Читать онлайн «Скопин-Шуйский». Страница 66

Могли предвидеть воевода Василий Скопин-Шуйский, обороняя Псков в 1581 году, что спустя всего 28 лет его сын будет также сражаться за Псков, но не с поляками или немцами, а со своими же соотечественниками! Но, похоже, Шуйских, когда-то оборонявших их крепость, псковичи предпочли забыть.

Поразмыслив, Скопин решил отложить до времени покорение несговорчивых псковичей: ведь ему предстоял долгий и тяжелый поход на Москву — как написал автор «Нового летописца»: «подъем вскоре к Москве».

Гораздо успешнее, чем под Псковом, складывалась ситуация весной 1609 года на Волге. Разосланные Скопиным по разным городам отряды добились значительных успехов: воевода Никита Вышеславцев взял в апреле город Романов на Волге, вскоре к нему присоединились Углич, Владимир, Кашин, Пошехонье[470]. Это уже был второй шаг к Москве.

В апреле после тяжелых боев тушинцев изгнали из Ярославля. Примерно в это же время другой воевода, Давид Жеребцов, занял Кострому. Конечно, тушинцы не смирились с потерей таких крупных и стратегически значимых волжских городов, рати Лисовского еще не раз пытались выбить «мужиков» с Волги. Особенно тяжело приходилось ярославцам: их город, как они сами писали, «ворам… болнее всех городов» нужен. С 30 апреля по 5 мая тушинцы несколько раз ходили на приступ Ярославля, применяя все возможные в то время средства: «щиты, и с огнем, с смолеными бочками, с приметом и с вогнеными стрелами». Уже и острог был ими взят — некто Гришка Каловский, служка Спасского монастыря, предательски открыл врагам ворота, — и часть города они сожгли. Однако ярославцы и пришедшие к ним на помощь ратники из других городов стояли насмерть и острог отбили, многих тушинцев взяли в плен вместе с их осадными приспособлениями и знаменами. «Драка, — как писали сами ярославцы, — у нас ежечас».

Однако победу было праздновать рано, из перехваченных писем становилось ясно, что тушинцы ждут подкрепления. Просили помощи и сами ярославцы, прежде всего людьми, пушками, порохом и свинцом. Их отчаянные просьбы читали в письмах жители Соликамска и Вологды: «А и сами, господа, ведаете, что без людей и без наряду и каменный город яма…» Скопин прислал в Ярославль воеводу Федора Леонтьева, «а с ним русских и немецких многих ратных людей»[471].

Строгановы и устюжане слали необходимые пушки, зелье (порох), селитру, свинец, собирали посошные деньги, нанимали на них «вольных людей охочих»[472]. Конечно, платили «охочим людям» не как «немцам», намного меньше: один рубль на человека, — да к тому же городов и земель своим, в отличие от шведов, отдавать было не нужно. Присылали своих ратников северные города: Вологда, Белозерск, Устюг, Каргополь, Соль Вычегодская, шли отряды из Тотьмы, с Важи, Двины, из волжских городов Костромы, Галича[473]. Так, совместными усилиями, Ярославль все же отстояли.

И не только один Ярославль. К середине 1609 года многие верхневолжские города приняли сторону царя Василия. А уже и Скопин с наемниками подходил к Твери, из Нижнего Новгорода шел с «понизовской ратью» Федор Шереметев, из Смоленска двигались полки, посланные воеводой Шеиным… Царь не скупился на похвалы, благодарил за усердную службу и обещал пожаловать за радение таким «великим жалованьем, чего у вас и на разуме нет».

Сидевшие в московской осаде вместе с царем Василием люди роптали на своего правителя, называя его «орлу бесперу и неимущу клева и ногтей»[474], обвиняли в бездеятельности, — «скипетроносец же словом дая, делом же не производя, понеже велика беда царствующий град тогда обдержа»[475]. Оказавшиеся в осаде вместе с москвичами иностранцы досадовали и на промедление, по их мнению, Скопина и Шереметева. «…Это длилось так долго, что едва не пришел конец, ибо против всякого чаяния Москва больше года выдерживала осаду, пока эти освободители подходили к ней и соединялись вместе», — ворчал застрявший в Москве голландский купец Исаак Масса[476].

Когда же начали освобождать один за другим заволжские города, Москва наконец почувствовала облегчение: часть дорог, по которым в город приходило продовольствие, уже была освобождена, да и сами москвичи, насидевшись в осаде, начинали делать вылазки, о чем с радостью сообщали своим родным в письмах. «Государу моему батушку Несвитаю Филипьевичю сынишко твой Ивашка челом бьет. Буди, государь, здрав на многие лета, — писал своему отцу из Москвы в Пешехонье Иван Зайцев. — А похочешь, государь, про меня ведать, и яз, дал Бог, по девятую пятницу на Москве жив. Да пиши, государь, ко мне о своем здравье и про братию и про сестры»[477]. Конечно же в Москве только и говорили, что о Ярославле и его защите: «А у нас на Москве вас сказывают в Ярославле… Да отпиши ко мне про все подлинно, и которые убиты наша братия за вора в измене. А мы живем на Москве, дал Бог, здорово, и приходили на Духов день воры и литовские люди к Москве; и мы, прося у Бога милости, на них ходили и побили их на голову, а живых добре много взяли, и чаем у Бога милости и на врагов победы. Князь Михайло Васильевич идет со многими людми и с немцы, а ждем его с часу на час; а у вас то ведомо?» Оборона Ярославля и ожидание Скопина — вот главные события, о которых говорили и писали в то время в раздираемой войной стране.

О том, как успешно развиваются события в России, Скопин извещал Делагарди в записке, посланной 30 апреля. В ней он перечислял перешедшие на сторону царя Василия и освобожденные от тушинцев города, писал об успехах московского войска, которое разбило «воров и литовских людей» недалеко от Москвы, и о том, как уезжают от самозванца его приспешники обратно в Литву, распадаются ряды сторонников лжецаря. Все это должно было убедить шведского военачальника, а через него и короля Карла, что дела в Московском государстве идут на лад, осталось совсем немного — и победа будет за нами[478].

Похоже, наметившийся перелом касался не только военных действий и побед на поле боя, главное — города и уезды уже не стояли в стороне от борьбы, выжидая, кто из царей возьмет верх, а втягивались в общее дело, создавали земское войско, вооружали его и снабжали всем необходимым. Заканчивалась тревожная зима 1608/09 года. Весеннее обновление ожидало природу, и люди с нетерпением ждали избавления от зимних холодов и разлада Смуты.

В эту весеннюю пору Скопин с войском выступил из Новгорода…

После молебна в Софийском соборе, получив благословение митрополита Исидора, князь Михаил с теми воинами, с которыми он держал оборону Новгорода, «и с болшими с немецкими людми» под командованием Якоба Делагарди вышел 10 мая из Новгорода, чтобы идти на освобождение Москвы[479]. Когда-то посланец австрийского дипломата Сигизмунда Герберштейна резво проскакал 600 верст из Новгорода до Москвы за трое суток. Михаил Скопин придет в Москву спустя почти год — весной 1610 года, пройдя длинный путь, на котором его будут ждать потери во время кровопролитных сражений с тушинцами, измены наемников, пополнение войска отрядами ополченцев из заволжских и северных русских городов и, главное, освобождение городов от войск самозванца.

Впрочем, и в начале этого трудного и долгого пути никаких иллюзий относительно наемников Скопин конечно же не имел. Но хорошо вооруженные и опытные вояки были нужны сейчас, когда свое войско, большей частью еще не умелое и не обученное, только создавалось. И потому Скопин готов был вести длинные и любезные разговоры с Делагарди, преподносить ему дорогие подарки, писать благодарные письма шведскому королю Карлу и перед всем миром зачитывать его ответные послания. Если для освобождения от изменников, рвущих страну на части, нужно было бы каждый день писать королю, то Скопин готов был заставлять писцов и переводчиков ведрами изводить чернила, только бы дело шло на лад. Один в поле не воин — это Скопин хорошо усвоил, сидя запертым в Новгороде.

Помимо наемников и перебежчиков из тушинского лагеря, которые будут прибавляться в войске Скопина от города к городу и от победы к победе, пришли войска из Смоленска, посланные воеводой Шеиным. Правда, отряд был немногочисленным — всего три тысячи человек, но это были опытные воины под командованием воеводы Якова Барятинского и Семена Ододурова. Сводный отряд из городов Смоленской земли по дороге освободил Дорогобуж, Вязьму, Белую и с четырьмя трофейными пушками подошел к Торжку на соединение со Скопиным[480]. Скопин был рад приходу энергичного и решительного Якова Барятинского, с которым успешно сражался в 1606 году под Коломенским против отрядов Болотникова, да и на воинов его можно было положиться, — смоляне не в одном бою были проверены.