Читать онлайн «История Петербурга наизнанку. Заметки на полях городских летописей». Страница 20

Особое внимание было уделено тогда личности убийцы, и выяснилось, что Леонид Васильевич Николаев за 15 лет сменил 13 мест работы, а весной 1934 года был исключен из ВКП(б) за отказ подчиниться партийной дисциплине. Потом исключение заменили строгим выговором, но и такое решение Николаеву оказалось не по нраву, он принялся писать жалобы во всевозможные инстанции. Сослуживцы характеризовали Леонида Васильевича как болезненного и неуравновешенного человека, а двоюродная его сестра сообщила, что вечер накануне убийства Николаев провел у нее дома, бегая по квартире с револьвером в руках.

В изъятых у Николаева бумагах обнаружились такие записи: «Я редко когда ошибался», «Как солдату революции, мне никакая смерть не страшна». В октябре 1934 года будущий убийца Кирова составил даже «политическое завещание», где сообщил: «Переживания, потрясения мои зашли слишком глубоко. Теперь пошел 3-й месяц, как я чувствую, что заживо погребен, я морально убит, вокруг меня создали неразрывную цепь клеветы, через которую я подняться, не минуя одного (смерти), снова не смогу…» А уже в ходе следствия Николаев говорил своим сокамерникам, что войдет в историю и «ему будут ставить памятники».

Это все – из материалов прокурорско-следственной бригады 1990 года, которая сделала однозначный вывод: Николаев совершил свое преступление в одиночку, по собственной инициативе. Есть еще и результаты исследований директора петербургского музея-квартиры С.М. Кирова Татьяны Анатольевны Сухарниковой, обнародованные в 2009 году, к 75-летию преступления. Изучив дневник Леонида Николаева, историк пришла к выводу: он действовал в одиночку. В интервью газете «Санкт-Петербургские ведомости» Татьяна Анатольевна рассказывала: «Поражает его личность – типичный маргинал, который рвался к руководящей партийной работе. А его уволили из института истории партии за отказ подчиниться партийной дисциплине. Но на завод идти он не хотел. Он уже ходил с портфелем! Тогда Николаев стал писать письма во все партийные инстанции, обличать своих врагов, даже Сталину написал. Но руководящей работы не получил. И так зациклился на этом, что решил мстить».

В общем, как ни крути, версия об убийстве Кирова Сталиным не выдерживает критики. Зато использовал это событие Иосиф Виссарионович и вправду эффективно. Вначале вместе с Николаевым были казнены еще тринадцать человек – за то, что якобы помогали ему в контрреволюционной деятельности. А потом начались «кировские потоки», когда тысячи людей были выселены из Ленинграда. И стал раскручиваться маховик страшных массовых репрессий, позволивший вождю вычистить партийные ряды и небывалым образом укрепить свою личную власть.

Вот в чем Сталин повинен вне всякого сомнения.

А огурчики с помидорчиками оставим для частушек.

Попробуйте в любой из крупных поисковых систем Интернета задать такое словосочетание: «900 дней и ночей». Результатом станут сотни тысяч ссылок на страницы, содержащие рассказы или упоминания о героической блокаде Ленинграда. Кажется, не только граждане России, но и иностранцы знают: эта осада, равных которой не было в мировой истории, длилась ровно 900 дней и ночей.

Именно эта цифра запечатлена на знаке «Жителю блокадного Ленинграда». То же в названии литературно-художественного и документального сборника, посвященного героической обороне Ленинграда: «Девятьсот дней». А вот слова советского поэта Николая Семеновича Тихонова в предисловии к альбому блокадных фотоснимков: «Весь мир знает бессмертный подвиг Ленинграда, совершенный им в годы Великой Отечественной войны, про битву, которая длилась девятьсот дней и кончилась разгромом фашистов под Ленинградом».

Можно привести еще множество примеров, когда скорбная и магическая цифра 900 употребляется в летописях блокады. Читаю Даниила Александровича Гранина, его статью об истоках знаменитой «Блокадной книги»: «Это была эпопея страданий человеческих. Это была история не девятисот дней подвига, а девятисот дней невыносимых мучений». Или вот вижу знаменитую надпись на доме № 14 по Невскому проспекту: «Граждане! При арт-обстреле эта сторона улицы наиболее опасна». Под этой надписью находится мемориальная доска: «В память о героизме и мужестве ленинградцев в дни 900-дневной блокады города сохранена эта надпись».

Везде 900.

Магия и убедительность этой цифры такова, что современные авторы пускаются в рассуждения: «Даже само это число – круглое в математической терминологии – заставляет испытывать некий мистический трепет. Как странно и жутко – ни днем меньше, ни днем больше» (статья 2009 года – не петербургская, правда, а тверская, в еженедельнике «Афанасий-биржа»).

Но возьмем теперь на вооружение элементарную математику. История Великой Отечественной войны изучена хорошо и летопись ленинградской блокады тоже, а потому всякому грамотному человеку известны ее ключевые даты. Замкнулось вражеское кольцо вокруг Ленинграда 8 сентября 1941 года, когда вражеские войска вышли к Ладожскому озеру, захватив Шлиссельбург. Прорыв блокады случился 18 января 1943 года, когда на окраине Рабочего поселка №1 встретились воины Ленинградского и Волховского фронтов. Полное освобождение Ленинграда от блокады состоялось 27 января 1944 года, и этот день вписан в память каждого жителя города как один из главных наших исторических праздников. Наравне с Днем Победы. Это наш, ленинградский День Победы.

А теперь займемся несложными подсчетами. Остаток 1941 года с момента начала блокады до 31 декабря – это ровным счетом 115 дней. Годы 1942-й и 1943-й, оба не високосные, учитываем целиком: 730 дней. В 1944 году блокадных дней было только 27. Осталось просуммировать: 115 + 730 + 27 = 872.

Еще раз прописью: восемьсот семьдесят два, с учетом первого и последнего блокадных дней. И ни днем больше.

Вот такой подсчет. Это значит, что общеизвестное число «900» больше реальной ленинградской блокады на целых 28 дней – считай, на месяц. Не самый удачный подарок людям, спасшим свой город от вражеского нашествия.

Отчего же некруглое число «872» уступило место круглому «900»?

Логика решения, думается, ясна из самого вопроса. Это логика пропагандиста, которому легче и эффектнее оперировать круглыми числами. Запомнить «900» куда проще, чем «872», да и звучит такое число внушительней.

Кому пришло в голову такое решение? А вот на этот вопрос ответить сложнее: документальных свидетельств на сей счет не сохранилось. Но предложение высказать можно.

Начну с того, что всего через несколько дней после снятия блокады, 3 февраля 1944 года, великий блокадный поэт Ольга Федоровна Берггольц написала посвященную этому торжеству статью «В Ленинграде тихо», где говорилось: «Быть может, только теперь, когда в городе стало тихо, начинаем мы понимать, какой жизнью жили мы все эти тридцать месяцев».

Тридцать месяцев – подсчет столь же округленный, сколь и 900 дней, блокадных месяцев было примерно двадцать девять. Но именно от тридцати месяцев – всего один шаг до девятисот дней, и совершается он простым умножением тридцати на тридцать. И уже в апреле 1944 года Ольга Берггольц писала в стихотворении «Второй разговор с соседкой»:

Вот они, наши 900! Вполне можно предположить, что именно это стихотворение Ольги Федоровны положило начало широкому распространению этого числа, этого образа. А когда летом 1944 года работники ленинградского радио решили создать масштабный «радиофильм», посвященный блокаде – с документальными записями бомбежек, инсценировками, стихами той же Берггольц и музыкой Дмитрия Дмитриевича Шостаковича, – назвать его было решено «900 дней».

Радиофильм этот впервые прозвучал в эфире 27 января 1945 года, а потом многократно повторялся. Наверное, он тоже внес свой вклад в то, чтобы словосочетание «900 дней и ночей» стало каноническим. А потом были и стихи Михаила Александровича Дудина, и Зеленый пояс Славы с рощей из девятисот берез близ памятника «Цветок Жизни», и памятник Героическим защитникам Ленинграда на площади Победы, где по краям «разорванного кольца» бронзой обозначены слова «900 дней» и «900 ночей», а по периметру подземного Памятного зала проходит бронзовая лента со светильниками, которых ровно 900.

900.

Но повторю еще раз: блокадных дней и ночей было 872.

Без Дмитрия Дмитриевича Шостаковича и его музыки не может обойтись ни один обстоятельный рассказ о блокаде. Ленинградская симфония вошла в сокровищницу мировой музыки, а фотография композитора в пожарной форме и каске, дежурящего на крыше Консерватории, облетела весь мир. Ее даже использовали в обложке одного из июльских номеров популярнейшего американского журнала Time за 1942 год.