Читать онлайн «Узаконенная жестокость: Правда о средневековой войне». Страница 8

Пытка на колесе, или колесование, — еще один распространенный способ истязания, предшествовавший казни. Тело осужденного укладывали на колесо от телеги, а затем палач дробил ему кости тяжелым ломом или еще одним колесом. Сила и интенсивность ударов соразмерялись с продолжительностью страданий несчастного; процесс обычно начинали с конечностей, а потом переходили к другим частям тела в надежде выбить признание или сведения о сообщниках. Колесование оставалось распространенным видом казни и по окончании эпохи Средневековья. Так, в 1850 г. в Пруссии немало мужчин и женщин подверглись этому жестокому истязанию; поэтому термин «средневековое варварство» в данном случае не следует понимать слишком узко. Англичанин Джон Тэйлор, проезжавший по Германии в 1616 г., стал свидетелем казни отца, осужденного за то, что тот зарубил топором собственную дочь. Он описал самые мучительные моменты казни.

Палач подошел к колесу, взял обеими руками за спицы и, подняв над головой, обрушил его на ногу бедняги, раздробив кости. Осужденный издал мучительный стон. Потом, выдержав небольшую паузу, палач таким же образом сломал и вторую ногу, затем — руки, после чего нанес четыре или пять ударов по груди, по другим частям туловища. Наконец, он ударил по шее, но, промахнувшись, раздробил челюсти и подбородок.

Виды пыток отличались широким многообразием — от совершенно примитивных до весьма хитроумных. Даже для избивания существовало множество приспособлений и способов. Такое «простое» наказание, как выставление у позорного столба, могло превратиться в изощренную пытку. Осужденный, заключенный в неподвижном положении на несколько дней, выставлялся на всеобщее обозрение, и публика могла выразить свое к нему отношение. Для сочувствующей толпы выставление у позорного столба являлось достаточным наказанием; однако если, по мнению окружающих, наказание было недостаточно суровым, то прохожие могли покалечить или убить преступника камнями и прочими предметами, попавшимися под руку. Как правило, осужденному целились в голову, которая не была защищена. В качестве «снаряда» использовалось что угодно, даже мертвая кошка. Оставленный в холодной и кишащей паразитами ячейке, посреди экскрементов, лишенный пищи и вынужденный пить собственную мочу, пленник подвергался весьма жестокому и мучительному испытанию.

Другими экстремальными способами пыток были пытка веревкой и пытка крысами. Оба способа описаны в источниках, относящихся к XVI в., и, возможно, были заимствованы еще из древности. Первый способ заключался в том, что обнаженного осужденного несколько раз с силой протаскивали взад-вперед по жесткому канату или веревке, врезавшейся в плоть. «Крысиный» способ представлял собой одну из разновидностей съедения заживо. Металлический сосуд ставился вверх дном на живот и гениталии осужденного. Внутрь сосуда пускали крыс, а дно сильно разогревали. Грызуны в отчаянных попытках отыскать выход начинали прокладывать себе путь в плоти жертвы, поедая его внутренности.

Животным находили и другое применение. Хронист XIII в. Матвей Парижский описывает, как пленника привязывали к дереву, а потом заставляли лошадь бить его копытами. Ужасное применение собак в казнях будет рассмотрено в разделе наказаний за политические преступления.

Некоторые описанные в средневековых источниках пытки либо являлись домыслами, рожденными извращенным воображением авторов, либо применялись крайне редко. В одном из источников XIII в. сообщается, как женщину обнаженной посадили в мешок с кошками. Неудивительно, что этот способ не помог получить от нее признание; удивительно то, что разновидности этой жуткой процедуры мы обнаруживаем в Германии эпохи Позднего Средневековья. Самой необычной из всех представляется пытка козой, описание которой приводит писатель XV в. Ипполит де Марсильи. Ступни пленника смочили рассолом, потом подвели коз, и те принялись лизать их; это привело «к неописуемым мучениям» (видимо, от щекотки). Однако подобное «творчество» в реализации садистских намерений — как тогда, так и сейчас — означает, что нельзя сбрасывать со счета даже самые причудливые и нелепые пытки.

Жестокость средневекового мира соответствующим образом подпитывала воображение людей того времени, однако в столь глубоко религиозном обществе находчивость не всегда была востребована. Библия с ее зверствами Ветхого Завета и мучениками Нового Завета была не только духовным наставником, но и вдохновителем. В этом смысле античность — тоже «поставщик» множества идей и целая сокровищница пыток и казней; достаточно упомянуть лишь об ужасной пытке Маккавеев. Латинское издание «Иудейской войны» Иосифа Флавия[8] пользовалось в средние века большой популярностью. Власть, как в юридическом, так и в политическом проявлениях, была готова бросить любые необходимые ей силы на поддержание справедливости (в том виде, как эта власть ее понимала) и общественного порядка и сохранение контроля над страной. Тем более что сама Библия создавала весьма удобные для власти прецеденты. Историки справедливо обратили внимание на хронистов, которые вдохновлялись библейскими сюжетами, когда описывали факты зверств и насилия; но, как мы обсудим позднее, это необязательно означает, что подобные сообщения нужно сразу отбрасывать.

Учитывая, как люди жили в библейском обществе, неудивительно, что в средние века жестоко карали не только за совершение тяжких и имущественных преступлений. В 1472 году статуты Прованса причислили богохульство к распространению эпидемии. Этот тяжкий грех карался протыканием языка раскаленным железом, хотя такую меру «приберегали» для самых злостных и непокорных преступников. Первый проступок на почве богохульства наказывался пребыванием в колодках в течение дня, после чего человек проводил месяц в тюрьме на хлебе с водой. Вторичный проступок карался выставлением у позорного столба в рыночный день и разрезанием верхней губы. После третьей провинности человеку разрезали и нижнюю губу; при четвертой нижняя губа отрезалась целиком. Мучительная разновидность этого наказания в Германии заключалась в разрезании у преступника языка. Однако с развитием идей Реформации и участившимися актами святотатства искоренить богохульство оказалось нелегко: в 1501 году во Флоренции азартного игрока повесили за порчу лика Девы Марии конским навозом. Гомосексуализм как извращенная форма божественного порядка, как мы уже видели, вызывал еще более суровую реакцию. При поддержке Церкви законодательные меры против гомосексуалистов все более ужесточались, до тех пор, пока в XIV веке типичным видом наказания не стала смертная казнь — обычно путем сожжения на костре или, что применялось намного реже, погребения заживо. Подобные карательные меры применялись довольно редко, одним из исключений был город Брюгге, где с 1450 по 1500 г. ежегодно устраивались казни содомитов.

Одна из причин того, что богохульство и содомия не преследовались жестко, заключалась в том, что общество, хоть и не одобряло первого и испытывало отвращение ко второму, ни одно из этих преступлений не рассматривало как прямую или косвенную угрозу имуществу. Однако эти преступления, по большому счету, редко вызывали призывы к снисходительности со стороны общественности. В действительности власти часто подвергались критике за терпимость и выдачу королевских помилований, особенно если это касалось королевской армии. Для многих милость лишь содействовала дальнейшим злодеяниям, лишая заслуженную кару своей устрашающей силы по отношению к потенциальным преступникам. Пойдя навстречу общественному мнению, английский парламент в 1389 году успешно ходатайствовал об ограничении помилований за тяжкие преступления.

Влиятельное мнение Мишеля Фуко о том, что в эпоху Средневековья применялись преимущественно телесные наказания потому, что общество было докапиталистическим, не совсем верно, поскольку с XII века в Европе началась значительная экономическая трансформация: выпуск металлических денег увеличился, и это позволило чаще назначать уплату присуждаемых штрафов и неустоек в денежной форме. Количество тюрем в период Позднего Средневековья при поддержке Церкви также выросло, что позволяло не проливать кровь и означало существование и альтернативных форм наказания. Но я подозреваю, что в этом есть еще один, весьма прозаический подтекст: по мере того как росла численность войска, а войны разгорались все чаще, все больше провизии требовалось для возрастающего числа военнопленных, которые ожидали выплаты выкупа в тюрьмах и темницах. В любом случае тюремное заключение предусматривалось за нетяжкие преступления, или тюрьма служила местом содержания преступника до казни, и последняя по-прежнему оставалась публичным событием.