Читать онлайн «Литовско-Русское государство в XIII—XVI вв.». Страница 4

Опора Войшелка — Шварн Даниилович и Василько: «нарекл бо бяшеть Василька отца собе и господина». С их помощью Войшелк обошел Литву, «городи же поймав и ворогы своя избив»{10}.

«Княжащу Войшелкови в Литве и Шварну»,«вместе воюют они с поляками». На защиту Галичины Шварн приезжает из Новгородка.

Дело Миндовга оказалось прочным и не погибло, поддержанное опорой в южнорусских силах.

При Войшелке и Шварне происходит русификация литвы, ее верхов, является идея «унии» литовского и русского народов. Государственность, подтачиваемая в русской среде раздробленностью и развитием удельщины, в литовской — не менее сильной раздробленностью отношений на живой основе первобытных отношений, слагается постепенно, с большим напряжением сил в борьбе народностей и местных сепаратизмов в среде каждой из них, постепенно слагается под давлением крайней нужды в объединении сил к самозащите, к защите права и возможности отдельных народностей на существование и на общественное и культурное самоопределение.

Но и сама опасность подчинения инородной культуре и власти постепенно выковывает эту новую государственность, особую по своему характеру. Опасность идет от немцев, от поляков, от венгров, от татар. Последние, по значительной отдаленности центров своей силы и вследствие рано начавшегося процесса разложения этой силы в судорожных смутах Золотой орды, играют роль значительной, но второстепенной силы, надвигающейся по временам грозно, но неспособной организовать прочно свое властвование над южной Русью. Грушевский даже сомневается в том, чтобы татарская дань систематически ежегодно собиралась с нее, настаивая, несколько, думаю, преувеличенно, на показательности того отсутствия сведений о ней, сколько-нибудь определенных, которое, действительно, поражает в русских источниках, и заподозривая точность западных свидетельств о ней.

Венгры, все более отвлекаемые своими австрийскими и балканскими отношениями от северо-восточного направления своей политики, также являются силой, выступающей в судьбах юго-западной Руси спорадически, осложняя их своим воздействием; но не венгерской силе этой было работать над созданием более или менее прочного уклада отношений в юго-западной Руси.

Немцы основали на побережье балтийском свое духовно-рыцарское государство, типично средневекового уклада, связанное со сложным зданием Священной Римской империи германской нации. Скорее, это не одно государство, а два, так как связь обоих Орденов — Ливонского и Прусского — никогда не была настолько прочной и глубокой, чтобы преодолеть до конца некоторый антагонизм между их интересами и различия в их политике по отношению к соседям. И эта немецкая орденская сила стремилась только, не достигая, к полному территориальному объединению своих прибрежных владений в упорной борьбе со жмудским племенем. Если бы это удалось, то задачей немцев стало бы создать, опираясь на крепкое приморское положение, значительное политическое целое путем подчинения литовского Hinterland’а.

Но, в сущности, обе задачи были разрешимы лишь одновременно и в связи: прочное преобладание у моря и объединение прибрежных владений требовали победы над литовскими силами, служившими опорой для сопротивления жмудинов, и над польскими силами, вступившими в непримиримую борьбу против расширения владений Прусского ордена к югу. В полной мере разрешить эту задачу Орден, ослабляемый внутренними раздорами между орденскою и епископскою властью, затем антагонизмом между рыцарскими силами и мещанством немецких городов, оказался не в состоянии. Но тяжелой тучей легла вековая борьба с ним на исторические судьбы Литвы, Польши, народов Прибалтики.

В таких условиях возникла тенденция к слиянию литовских и русских сил в осуществлении одной исторической и политической задачи. Литовско-русским было уже государство Миндовга. Здание первой литовской государственности было построено на русской (исторически и этнографически русской) территории; ее первым центром был русский Новгородом ставший Новгородком-Литовским. Начала организаций, военного дела, культуры, нужные для разрешения политических задач, были унаследованы строителями литовской государственности у русской народности, точнее, не унаследованы, а восприняты, вместе с вовлечением русских сил, признававших литовскую власть, в общую творческую деятельность.

Значение этих русских основ нового Литовского великого княжества сказалось особенно ярко по смерти Миндовга. Реакция литовских племенных сил, тянувших к сепаратизму и язычеству, сгубила Миндовга, но не разрушила его дела. Оно было восстановлено и поддержано Миндовговым сыном Вой-шелком, обруселым по религии и быту, с помощью русских сил из пинского Полесья и с Волыни, что привело к своеобразному соправительству Войшелка и Шварна Данииловича, которое отметил волынский летописец в формуле: «княжащу Войшелкови в Литве и Шварну».

Войшелка смерть отца вывела из монастыря. Свершив акт мести и восстановления отцовского дела, выдержав вместе со Шварном войны с поляками и заключив с ними мир, видимо в интересах волынских князей, «Войшелк да княжение свое зятю своему Шварнови, а сам опять восхоте прияти мниский чин». «Согрешил есмь, — говорил он Шварну, — много перед богом и человекы; ты княжи — а земля ти спасена». И Шварн «нача княжити в Литве»{11}.

Внутренний антагонизм в среде галицко-волынских Романовичей — между Львом Данииловичем и Васильком, к которому примкнул и Шварно, — привел к гибели Войшелка, которого Лев убил в монастыре «завистью», поясняет летописец, «оже бяшеть дал землю Литовскую брату его Шварнови»{12}. Дальнейшее поведение Льва, по-видимому, поясняет дело так, что Лев стремился овладеть Холмско-Белзской волостью Шварна, пользуясь уходом Шварна в Новгородок-Литовский, и требовал передела с этой точки зрения. По крайней мере, по смерти Шварна он захватил названную волость.

Шварн не надолго пережил Войшелка.

«Княжив же лет не много — и тако преставися»{13}.

Это все, что о нем знаем. Дальнейшие сведения о судьбах великого княжества Литовского до Гедимина крайне скудны, а в позднейших источниках перепутаны противоречивыми преданиями.

Попытка утвердить на великом княжении Литовском русскую династию не удалась и не могла удаться без опоры в объединенных силах южной Руси. А силы эти были разбиты княжими раздорами. Как ни силен был русский элемент в Литовском государстве, построенном на русской основе, но без такой опоры он не мог получить руководящего значения в дальнейшей организации его. И только мелькают черты мимолетной реакции в пользу этого русского элемента в эпоху Войшелка и Шварна, как, например, известия о русских князьях, двух Изяславах, в Полоцке и Витебске. По смерти Шварна власть перешла к литвину Тройдену (1270—1282 гг.), личность которого точнее выяснить не можем{14}.

Ненавистью дышит отзыв волынского летописца об окаянном и беззаконном, проклятом и немилостивом Тройдене, «его же беззакония не могохом описати срама ради». 12 лет отводит он на княжение Тройдена, упоминая о четырех его братьях, живших «во святом крещении, держаще правую веру христианскую»{15}. Преувеличенной и необоснованной представляется мне поэтому обычная характеристика Тройденова княжения как языческой реакции. Это реакция только против волынского влияния и попытки во времена Шварна взять в русские руки гегемонию в литовско-русских землях.

Враг Тройдена — Владимир Василькович волынский (Василько умер в 1271 г., через год по вокняжении Тройдена), а с Львом Данииловичем галицким Тройден жил «во велице любви», пока не началась между ними борьба за Дорогичин, причем Романовичи призывали на помощь татар. Время Тройдена не только не распад, а время прочной консолидации Литовско-Русского государства. Присоединение русских земель, переход княжих столов русских в литовские руки идет своим чередом. Мелкие русские князья-подручники литовской власти вытесняются литвинами. Так, на княжениях Черной Руси в 70-х и 80-х годах сидят литвины, в Полоцке в конце 60-х годов Ердень (грамота 1264 г.) и под рукою его какие-то русские подручники.

Судьба великокняжеской власти на Литве в последнее десятилетие XIII и в начале XIV в. затуманена сбивчивыми известиями, которые привели к представлению о существенной «смене династии», о новой династии Гедимина. Что в 90-х годах XIII в. власть переходит в руки литовских князей, от которых пошла эта новая династия, на это согласно указывает традиция, как ни слабо отразилась она в искаженных и отрывочных данных источников.