Читать онлайн «Три года без Сталина. Оккупация: советские граждане между нацистами и большевиками. 1941-1944». Страница 37

Сразу же по указанию немцев здесь было образовано самоуправление, возглавили которое назначенный старостой К. П. Воскобойник и его заместитель Б. В. Каминский, бывшие политзаключенные, имевшие все основания негативно относиться к советской власти и существовавшему в СССР режиму. Последний, получив документы на эвакуацию, ими не воспользовался, оставшись в Локте ждать прихода немцев. С приходом оккупантов в руках К. П. Воскобойника и Б. В. Каминского оказалось сосредоточенным как гражданское, так и военное руководство местным отрядом самообороны, названным народной милицией[729].

Дошедшие до нас документы НКВД дают основания сделать вывод о неадекватности ситуации, сложившейся накануне войны в Локте и близлежащих районах. В документах отмечается наличие сильных антисоветских настроений среди местного населения и высокая концентрация антисоветски настроенных элементов в местных советских и даже партийных органах. Так, в докладной записке начальника штаба партизанского движения на Брянском фронте старшего майора ГБ Матвеева сообщается о сильных антисоветских настроениях крестьян, засоренности партийных и советских организаций «чуждым элементом», а также что в период войны «по сравнению с соседними районами Брасовский район дал из числа партийно-советского актива относительно меньший процент партизан и относительно больший – предателей»[730].

Одной из причин этого является специфика дореволюционного быта локотского населения. Являясь собственностью великого князя Михаила Александровича Романова, локотские земли отличались, по оценке ряда авторов, огромным богатством[731]. Жизненный уровень местного населения, по оценке С. И. Дробязко, в XIX – начале ХХ века был гораздо выше уровня большинства российских крестьян[732]. Для локотян, не познавших ни крепостного права, ни послереформенного разорения, коллективизация и система колхозов стали не вторым, а первым крепостным правом. В уже цитировавшейся записке Матвеев отмечает наличие враждебности крестьян к советской власти, сохранявшейся на протяжении всех послевоенных лет, что, по его мнению, «нисколько не способствовало большевизации района»[733]. В мемуарной литературе также отмечены антисоветские настроения большей части местного населения[734].

Интересны слова той же записки Матвеева о том, что с началом оккупации в Локоть вернулись десятки раскулаченных и высланных в период коллективизации, и, предчувствуя конец советской власти, «уже присматривались к бывшей своей собственности, прикидывая, во что обойдется ремонт жилого дома, каким образом использовать «свою» землю, выгодно ли восстановить мельницу и т. д.»[735]

Из этой же записки можно сделать вывод, что накануне прихода немцев сложившаяся в Локте ситуация вышла из-под контроля местных советских органов. Матвеев сообщал, что «эвакуируемые семьи партийного и советского актива провожались под свист и недвусмысленные угрозы со стороны распоясавшейся антисоветчины, а часть сотрудников учреждений упорно избегала под различными предлогами эвакуации»[736]. В той же записке поселок Локоть назван «политическим центром контр революции»[737]. Однако составители записки пытаются, насколько это возможно, ретушировать сложившуюся в Локте необычную ситуацию, простодушно называя Локоть «резиденцией кучки предателей»[738]. А согласно справке Украинского штаба партизанского движения, «в первые дни оккупации в селах Орловской области всплыл на поверхность весь антисоветски настроенный элемент – кулаки, подкулачники, люди, в той или иной степени чувствовавшие себя обиженными. Среди них была и часть сельской интеллигенции – учителя, врачи. Этот народ по-своему воспринял пришествие немцев, подбивая и остальной неустойчивый элемент села принять новый порядок как истинно народный, свободный от притеснений коммунистов»[739].

Описывая сложившуюся в области на тот период ситуацию, начальник Орловского НКВД К. Ф. Фирсанов пишет, что здесь «стала всплывать на поверхность всякая нечисть: троцкисты, меньшевики, правые эсеры, кулаки и бывшие купцы. Кое-где появились доставленные немцами с эмигрантской свалки помещики. Вся эта немногочисленная, но очень озлобленная и грязная свора была верной опорой и лакеями фашистов… Вся эта нечисть стала искать формы, чтобы объединиться и придать себе политическую окраску»[740]. Руководителя созданного здесь вскоре самоуправления Воскобойника тот же автор называет «помещичьим отпрыском», а его заместителя Каминского – «бывшим троцкистом»[741], хотя к помещичьему классу Воскобойник не имел никакого отношения, равно как и Каминский – к троцкизму.

Упомянутый старший майор госбезопасности Матвеев, характеризуя коллаборационистский контингент Орловской области, в своей докладной записке на имя заместителя начальника ЦШПД Сергиенко от 30.11.42 пишет, что на службу во вспомогательную полицию «шли исключительно отъявленные враги советской власти: кулаки и их дети, лица, репрессированные органами советской власти за различные преступления, а также уголовный элемент»[742]. В подтверждение своих доводов Матвеев приводит автобиографию некоего Н. Е. Медведева, подавшего в Речицкую волостную управу заявление о приеме в полицию: «Отец мой до революции занимался земледелием, имел 2 хаты, 2 лошади, одну корову, сад. В 1932 году моего отца раскулачили, и по суду он был осужден на 2 года тюремного заключения. В 1934 году прибыл в дер. Дорогинь, где вступил в колхоз со своей семьей в количестве 7 душ и проработал в колхозе три года, а потом в 1937 году моего отца взяли под стражу НКВД, где его судила Тройка за контрреволюцию и присудила к тюремному заключению на 10 лет»[743].

Таким образом, упомянутые источники указывают на две причины, вызвавшие к жизни коллаборационистские настроения локотян: политический мотив, порожденный негативным отношением значительной части населения к советской власти, и наличие большого количества уголовного элемента.

В то же время анализ сохранившихся документов позволяет поставить последнее под сомнение. Просмотр личных дел, автобиографий, характеристик сотрудников Локотского самоуправления, иных созданных в пределах округа структур, бойцов и командиров созданной из местного населения Русской освободительной народной армии (РОНА) не дает основания согласиться с выводами вышеприведенных донесений НКВД о преобладании в среде коллаборационистов Локотского округа уголовного элемента[744].

Возглавившие самоуправление Воскобойник и Каминский относились к местной интеллигенции, обладали большими организаторскими способностями. В частности, Воскобойник относился к категории «незаменимых общественников», стремился быть на виду при проведении различных кампаний, участвовал в ряде общественных организаций в лесохимическом техникуме, где работал преподавателем физики[745]. Можно предположить, что Воскобойник и его заместитель Каминский пользовались определенным авторитетом среди местного населения, в первую очередь – интеллигенции.

Помимо Воскобойника и Каминского в утвержденное оккупантами 16 октября 1941 г. управление Локотской волости вошел практически весь срез местной интеллигенции. Так, занявший пост гражданского заместителя бургомистра С. В. Мосин до войны был заведующим Брасовским районным отделом народного образования, директором школы, ранее исключался из ВКП(б), отбыл полтора года тюремного заключения за «контрреволюционные действия»[746], ставший бургомистром Брасовского района М. И. Морозов – бухгалтером Брасовского райпотребсоюза, начальник планового отдела Локотского округа М. В. Васюков – председателем Брасовского райплана, старший юрист юридического отдела С. Н. Павлюченко – председателем Брасовского райисполкома, староста поселка Локоть В. И. Королев – членом ВКП(б), директором швейной мастерской и членом ВЦИК в 1929–1934 гг., командир Суземской роты самообороны К. Терешкин – председателем колхоза «Авангард»[747]. Несколько выделялся лишь начальник Брасовской районной полиции Р. Т. Иванин, который в упомянутой докладной записке Матвеева и Быстрова характеризовался как «разложившийся тип, пьяница, время от времени разнообразивший скуку провинциальной жизни судимостями и отбыванием нака зания за хулиганство, жульничество и тому подобных»[748]. В свете этого утверждение начальника Орловского НКВД К. Ф. Фирсанова о «нечисти» и «грязной своре» представляется сомнительным. Столь же несостоятельно и голословно его утверждение о локотских коллаборационистах как о «добровольцах из кулаков, воров, хулиганов и т. п. «борцах за идею», практически знакомых со всеми без малого статьями уголовного кодекса»[749].