Читать онлайн «Политическая история брюк». Страница 20

В Египте, куда под предводительством Анфантена отправится небольшая группа в поисках женщины-мессии, костюм сенсимонистов изменится. Мужчины станут носить местные шаровары. Чтобы открыть больницу для женщин, Сюзанна Вуалькен согласится одеться мужчиной — в знаменитые шаровары и белый бурнус, подаренный отцом Анфантеном{221}. Последний же добавляет к своему костюму саблю на шелковом шнуре и бреет бороду и голову. За редким исключением{222}, Египет вызвал у этих пылких идеалистов одни горькие разочарования. Эпидемия чумы уменьшит их ряды. Мессия не выходит навстречу: «Не слышно ни слова от женщин, не видно даже их лиц, потому что они ходят в чадрах»{223}.

Несмотря на то, что сами сенсимонисты сдержанно относились к использованию единых символов принадлежности к Семье, и вопреки тому, что они сами зачастую выступали сторонниками дуалистического подхода, выделяясь на фоне культурного субстрата, который и без того делал большой упор на различия между полами, в популярной культуре — в песнях, карикатурах и водевилях — закрепился образ сенсимонистки в брюках. Несомненно, первым так ее изобразил Луи Малевр. Родившийся в 1785 году в семье известного гравера Пьера Малевра, Луи известен как специалист в области оперного костюма. Именно он делал гравюры с костюмами для трехактной бурлескной пьесы в стихах «Людовик Бронзовый и сенсимонисты, пародия на „Людовика Х1“ К. Делавиня», представленной в королевском дворце 27 февраля 1832 года. Отец Буффантен, шут и прохвост, выдает себя за лекаря перед Людовиком Бронзовым[35]. Мужской костюм воспроизводится с точностью, за исключением головного убора: красный берет превратился в гигантскую зеленую шляпу в форме усеченного конуса с желтыми полосами. Малевр берет на себя смелость создать соответствующий женский костюм, изображение которого было напечатано парижским магазином эстампов Hautecoeur et Martinet в серии Costume français («Французский костюм») (No. 154).

Как подчеркивает Филипп Ренье, эта сатира несколько запоздала, а некоторые хорошо осведомленные в этих вопросах художники проявляют сочувствие по отношению к сенсимонистам. Но при этом, рискуя нарисовать бессмыслицу, они берут на себя смелость и изобретают женский костюм. Костюм сенсимонистов, как мы уже говорили, делал мужчин несколько женственными. Художники обыгрывали это на карикатурах, надевая на них большой ремень, подчеркивающий талию, словно корсет. Туника с большим вырезом расширяется на уровне бедер, в то время как брюки обтягивают ноги. Хорошо заметный фартук одновременно позаимствован из одежды домашней прислуги и рабочих, а также намекает на франкмасонов{224}.

Уход в Менильмонтан стал ключевым событием для «церкви» Анфантена, превосходно отраженным «посредством карикатур»{225}. Сенсимонисты временно уйдут от мира и станут обходиться без женщин. Как забавно разглядывать (на рисунке «Монахи Менильмонтана, или Способности сенсимонистов») такое количество бородатых интеллектуалов, занимающихся работой простых женщин: моющих посуду, делающих уборку, шьющих и готовящих еду! В сатире устанавливается паритет между полами: женщины получают доступ к мужским профессиям: адвоката, кузнеца, медика… Эта инверсия ролей имеет источником карнавальный комизм, а также предвосхищает социальные перемены, уже начатые меньшинством.

Брюки на стороннице сенсимонизма появляются и на другом изображении. Это «Подробности одного двойного самоубийства», датированные августом 1833 года и посвященные гибели Клер Демар: брюки здесь не белоснежные, как панталоны девочки, а более темного оттенка, но все с той же вышивкой. Симметричность композиции, в которой женщина изображена с одной стороны, а «отец» — с другой, усиливает ощущение схожести одежды.

Напротив, рисунок «Новая армия сенсимонистских женщин, организованных в мобильный корпус» гораздо в меньшей степени вдохновлен идеологией, над которой пытается иронизировать автор, и совершенно не соответствует действительности. В женщине-генерале, одетой в платье, нет ничего соблазнительного. Одной рукой она размахивает саблей, в другой держит доктрину сенсимонистов. Ей подчиняются молодые женщины, выстроившиеся в шеренгу. Некоторые архаизмы отсылают нас к кавалерии: меч, в частности меч-фламберг с волнистым лезвием, щиты, украшенные золотом. Наличие шпаг и кавалерийская осанка говорят о связях сенсимонистов с масонами. Униформа состоит из сетчатой юбки-брюк, кальсон и сапог: эти аллюзии на Средневековье, безусловно, объясняются использованием в качестве образца Жанны д’Арк. У молодых женщин странная прическа: распущенные длинные волосы и диадема с султаном сверху. Их щиты напоминают щиты крестоносцев, но поза больше похожа на позу пажей. На флаге надпись: «Победить или умереть» — фантазия, имеющая мало отношения к сенсимонистам и скорее отсылающая нас к революционным сражениям. К тому же текст марша, который приводится вместе с этой карикатурой, нужно было петь на мотив «Парижанки», государственного марша нового режима, заказанного поэту Казимиру Делавиню в честь Июльской революции, и в нем ни слова о женщинах не говорилось. В пьесе, с которой началась мода высмеивать сенсимонистов, король интересуется: а что, если завтра «женщина получит право носить кюлоты?», на что отец Буффантен ему отвечает: «и даже брюки, жилеты и сапоги». Если сравнить эти пророчества с другими утопическими предсказаниями («снег будет из вина, дождь — из кур / и с неба будет падать утка с репой»{226}), то это позволит нам понять всю степень трансгрессии, которую представляла собой женщина в брюках.

Пародия на сенсимонистов — настоящая золотая жила для театра, который разрабатывает ее в «Королевстве женщин, или Мире наизнанку, фантастической пьесе в двух актах с песнями и танцами», впервые поставленной в театре «Амбигю-комик» 5 декабря 1833 года. Не исключено, что в ней не было антифеминистской жестокости, которая появится в 1840-х годах, потому что комичность сенсимонистов здесь достигает раблезианских масштабов. Возможно, это объясняется потрясением от их предложений в области сексуальной морали, которые долго будут пугать современников. В любом случае, как замечает Филипп Ренье, эти искаженные образы сенсимонистов имеют «подрывную силу», направленную на женщин: ведь именно эти образы способствовали популяризации нового политического и вестиментарного кодекса. Впервые в истории брюки стали объектом политических требований (освобождения женщин), но выражаются эти требования на театральной сцене и в критическом контексте подавления этого движения. Попросту говоря, можно утверждать, что женские брюки были изобретены одновременно антифеминистами и антисоциалистами.

Если французская сенсимонистка носит юбку, то ее американская альтер эго экспериментирует с брюками. В 1825 году ученик Сен-Симона из Уэльса Роберт Оуэн (1771–1858) в основанном им американском поселении Новая Гармония предлагает провести радикальную реформу костюма, внедрив брюки-тунику. Этот костюм немедленно вызовет отвращение у большинства женщин социалистического поселения, которые откажутся его носить. Интересно видеть, как реформаторская воля мужчины наталкивается на женский отказ.

Французские сенсимонисты критикуют Оуэна, ратовавшего за «совершенное» равенство политических и общественных прав, а также за «абсолютное содружество», которые они считают противоречащими естественной тенденции развития человека. Брюки Оуэна они никак не комментируют — да и об их существовании им было не известно. Луи Рейбо, в 1849 году ставший историком социалистического движения, указывает, что в сообществе Оуэна «был придуман специальный костюм: для женщин — платья со складками, подобные античным, для мужчин — туники с широкими штанами. Была предпринята попытка максимально оставить в прошлом тысячи тонких различий, созданных нашим тщеславием»{227}. Возможно, это одно из проявлений революционной любви к Античности. Для французов же женские брюки казались еще чем-то немыслимым.

Про Шарля Фурье (1772–1837) мы знаем, что он защищает идеал гармоничного общества, в котором уравновешены различные человеческие типы и составляющие. Считая, что женщин деформирует цивилизация, Фурье предлагает одинаково воспитывать мальчиков и девочек, в частности, одевая их в одинаковую одежду. Особенно рьяно философ отделяет от общества гендер и пол. В его глазах женственность и мужественность — это эмоциональные, физические и интеллектуальные черты, которые в разных комбинациях и в разной степени выраженности встречаются у обоих полов. Поэтому детей он считает третьим полом. Придуманный Фурье новый кодекс любви (он не был опубликован из соображений самоцензуры) не был известен его современникам, и его мало читают вплоть до 1960-х годов, когда заново будет оценена прогрессивность его мысли{228}. Что касается роли женщины как домохозяйки, то она станет неактуальной после появления фаланстеров, где женщину будут признавать как личность. Враждебно настроенный по отношению к «промышленному монашеству» Оуэна и его эгалитарному, почти спартанскому коллективизму, Фурье не собирается реформировать род человеческий{229}. Он с нежностью и пониманием наблюдает за маниями и фантазиями своих сограждан обоих полов и не пытается их поставить на путь истинный. Вестиментарная кодификация противоречит его философии. Он мало пишет об одежде и моде, а когда говорит о воспитании детей, то чтобы, в отличие от Руссо, защитить их право на игры с костюмами, на переодевание, развивающее их воображение. Фурье стоит на стороне свободы костюма, связанных с ним желаний и фантазий. Без сомнения, он ничего не имел бы против ношения брюк женщинами. Больше ни один социалист не уделяет столько внимания мысли об освобождении женщин, «расширение привилегий» которых, по его мнению, является «главным принципом всех общественных прогрессов»{230}.