империализм как высшая стадия капитализма», написанной в 1915[166] и опубликованной в 1917 году, Ленин осудил капиталистов и Второго интернационал Каутского за поддержку войны{184}. Он также последовал за радикальными теоретиками концепции империализма в утверждении о том, что если капитализм, как они утверждают, становился глобальной системой, то таковой может стать и революция. Если империалистические государства использовали в своих целях колониальные страны, то социалистическая революция также могла произойти в «полуотсталых» странах. В России может начаться борьба с капитализмом, однако, как полагал Ленин, при поддержке социалистических революций в более развитых государствах. Ленин также утверждал, что марксисты могут осуществить революцию в колониальных странах, в результате чего колонии получат политическую независимость от империализма, несмотря на то что капитализм там глубоко укоренился, а социализм был далеко. Работа Ленина заложила основы для слияния марксизма и антиколониального национализма. Как будет видно далее, эта работа сыграет важную роль в распространении коммунистических идей в неевропейском мире.

Немногие в России читали «Империализм» Ленина, однако основная функция этого труда состояла в том, чтобы автор объяснил самому себе и своим соратникам по революции, что история была на их стороне. В 1917 году, когда царизм пал[167], рабочие и крестьяне действовали так же, как в 1905 году, учреждая советы[168], революционные комитеты и другие органы самоуправления. Ленин и большевики теперь были в состоянии предложить твердую и более целостную альтернативную форму управления.

В 1913-1916 годах ведущий писатель-символист Андрей Белый (1880-1934) опубликовал свой великий модернистский роман «Петербург». Петербург становился главным героем и в более ранних романах, однако Петербург Белого не был похож на Петербург из романов Чернышевского и Достоевского. Тревожный Петербург 1905 года, окруженный «кольцом многотрубных заводов», испускающих угрожающий крик революционного пролетариата «ууу-ууу-ууу»{185}. Царский сановник Аполлон Аполлонович Аблеухов, бывший реакционер, становится воплощением рационального модернизатора (согласно Ницше, чьи произведения были чрезвычайно популярны в то время, Аполлон — бог разума). Холодный Аполлон Аполлонович любит смотреть на планомерные кубы домов и прямые линии улиц Петербурга. Он окружает себя произведениями неоклассицизма, среди которых есть одна картина Давида. Однако с его складом ума ему не удается контролировать не только сына-радикала, но и Россию, он напуган революционными силами, растущими вокруг него{186}. Другие воплощения разума в романе так же слабы и неэффективны, хотя и более жестоки. Революционер Дудкин и его наставник Липпанченко (портрет Е. Азефа) насаждают догмы и жестокое поведение. К Дудкину приходит оживший Медный всадник, «металлом проливающийся в его жилы», обращающийся к нему «сын мой»{187}. И все же Медный всадник и дух модернизма ничего не решают, а лишь дают начало волне мести и насилия{188}.

Для Белого, как и для Пушкина, Медный всадник, конь под которым, встав на дыбы, двумя ногами стоит на русской земле, а двумя сотрясает воздух, был символом русских метаний между двумя сторонами: исконной традиции простого русского народа и холодного рационализма Петра Великого{189}. Однако Белый был уверен, что ни царские чиновники, ни революционеры не способны примирить эти стороны. Он верил, что только апокалипсис, под которым он понимал «восточную» силу революционных низов, позволит России справиться с бедствием и совершить «скачок в истории»{190}. В основном Белый ошибался[169]. Революция не объединила разобщенное общество России. Однако он предсказал события 1917 года. Силам низов предстояло сокрушить медных всадников России, будь то сторонники царизма, либералы или большевики.