Читать онлайн «Дочь Петра Великого». Страница 44

Наконец в одном особом пункте сама Елизавета, как я указал выше, допускала явное и постоянное противоречие принципам, которые она старались внедрить в законы и нравы страны. В 1743 г. один человек был сожжен живым за то, что отпал от православия и выразил к нему презрение; и с начала до конца царствования Елизаветы гонения на раскол были безжалостны; в деле религиозной пропаганды насилие слишком часто заменяло убеждение. Вместе с деньгами не жалели ни огня, ни железа. В этом направлении законодательная деятельность дочери Петра Великого была менее терпима, чем начинания ее отца. Указ 2 декабря 1742 г. предписывал изгнание всех евреев, за исключением тех, что согласны были принять крещение. В следующем году Сенат поставил на вид императрице, что торговля очень пострадала от этой меры. «От врагов Христовых не желаю интересной прибыли», — ответила она. Опала коснулась и знаменитого португальского доктора Санхеца, члена Академии, которому председатель этого собрания писал по этому случаю: «…Ее Величество прогневана на вас не за какой-либо проступок или неверность… Но она полагает, что было бы противно ее совести иметь в своей Академии такого человека, который, покинув знамя Иисуса Христа, решился действовать под знаменем Моисея и ветхозаветных пророков». Один частный секретарь русского посланника в Вене должен был оставить свое место по той же причине. Его фамилия была Симон.

Магометанские подданные империи не были изгнаны, но их склоняли к отречению от своей веры самыми неприглядными средствами. В 1744 г. указом запрещено было возведение мечетей в местах, населенных православными или крещеными иноверцами. Эта мера являлась противовесом предполагавшемуся перенесению протестантских храмов, оскорблявших религиозное чувство императрицы, когда она проезжала по Невскому проспекту. Лишь финансовые затруднения помешали исполнению этого плана. Стремление заставить силу служить религии все ярче сказывалось у Елизаветы с наступлением преклонных лет, когда расстроилось ее здоровье, а набожность ее все увеличивалась. Уже в 1749 г., возобновив обычай, существовавший при Петре Великом, она стала сажать на цепь придворных, виновных в том, что они разговаривали в церкви. Для высших чинов цепь была сделана из золоченой бронзы. В 1757 г. Высочайший приказ заставил всех судебных чиновников участвовать, под страхом уплаты большого штрафа, в некоторых крестных ходах. Елизавета находила справедливым направлять таким образом религиозное чувство своих подданных, как она нашла нужным посадить в тюрьму француженку, продавщицу модных товаров, м-м Тардье, за то, что та не показала императрице некоторых модных новостей, припрятанных ею для других клиентов. Ее подданные тоже не стеснялись прибегать в пределах своей власти к самому неприглядному произволу. Один из них, Болотов, рассказал нам, как он кормил селедками, не давая ему пить, одного крестьянина, дабы вынудить у него признание.

Елизавета и ее народ были тесно связаны со своим историческим прошлым, с закоренелым режимом насилия и ужасов, отличительные черты которого сохранились при том в области политической полиции, которую мы и окинем теперь беглым взглядом.

Порожденное переворотом и заговором, правительство Елизаветы роковым образом видело себя окруженным заговорщиками и зачинщиками революций. Почти беспрерывный ряд действительных или предполагаемых заговоров, всегда сопровождавшихся страшными репрессиями, прорезает царствование Елизаветы из конца в конец, оставляя по себе кровавую борозду. Уже в июле 1742 г. возникало дело о бочке с порохом, поставленной под спальней императрицы при сообщничестве лакея и двух гвардейских офицеров. За ним последовали усиленные избиения кнутом. В следующем году разоблачился заговор Ивинского и затем Ботта. Императрица несколько ночей подряд не ложилась в постель; она всю жизнь сохранила томительное предчувствие переворота, подобного тому, что возвел ее на престол; ее преследовал грозный образ семьи принцев Брауншвейгских, свергнутой ею с престола; она хотела стереть даже след их существования из истории своей страны и указами от 15 октября 1742 г. и 12 февраля 1745 г. объявила несуществующими все законы и предписания, изданные в царствование злополучного Иоанна III.

Помимо забот о сохранении короны, вокруг которой ее воображение, воображение множества доносчиков и сама окружающая атмосфера, насыщенная угрожающими призраками, создавали часто несуществующие опасности, ей приходилось еще защищать личность и особу фаворита. Из-за него тоже создавались бесчисленные процессы и наполнялись обвиняемыми казематы тайной канцелярии. За одно непочтительное слово по адресу бывшего пастуха этот ужасный аппарат, приведенный в движение всегда готовым доносчиком, захватывал десятки жертв в свои железные объятия.

В то время, как политическая полиция работала, следуя заветам Иоанна Грозного, административная полиция, младшая сестра первой, пребывала почти в бездействии. Ложные или подлинные заговорщики арестовывались целыми массами, между тем как разбойники и грабители наводняли проездные дороги и шайками ходили по улицам. Против них мер не принималось; жандармов не существовало, а солдаты, годные для подавления политических преступлений, когда они не являлись в них зачинщиками, оказывались совершенно бесполезными, когда дело шло о преступлениях общего порядка. Разбойники и солдаты еще слишком близко соприкасались в обществе, едва вышедшем из варварского состояния, и зачастую составляли одно целое. В 1743 г. военная стража в доме графа Чернышева убила одного малороссийского дворянина, обитавшего в нем. Несколько недель спустя другие солдаты совершили нападение на дом одного купца, ружейными прикладами и пиками убили его жену и племянницу и произвели общий грабеж. Согласно взглядам той эпохи, в особенности на низах общественной лестницы, ремесло разбойника не заключало в себе ничего позорного; разбойники часто пользовались даже большой популярностью и принадлежали к лучшей части общества. Среди разбойничьих атаманов, предававшихся грабежу и убийствам, значился в те времена дворянин во фамилии Зиновьев, захватывавший купцов на дорогах и бравший с них выкупы, содержа их в заключении и на цепи в своей усадьбе, под снисходительными и даже покровительственными взорами местных властей.

Преданный суду вследствие доноса, он сумел себя обелить и даже отомстить своим обвинителям. Около 1750 г. существовала также женщина дворянского происхождения, Екатерина Дирина, нападавшая во главе шайки, состоявшей из ее родственников и крепостных, на соседних помещиков, грабя и убивая их. Эти нравы являлись отголоском средних веков, с их дворянами-разбойниками, и легендарной эпохи воинствующих набегов. Но главную массу лиц, зарабатывающих таким образом свой хлеб с оружием в руках, разоряя страну, составляли крестьяне. В 1749 г. три тысячи их орудовали в Севском уезде, и когда несколько лет спустя войска, расположенные в провинции, отправились в поход, они остались полновластными хозяевами всего побережья Оки. Они образовали правильно организованный корпус и имели шесть пушек.

Когда местные власти не действовали заодно с разбойниками и зачинщиками всевозможных беспорядков, и когда воеводы не отпускали на волю убийц, грабителей и поджигателей, выданных им, как то было в окрестностях Калуги в 1748 г., то сама толпа вмешивалась в столкновения полиции с преступником, беря сторону этого последнего против полиции и против закона. В 1743 г. она забросала камнями гвардейских солдат, пытавшихся прекратить кулачный бой, запрещенный Елизаветой.

Впрочем, между воеводами и агентами полиции, где таковые были, шла открытая и беспрерывная война. Эти агенты были подчинены центральной власти, а воевода считал себя полновластным хозяином в своей губернии. Разве уезд, где он царил, не являлся его собственностью? Он жил им. В 1760 г. воевода Коломны Иван Орлов окружил полицейскую канцелярию вооруженным конным отрядом, проник в нее с пистолетом в руках и, увидев кучу испуганных чиновников, принялся в них стрелять.

Незаметно было успехов, в особенности в провинциальных городах, и в отношении безопасности, чистоты и гигиены улиц. Мы видели, что происходило вблизи Кремля в Москве, когда Елизавета хотела в нем поселиться. В Петербурге с 1751 г. были произведены известные улучшения: некоторые рукава Невы были канализованы, очищены и снабжены благоустроенными набережными; Васильевский и Аптекарский острова были соединены с центром столицы посредством мостов, которые Петр Великий, в своей преувеличенной страсти к мореплаванию, запрещал строить. В 1755 г. начатая постройка нового Зимнего дворца начала придавать городу величественный вид. Но порядок и чистота оставляли желать многого. Постоянно возобновляемые предписания против слишком быстрой езды, частых свалок, криков, пронзительных свистков и ружейных выстрелов, всевозможных насилий и совместных купаний мужчин и женщин не производили, как и прежде, никакого действия. Правительство Елизаветы думало умерить эту неурядицу, запретив нищенство; но нищими являлись главным образом арестанты; тюрьма их по-прежнему не кормила, предоставляя эту заботу общественной благотворительности, вследствие чего она наводняла улицы Петербурга скорбными процессиями голодных арестантов, водимых на цепи. Состояние законодательства, юридической администрации и финансов не позволяло дочери Петра Великого порвать с этим обычаем, довольно варварским, но хитроумно экономическим.