Читать онлайн «Цивилизации Древнего Востока». Страница 67

В отношениях между Божественным и человеческим Израиль занимает особое положение. Бог трансцендентален и непознаваем, – а значит, царь Израиля не может выступать в роли посредника. Вообще, разве возможно посредничество между двумя столь разными планами существования? Только верность и преданность Богу могут обеспечить гармонию мира. Таким образом, снижение естественного и человеческого планов существования по отношению к Божественному, характерное для Израиля, логически ведет к снижению позиции царя. Более того, институт монархии возникает только в особых политических обстоятельствах и всегда рассматривается с антипатией или, в лучшем случае, принимается как необходимое зло.

Постепенный ход исторических событий отмечает также стадии развития общества от самых примитивных условий до более продвинутых и организованных. В этом смысле Древний Восток – отражение долгой и непрерывной трансформации, важнейшие моменты которой неразрывно связаны с поворотными пунктами истории.

Вначале мы можем говорить о жизни пещерного человека, о ее бродячей нестабильности, о добывании пищи путем сбора естественных продуктов и иногда охоты. Затем появились первые селения, а с ними примитивные орудия для зарождающегося сельского хозяйства и одомашнивания животных; одним словом, переход к оседлому образу жизни.

Затем возникают города. Последние исследования подтверждают, что города, вне сомнения, существовали в некоторых районах задолго до начала письменной истории. Но правда также и то, что в других районах начало истории четко связано с возникновением городов или «урбанистической революцией». Городское сообщество и государство придают производству потребительских вещей коллективный характер, возникает профессиональная специализация: помимо крестьян, появляются торговцы, чиновники, воины, жрецы. Теократическая монархия – центр, к которому тяготеют все эти категории людей.

Но эти категории пока в меньшинстве. Около двух тысяч лет – большую часть своей истории – цивилизация Древнего Востока живет в медном или бронзовом веке. Это относительно редкие и дорогие металлы, пользоваться ими в виде оружия или инструментов могут только представители ограниченной политической и религиозной элиты. Огромное большинство граждан исключено из этой категории, они не участвуют в определении курса общественной жизни, у них мало прав и еще меньше возможностей. Невозможно переоценить тот факт, что историю и цивилизацию Древнего Востока в значительной части определяла именно ограниченная элита, за которой стояла аморфная людская масса, в жизни которой огромную роль играло рабство.

С началом железного века, то есть примерно с 1200 г. до н. э., использование металлов ширится. Вследствие этого возникает и начинает расширяться средний класс. Ближе к концу древне-восточной истории появляется денежное обращение, что резко стимулирует развитие торговли, особенно розничной. В самом конце нашего периода появляются банки и начинает развиваться финансовая система. Но в этот момент вмешивается классический мир, и время древне-восточной цивилизации заканчивается.

Как мы уже говорили, развитие элементов и средств материальной культуры оказывает на ход истории заметное влияние. Так, наступление металлической эры совпадает с началом письменной истории; появление железа – с вторжением людей моря; в каждой фазе истории именно материальные элементы и орудия (к примеру, семитский лук и стрелы или стремительная военная колесница горных народов) определяют развитие событий.

Тем не менее нам представляется, что в общем ходе событий курс цивилизации на Древнем Востоке определялся концепциями и отношениями духовного характера.

Первое и главное из них – религия, которая определяет и интерпретирует все стороны жизни без исключения. Более того, каждая сторона жизни формируется и мотивируется в соответствии с религией. Именно единство религиозной веры снова и снова появляется в древне-восточных цивилизациях как доминирующий, самый главный мотив. Это мера всех вещей, равных которой вы не найдете среди других цивилизаций древности: нам придется добраться до Средневековья, чтобы обнаружить нечто подобное в нашем собственном мире. Возьмите, к примеру, правовые институты: религиозное и светское законодательство слиты воедино и никак не разделяются; мало того, человек Древнего Востока не увидел бы никакого смысла в их разделении, поскольку источником того и другого является одна и та же власть. Это же можно сказать в отношении науки: астрономия и астрология развиваются как единый организм; никто не видел ни смысла, ни нужды разделять их. То же в искусстве: это служанка религии, Ближний Восток не знал свободного художественного творчества, искусства ради искусства. «Отдайте Цезарю цезарево, и Богу Богово» – такой мудрости не было места на Древнем Востоке.

Но даже в этих обстоятельствах было бы поверхностно не рассмотреть абсолютное господство религии, которое мы только что постулировали, более подробно и конкретно; возможно, придется наложить на это утверждение некоторые ограничения. Возможно, никто не сформулировал так хорошо эту проблему, как немецкий ученый Х. Шмёкель. Рассуждая о верованиях шумеров, он задался вопросом: что думал крестьянин, которого постоянно отрывали от плуга и заставляли рабски трудиться на сооружении храмов? Что думал царь Лугальзаггиси, когда завоеватель Саргон посадил его в клетку перед храмом того самого бога, который ранее через своих жрецов даровал ему власть над шумерами? Этого мы не знаем и, скорее всего, никогда не узнаем. Другими словами, нам известна лишь религия ограниченного правящего класса – официальный государственный культ; о религиозном мире остального народа – громадного большинства его – мы можем узнать очень и очень мало.

Все это правда. Но можно в ответ указать на рассказ Геродота о паломниках, которые толпами собирались в ладьи и плыли на праздник в Бубаст с музыкой и песнями. Или напомнить о празднике в Папремисе, когда паломники лупили друг друга палицами, разыгрывая на городских улицах сражения богов. Дело в том, что вопрос нужно формулировать иначе: мы не знаем, до какой степени отдельные люди были вовлечены в религиозную жизнь, это правда; но правда и то, что официальная религия была тесно связана с народными верованиями – питательной средой для официального курса всегда служат традиционные религиозные чувства народа.

Анализ древне-восточных религий позволяет выделить моменты и концепции, которые пронизывают и определяют их от начала до конца. Во-первых, религии эти в основе своей натуралистичны и основаны на поклонении космическим силам. Небеса, земля и вода обожествляются, одухотворяются и ставятся на первое место; человек занимает более скромное положение. Божественность приписывается также звездам, которые определяют ход жизни во Вселенной. Характерные черты божественных сил создаются по образцу человеческих: макрокосм подгоняется под микрокосм, и боги любят, ненавидят и совершают ошибки. Так у сверхчеловеческого мира появляется своя последовательность событий, своя история, призванная в первую очередь объяснить происхождение Вселенной и всего, что в ней есть, ее законов и судеб. Речь идет о мифологии. Мы встречали разные типы мифов: мифы о сотворении мира; о происхождении труда; о жажде бессмертия; о путешествиях в иной мир. Но один миф возвышается, как башня, над всеми остальными сюжетами: это растительный цикл, воплощенный в фигуре умирающего и воскресающего бога; часто в нем присутствует также богиня-мать, символ плодородной земли.

Но миф на Древнем Востоке не имеет собственной независимой жизни. Прежде чем принять литературную форму, он используется в богослужениях и всевозможных священных обрядах. Действия богов представляются не как фантастические истории, а как реальные происшествия; к ним присоединяются действия людей, которые решительным образом оживляют и обновляют древние сюжеты. Особенно хорошо можно проследить взаимодействие мифа и обряда в двух центрах древне-восточной цивилизации – в Египте и в Месопотамии. Религиозная жизнь и обряды приспособлены к смене времен года и сельскохозяйственных сезонов. Доминирует здесь картина увядающей и расцветающей природы, умирающей и вновь оживающей растительности. Но между двумя центрами существует глубокая разница, которую мы можем определить как разницу в настроении и которая берет начало непосредственно в разных представлениях о том, как управляется Вселенная. В Месопотамии, где царь – всего лишь человек, ни один обряд не обходится без тревоги и страха, без метаний между радостью и болью: никогда нельзя быть уверенным, что человек правильно понял волю богов и действует в строгом соответствии с ней. В Египте, где царь – одновременно бог, ритуал строится на куда более прочной основе: все хорошо, иначе и не может быть. Надо ли напоминать, что в основе этой разницы отношений лежит разница условий существования в двух землях? Месопотамия открыта для вторжения со стороны гор и пустыни и зависит в своем существовании от неверных дождей и непредсказуемых рек; Египет отрезан от остального мира и защищен пустыней, а разливы Нила, хотя и различаются по интенсивности и качеству, никогда не подводят.