Читать онлайн «Офицерский корпус Добровольческой армии: Социальный состав, мировоззрение 1917-1920 гг». Страница 15

Союз офицеров по праву должен считаться самой массовой и авторитетной организацией, так как создавался путем простой централизации уже самовозникших на местах так называемых «офицерских комитетов» (и отдельных объединений чинов Генерального Штаба)[237] — противовеса Советам солдатских депутатов. Союз состоял из отделений «в штабах армий, корпусов, дивизий и в каждой отдельной части», а также в округах.[238] Центральным органом был Главный комитет Союза в Могилеве, где председательствовал полковник Л. Н. Новосильцев. Большинство из 12 его членов не принадлежало к старшему офицерству,[239] что похоже на тактический ход — демонстративное дистанцирование от «старого режима».

Наличие достаточно серьезной силы, включившей почти все фронтовое офицерство, соединяясь с острым недовольством правительством, толкнуло Алексеева, по утверждению Керенского, к началу обширного заговора.[240] Разумеется, министр-председатель выстраивал свою версию, нередко искажая факты и их толкование. Но данное заявление, скорее, выбивается из его схемы и подтверждается обстановкой тех дней. Не случайно новый Верховный Главнокомандующий Брусилов — креатура Керенского — не посвящался в детали работы Главного комитета. Параллельно с официальной линией отделов и подотделов Союза офицеров налаживалаа негласная связь через созданные в каждой дивизии «пятерки», состоявшие из представителей полков — по одному от полка.[241] Вероятна такая же система на уровне корпусов и выше, усиливавшая как централизацию, так и конспирацию.

В противоположность Корнилову, не «вождь», а «организатор», признанный крупный штабной стратег,[242] Алексеев скрытно, но последовательно метил в диктаторы и сделал серьезные шаги для этого.

После назначения Верховным Главнокомандующим Корнилова Союз офицеров начал сотрудничество с ним. Уже в первой половине августа появились аналогичные казачьим и георгиевским по смыслу и превосходящие их по остроте заявления: корниловские «требования, направленные к оздоровлению армии, мы будем отстаивать хотя бы нашей кровью».[243] Получив отлаженную структуру, Корнилов использовал помощь чинов Главного комитета, в частности, при вызове офицеров на «бомбометные курсы».[244] Полковники Лебедев и Сидорин прибыли в Петроград и вошли в контакт с тайным «обществом самообороны» графа Палена, уже сформировавшим несколько негласных офицерских дружин. Общество экономического возрождения России и Республиканский центр совместно выделили Корнилову от 300 тыс. до 800 тыс. руб.[245]

Исследования, в том числе и современные, имеют крупный недостаток: сосредотачивая внимание на Корнилове, выпускают из поля зрения Алексеева или не видят их взаимосвязи. Между тем пути двух кандидатов в диктаторы не могли не пересечься.

Бесспорно, Алексеева беспокоил рост корниловской популярности и активности и в целом, и особенно в среде его детища — Союза офицеров. Использование Верховным Главнокомандующим: Союза повышало шансы Корнилова на победу и одновременно означало крах алексеевских расчетов на диктаторство. Вспомним, что Алексеев давно неприязненно относился к «выскочке» Корнилову, менее чем за год взлетевшему от командира корпуса до Верховного! Главнокомандующего и обошедшему старого служаку в получении ордена Св. Георгия 3-й ст. В марте Алексеев сильно противился назначению Корнилова командующим Петроградским военным округом, а в апреле угрожал отставкой в ответ на планировавшееся назначение его командующим Северным фронтом, соглашаясь выделить лишь номерную армию.[246]

Несколько необычной, но логичной, последовательной и косвенно подтвержденной источниками версией будет следующая.

Информация о готовящемся на рубеже августа-сентября большевистском выступлении в Петрограде поступала к Корнилову от Сидорина, который при этом продолжал встречи и консультации с Алексеевым. Но в действительности восстание в тот момент еще не назрело, иначе заговорщики не планировали бы провокацию «уличного бунта» людьми Сидорина же.[247] (Утверждение Керенского о поддержке Верховного Главнокомандующего Алексеевым противоречат его же словам о том, что они были главными соперниками.) Принимая тезис о ложности сообщения группы Сидорина, нетрудно допустить умышленную дезинформацию с подачи Алексеева. Присоединение внутренней угрозы к кризису фронта провоцировало Корнилова на выступление. И тот же Алексеев, узнав о получении из Ставки приказа о начале «выполнения инструкций», приказал (!) Сидорину не исполнять его и даже угрожал в противном случае самоубийством.[248] Позднее корниловские сторонники недвусмысленно заявили: «Офицерские организации Петрограда вследствие бездарности и пассивности вождей не сделали даже попытки выступить, что имело бы громадные последствия, ввиду полной растерянности и панического настроения гарнизона».[249] Действительно, их бездействие, сохранившее порядок в столице, оставило правительству одного врага — Корнилова — и опровергло заявления последнего о большевистской опасности.

Более того, Алексеев обратился к уже выступившему на столицу Крымову с сообщением о полной стабильности обстановки в городе, прося «остановить войска и самому немедленно прибыть в Петроград».[250] И произошло невероятное: Крымов, никоим образом не подчиненный «военному советнику Временного правительства», преступил приказ прямого начальника — Верховного Главнокомандующего — и подчинился полученной «просьбе». Горячий сторонник «жестокой расчистки» неожиданно потерял всю решительность.

Необъяснимое поведение Крымова становится понятным, если вспомнить и о его соперничестве с Корниловым, когда тот не согласился с его весенним планом. Срабатывал принцип «соперник моего соперника — мой союзник». Данный нюанс также доказывает сильный параллельный авторитет Алексеева как заговорщика. Его просьба в сочетании с антикорниловской пропагандой Советов в войсках, фактически брошенных командиром корпуса (что облегчило ее) принесли победу правительству. При явном дилетантизме Корнилова как заговорщика[251] его поражение стало закономерным. По сути выдав, «подставив» соперника, Алексеев отбросил его назад. Неясная смерть Крымова тоже была ему на руку как выразился начальник Туземной конной дивизии, «теперь все концы в воду».[252] Лавр Георгиевич наверняка знал или позже узнал обо всем этом, ибо, как свидетельствовал хорошо информированный современник, «не мог никогда простить Алексееву его роли в деле его, Корнилова».[253]

Именно Алексееву 28 августа Милюков, близкий к панике из за вначале казавшегося столичным кругам несомненным успеха Корнилова,[254] предложил кресло премьера; то же посоветовал Керенскому Некрасов, мгновенно вылетевший за это из правительства.[255] Реализация означала бы полную алексеевскую победу — диктатуру законным путем или, по крайней мере, с видимостью преемственности. Но Керенский, чувствовавший себя триумфатором, не собирался уступать власть.

Г. З. Иоффе, не ссылаясь на источник, утверждает предложение министром-председателем Алексееву верховного главнокомандования. Однако встреча генерала с Керенским 30 августа происходила при единственном свидетеле — представителе Земгора, заместителе начальника штаба Верховного Главнокомандующего по гражданским делам В. В. Вырубове, не оставившим воспоминаний. Сам Керенский писал о намерении предложить пост Верховного Главнокомандующего, но странным образом умолчал о самом факте такого предложения. В итоге, после «бурной вспышки эмоций», Алексеев принял только должность начальника штаба Верховного Главнокомандующего.[256]

Понять генерала довольно легко. Получив за день до визита Керенского гарантии своего премьерства, он неожиданно для себя увидел гораздо меньшие результаты и перспективы, поняв ошибку в расчетах. Согласие же возглавить штаб «главноуговаривающего» диктовалось стремлением сохранить не только кадры тайной организации и видимость собственной непричастности, но теперь и бывшего соперника как потенциального союзника. Ничтожность Временного правительства была понята окончательно, и уже 5 сентября Алексеев подал в отставку. Вскоре Керенский распустил Союз офицеров. Активисты заговора из Главного комитета были арестованы вместе с Корниловым, а многие участники столичной группы Сидорина и графа Палена некоторое время скрывались.[257]