Читать онлайн «Тринадцатый знак». Страница 31

Все еще больше осложнилось, когда нация с богатейшим культурным наследием, давшая миру Гете, Бетховена, Гегеля, Баха, Гейне, погрузилась в черную оргию демонического разрушения. Можно, конечно, найти этому социально-экономические и политические объяснения, усматривать в появлении нацизма последствия несправедливого Версальского договора, экономической депрессии, безработицы. Эти факторы и в самом деле играли очень важную роль, но решающим видится все же иное: нацизм подогрел религиозный импульс немецкого народа, найдя в людях эмоциональный отклик, объединив их умы и сердца.

После Римской империи третий рейх стал первым государством Запада, основанным прежде всего на единстве веры, где сложилось своего рода общее космовидение, а его лидер воспринимался не только политиком, но и "колдуном", взывавшим к чувствам, нервам и подсознанию в человеке. Не случайно методы оказания психологического воздействия в гитлеровской Германии по форме мало чем отличались от церковных: хоры, эзотерическая риторика, игра звуками, цветом, светом... Партийные съезды в Нюрнберге проходили как театрализованные представления на манер религиозных фестивалей в Древней Греции. Речи фюрера содержали банальности, но в них, точно бой барабанов, ритмично бился пульс и гипнотизировал толпу, ревевшую в экстазе: "Нам не нужны священники. Мы можем связываться с Богом через Адольфа Гитлера!"

Нацизм, несомненно, дал миллионам немцев, итальянцев, испанцев новое представление о смысле жизни, освободил их от докучавшей неопределенности. Одно-временно и другие народы также обрели собственный смысл существования в подавлении силой фашистского монстра, воплотившего в себе варварство массового психоза. Вторая мировая война стала самой осмысленной из всех войн, правда, для этого осознания понадобились крематории лагерей смерти. Она же укрепила недоверие к любым пророкам и абсолютам, за исключением одного - веры в технический прогресс, ибо нацизм был раздавлен именно превосходящей техникой и материальной силой.

Любая религия жизнеспособна, если опирается на доверие к ней верующих. Отцы церкви прекрасно знают об инстинктивной потребности людей в абсолюте. Между доверием и властью тоже сложилась неразрывная связь, и, дабы завоевать доверие, политики сегодня начинают апеллировать уже не к насилию, а к здравому смыслу, обещая удовлетворить потребности людей, включая и потребность в сомнении и критическом отношении к происходящему.

Два тысячелетия после рождения Христа не сделали мир безопаснее, нас самих - гуманнее, наши дейст- вия - более ответственными и зрелыми. Возложенные на нас Иисусом надежды не оправдались, чувство вины мы продолжаем перекладывать на других с иной верой. Крушение идолов и догматов, которыми изобилует сегодняшняя жизнь, словно напоминает: на свет еще не родился человек, который всегда был бы прав, и каким бы авторитетом ни пользовались государственные деятели, любое их откровение нуждается в глубоком анализе, ибо провозглашаемые идеи - тоже результат синтеза предубеждений, страстей, симпатий, предрассудков с крупицами истины и попытками выбраться из плена иллюзий. Видимо, самое разумное, что может дать людям государство, это обеспечить экономическую и социальную защиту, все остальное должно свершаться преимущественно их собственными усилиями.

Любой социально-экономический эксперимент ставит перед собой задачу перемен к лучшему, весь вопрос - как экспериментировать, чтобы издержки не превалировали над достижениями, и, наконец, кто будет нести ответственность за провалы: авторы экспериментов еще при своей жизни должны расплачиваться за содеянное, ибо безнаказанность вряд ли служит гарантией прорыва общества в новое, более совершенное качество. Одно-временно процесс демократизации даже в странах с уже накопленным позитивным опытом не должен останавливаться, так как это влечет за собой потерю не только чувствительности на постоянно обновляющийся мир, но и готовности людей отказаться от изжитых, обанкротившихся представлений.

Где еще эгоизм человеческий воплощается столь сильно, как не в политике. Отбросив декларируемые высокие стремления политических лидеров, присмотримся повнимательнее к ним самим - и сразу обнаружится, что их беспокоит лишь одно: как захватить или удержать власть. Многие упорно стремятся к известности, жаждут прославить свое имя с тем, чтобы оно осталось в истории отечества, а если удастся, то и в мировой, игнорируя в делах морально-этические принципы, особенно ради того, чтобы добиться политической выгоды для себя и своих сторонников. Даже независимо от личного желания того или иного государственного деятеля, стремление к установлению более справедливого общественного устройства отходит у него на второй план, уступая жажде обладать властью и теми благами, которые она предоставляет.

С помощью науки психологии исследуются нынче важнейшие проблемы бытия. Тогда почему бы не только с помощью безжалостной "бритвы Оккама" не "потормошить" политику "палкой о двух концах", как называл психологию Достоевский? Ведь и в политике главное - во что верит человек и можно ли верить до конца самому человеку, если даже в его собственной душе нет предчувствия исхода схватки между добром и злом. Страдание, любовь, корысть, месть соседствуют в политике. Есть в ней и то, что отражает раздвоенность природы человеческой, обнаруживает изначальное свое-волие личности, ее немотивированные поступки, стихию души, диктат рассудка и подмеченное еще Достоевским обыкновенное человеческое чувство некоторого удовольствия при чужом несчастье.

В увлекательном труде историка Эльберта Гиббона "Падение и распад Римской империи" можно отыскать наглядные примеры разложения общества, когда потеряны главные нравственные ориентиры - вера, мораль, а жизненным стимулом становятся страсть к наживе и телесные наслаждения, когда все идет на продажу, отношения между людьми ограничены холодным расчетом, сведением личных или политических счетов. Авгуры Римской империи, наверное, продолжали свои заклинания со столь же отчаянным упорством, сколь и бесстыдной убежденностью в безнадежности увещеваний, презирая людей за потерю веры в язычество. Но надо отдать им должное - у священников того времени не существовало раз и навсегда установленных доктрин и, в отличие от нынешних идеологов, они искусно подгоняли свои теории под текущие политические интересы.

Историю, как и политику, называют наукой, хотя в них обеих слишком достаточно проявляются человеческое своеволие и самонадеянность. Похоже, единственное, что делает неразрывной связь времен, это уроки истории и политики, какие бы искажения и небылицы ни вносили в них летописцы. И у нас, и за границей не прекращаются споры по поводу того, что представляют собой подобные уроки, однако вырисовываются и какие-то "общие знаменатели". Из них наиболее убедительными признаются, по крайней мере, три.

Подлинная демократия невозможна, если не познана глубоко природа человека и не достигнута зрелость в умении управлять хотя бы своей жизнью и самим собой. Испокон веков власть захватывали не только силой, вероломством, жестокостью, но, когда это требовалось, то и скромностью, смирением. И всегда оказывалось, что на смену старым призракам приходили новые, вызывая поначалу энтузиазм, а потом озлобление и неверие.

Стоит ли поэтому удивляться, что и мы, барахтаясь в бурном потоке истории на одной шестой части земной суши, в отчаянии подпадали под влияние "революционных лидеров", оказывавшихся на поверку заштатными диктаторами или беспомощными марионетками, которые время от времени, подобно авгурам Древнего Рима, расправляли свои морщины, накладывали румяна на притворно улыбающееся лицо, а цвета знамен, которыми они прикрывались, служили им лишь бутафорией.

Не хочу и не могу утверждать ничего безоговорочно. Это лишь моя версия, и патента на ее безгрешность, как впрочем и на все другие, выдать некому - просто такого бюро не существует.

III

По тайной казенной и иной надобности

Версия девятая

ЧЬЯ ЖЕ РУКА ГРЕЕТ БОЛЬШЕ?

Зная, что тайные мысли свойственны всем людям, мы, по-моему, должны быть очень терпимы и к себе, и к другим. Относиться к ним с юмором, да и самих себя не принимать слишком серьезно.

Уильям Сомерсет Моэм

Вероятно, совсем не обязательно быть знатоком природы человеческой, чтобы обнаружить ее неразрывную связь с тайнами земли и неба. Человек и тайна всегда шли рука об руку, скованные невидимой цепью. Словно призрак, сопровождает нас тайна рождения и смерти, да и сами мы остаемся загадкой с нашей крылатой Психеей и действом, называемым жизнью.

Новейшие открытия в молекулярной биологии обогатили науку важными данными о механизме строения всего живого, но не раскрыли тайны возникновения жизни. Продолжаются и рассуждения на тему, что жизнь, мол, возникает, если создаются необходимые условия. Однако каковы именно эти условия, никто назвать точно не может. Пастер, например, считал, что живая материя появилась под влиянием некоего космического фактора поляризованного солнечного и лунного света, вращения Земли, ее магнитного поля, электрозарядов в атмосфере и прочего, о чем мы пока даже не догадываемся. Результаты научных изысканий по-прежнему при желании без труда совмещаются с библейскими сказаниями о сотворении мира и внесении Создателем порядка и целесообразности во все сущее. Проблему возникновения жизни на Земле еще ожидает новый синтез идей и данных практически во всех областях науки - от молекулярной биологии до космологии. Хотим мы того или нет, остается в силе и версия о земном "зоопарке", устроенном инопланетянами с известной только им целью. Одна из Тайн!..