Читать онлайн «Красный флаг: история коммунизма». Страница 20

Таким образом, у социал-демократии могло быть «военное лицо», как было подмечено в песне «Красный флаг», написанной ирландским журналистом Джеймсом Коннеллом в 1889 году после лондонского съезда Социал-демократической федерации[90]:

Во второй строфе Коннелл подчеркивает интернациональность красного флага социал-демократии:

В упоминании «отважного немца» звучат явно покровительственные нотки, хотя, разумеется, Германия была центром рабочего движения. В 1914 году социал-демократические партии поддерживала минимум четверть населения в семи странах: Австрии, Чехии, Дании, Финляндии, Германии, Норвегии и Швеции{114}. Но партия в Германии, несомненно, была самой успешной. Перед началом Первой мировой войны она насчитывала более миллиона зарегистрированных членов. В 1912 году за социал-демократов проголосовало 4 миллиона человек (треть электората), хотя партия и не получила большинство мест в рейхстаге. Членами профсоюзов, которые также ассоциировались с СДПГ (Свободные профсоюзы), были 2,6 миллиона человек. СДПГ была самой многочисленной марксистской партией в мире. Она стала образцом для всех социалистов Европы.

Несмотря на это, социал-демократическое влияние все же было ограничено. В то время как некоторые партии (например, СФИО[91] и социал-демократическая партия Швеции) допускали союз с крестьянами, СДПГ убежденно считала, что крестьянское сельское хозяйство как форма производства отжило свое{115}. Однако даже в пролетарских центрах Европы, например на рудниках Рура, социал-демократы получали не больше трети голосов, сталкиваясь с такими конкурентами, как католическая вера и либерализм{116}. Им не удалось привлечь на свою сторону польских рабочих эмигрантов: у социал-демократов были сложные отношения с национализмом. Самые серьезные проблемы стояли перед австрийской партией: она надеялась сохранить границы Австро-Венгерской империи. Австрийские социал-демократы хотели создать общую федеральную партию для всех народов империи, однако это было воспринято чешскими социал-демократами и другими мелкими партиями как покровительство «больших братьев»{117}. Еще одну группу населения, на которую социал-демократы могли бы оказать большее влияние, составляли женщины. Тем не менее женщины представляли 16% членов СДПГ и очень долго оставались одной из самых радикальных ее ветвей{118}.

Однако, несмотря на перечисленные неудачи, цель молодого Маркса была достигнута: центр политики социализма переместился из Франции в Германию. С некоторой долей шовинизма Август Бебель заявил: «Не случайно именно немцы открыли законы развития современного общества… Тем более не случайно, что именно немцы несут социалистические идеи рабочим всего мира»{119}.

Итак, в международном социалистическом движении Германия играла главную роль, отдавая дань опыту Французской революции. 14 июля 1889 года, в день сотой годовщины со дня взятия Бастилии, в Париже открылся первый конгресс Второго интернационала. Казалось, что его перспективы выглядят плохо. Группа умеренных социалистов — французских поссибилистов — организовала альтернативный конгресс, проходивший в это же время[92]. Распространились слухи о том, что они планировали встречать иностранных делегатов Интернационала и «забирать» их у социал-демократов, сманивая на свою сторону. Но эти слухи не имели оснований. Конгресс Интернационала имел огромный успех. На нем присутствовал 391 делегат из 20 стран мира, включая США[93]. Среди представителей Великобритании был поэт и поклонник средневекового романтизма Уильям Моррис и член Независимой рабочей партии Кейр Гарди{120}. Французская делегация оказалась самой многочисленной, что было ожидаемо, учитывая место проведения конгресса. Иностранные делегаты имели возможность увидеть недавно построенный памятник индустриальной современности и Французской революции — Эйфелеву башню. Казалось, Париж на время снова стал центром прогрессивного мира. Самой сплоченной и, можно сказать, главной группой Конгресса была немецкая делегация СДПГ. Второй интернационал, регулярно собиравшийся с интервалом от 2 до 4 лет, не являлся жесткой доктринерской организацией, но он ясно продемонстрировал господство марксистской традиции и старшинство партии СДПГ.

Этот успех стал во многом заслугой Энгельса. После смерти Маркса марксистские рабочие партии были популярны в немногих странах. Энгельс твердо решил преодолеть эту слабость и превратить марксизм в мощную политическую доктрину в отличие от самого Маркса, который меньше интересовался политической организацией[94]. Добродушный характер, общительность и терпение Энгельса сыграли свою роль: он стал наставником для многих европейских политиков-социалистов. Он вел с ними долгую переписку. Из его дома в Лондоне уходили сотни писем, в которых он высказывал возражения или давал советы. Марксисты по всей Европе, в свою очередь, считали его голосом традиции, образцом ортодоксальности. Энгельс использовал не только письма, чтобы хотя бы виртуально объединить марксистов в одно сообщество: в декабре он рассылал преданным революционерам рождественские пудинги, приготовленные на собственной кухне. Пудинги Энгельса попадали даже в далекую Россию. Например, Петр Лавров, социалист-народник, регулярно получал этот ежегодный интернациональный подарок[95].{121}

Если Энгельс основал марксистскую «церковь», то первым «римским папой» социализма, как его называли в те времена, стал Карл Каутский. Каутский родился в Праге в театральной семье. Его мать была известной писательницей, автором социалистических романов в духе романтизма. Однако он не относился к богеме, как многие могли ожидать. Многие считали его педантом{122}. Энгельс любил с ним выпить, хотя замечал, что Каутский был «слишком самоуверенным» с его надменным и несерьезным отношением к политике. Все это усугублялось тем, что он много писал за деньги. Каутский был самоучкой, при этом широкий круг интересов и стремление говорить на любую тему со знанием дела стали идеальными качествами для достижения цели, которую он перед собой ставил: создание и популяризация единого последовательного «ортодоксального» марксистского мировоззрения, основанного на модернистской версии марксизма. О Каутском часто говорят и пишут, используя религиозные термины: он был «римским папой» социализма; его комментарий к Эрфуртской программе СДПГ называют «катехизисом социал-демократии»; его версия марксизма считается «ортодоксальной». Каутского, однако, очень интересовала наука, особенно дарвинизм, и он стремился создать на основе марксизма Энгельса современный «научный» марксизм.

Он успешно выступал в защиту модернистского марксизма Энгельса против его противников и пропагандировал его идеи среди партий Второго интернационала. Каутский имел успех даже в России, где деспотичный режим, как можно было ожидать, мог породить более радикальную форму марксизма. Георгий Плеханов, «отец русского марксизма», придерживался линии Каутского. Каутский проводил тонкое различие в особенностях СДПГ: это была «революционная», но не «творящая революцию» партия. Марксисты не должны были входить в буржуазные правительства, им следовало держаться в стороне от политической номенклатуры. Они должны были верить в то, что с капиталистической системой покончит революция, под которой Каутский понимал сознательный захват власти пролетариатом, вовсе не обязательно сопровождающийся насилием. В то же время марксисты были обязаны настаивать на реформах в пользу рабочего класса, бороться за расширение либеральных демократических прав, организовывать парламентские кампании. Эти две позиции не очень последовательно объединялись в политике «ожидания революции». Революция возможна только при благоприятных экономических условиях, наступления которых должны ожидать социал-демократы. Но даже после свержения Рейха цель партии будет состоять в совершенствовании парламентской демократии, а не в строительстве государства по образцу Парижской коммуны.